Разные годы жизни

Там темнота была рассечена лучами прожекторов, и по их ослепительной дорожке, как по лестнице, летели вверх мириады хлопьев. Сквозь их кружево можно было различить темные суетящиеся фигурки.

— Бедняги, даже юпитеры киношников их не спасли, — усмехнулся Бергманис, и в голосе его прозвучали нотки жалости и одновременно превосходства. — Теперь им уже не поспеть.

Спускаясь по лестнице с шестого этажа, Илиана опиралась на руку Фрейната. И уже в который раз за вечер подумала: «Какая сильная, надежная рука». Арвид с иронией в голосе сказал:

— Знаете, кого напоминает мне Бергманис? Пассажира, который знает, во сколько отходит поезд, но до последней минуты не успевает уложиться. А потом несется, не разбирая пути, лишь бы вскочить хоть в последний вагон. Не беда, что слетела шапка, соскочила галоша...

Прежде чем выйти на улицу, он неожиданно заявил:

— Мне неохота домой. А вам?

Илиана замялась. У Игната концерт. Потом он, конечно, придет домой. Будет ждать. Удивляться, куда она пропала. Беспокоиться.

Накрыть на стол она не успела. Кто мог знать, что работа затянется до полуночи? Она представила, как оба они будут сидеть за наспех собранным ужином. Игнат в очередной раз произнесет те же слова, что и всегда, поднимая бокал. Также улыбнется. Так же обнимет, ведя в спальню. «Пора бай-бай», — скажет он.

Это «бай-бай» заставило ее содрогнуться. И она ответила достаточно уверенно:

— Мне тоже не хочется.

— Тогда с этой минуты вы мне не начальница, а я вам не подчиненный. Идти нам некуда, да и незачем. Побродим просто так. Кстати, как вас зовут?

— Илиана.

— Красивое имя, необычное. А для меня вы будете... — Он оглядел шедшую рядом женщину с головы до ног. — Для меня вы будете Лиана. Тонкая, гибкая... настоящая лиана.

Он взял маленькую женщину за руку и повел, как ведет отец ребенка, держа его кулачок в пальцах, наклонившись, чтобы малышу не приходилось тянуть руку вверх, хотя самому ему идти так, сгорбившись, неудобно.

Они часто останавливались, провожая взглядом взлетавшие ракеты, переводя глаза на освещенные окна, на мерцающие за стеклами свечи. Они не подумали, что сейчас было бы лучше сидеть в тепле, в веселой компании. Новогодняя ночь, нереальная, словно пришедшая из сказки, заставила двоих на время утратить чувство действительности, забыть всех и вся и, ни о чем не думая, подчиниться ее странному волшебству. Если бы кто-нибудь сейчас сказал им: «Но эту ночь, со всей ее романтикой и необычностью, каждый ведь стремится провести дома, в семье», — они, вернее всего, просто не поняли бы этих слов. Семья? Да была ли она у каждого из них?

Улицы пустынны, но двое, как будто тайком условившись, избегали даже редких прохожих. Ни один ни о чем не спрашивал другого. Только однажды Арвид поинтересовался: «Ноги не замерзли?» Вопрос остался без ответа. Илиане не хотелось прерывать согласное молчание, которое на самом деле вовсе не было молчанием: они понимали друг друга без слов, звуки в эту ночь были бы лишними, они безвозвратно прогнали бы колдовство, шедшее за ними по пятам и все плотнее окутывавшее их тонким, наверное сотканным из снежных хлопьев, покрывалом. Странно: она была маленькая, он — крупный, но оба делали одинаковые шаги, как если бы невидимый механизм согласовывал их движения. Неожиданно нагрянувший северный ветер разорвал пелену туч, почти мгновенно она превратилась в лохмотья, а между ними все чаще стало проступать холодное небо с белыми точками звезд. И если бы кто-нибудь взглянул со стороны на двух чудаков, то, вероятно, не удержался бы от вопроса: «Как это случается, что чужие люди становятся родными и неразделимыми?»