Разные годы жизни

На закате Олаф с Ингой стояли обнявшись у лесной хижины и не видели, что за ними наблюдала хромая лесничиха. Три дня на острове счастья пришли к концу.

— Спасибо тебе, — сказал Олаф. — Спасибо за то, что ты есть.

— И я благодарю тебя. И особенно, наверно, за то, что поняла: мне хочется жить только для того, чтобы греться подле тебя, чтобы ждать тебя, зная, что ты обязательно придешь. Я хочу слышать, как ты дышишь во сне. Я не жажду ни славы, ни денег. Мне надо совсем немного: только делать то, чего хочешь ты. Я напишу поэму, и она будет начинаться словами: «Ты мой хлеб и мой воздух...»

— Но у нас есть обязанности перед другими — перед теми, кого мы приручили.

— Понимаю. Но люди не должны жить без любви. И никогда не поздно предаться ей.

— Нас обвинят в аморальности.

— Но не аморально ли — жить с чужим и нелюбимым?

Старая хромая лесничиха стояла за кряжистым дубом и вслушивалась в разговор людей. Ей хотелось помочь им, но даже она, мудрая и справедливая, не знала, как это сделать: превратить их в молодых и увлеченных, ошибающихся на каждом шагу, или оставить пожилыми, когда рассудок преобладает над сердцем и страшно трудно отказаться от знакомого и привычного.

Когда Олаф и Инга зашагали в сторону города, старая, хромая, уродливая лесничиха — она же прекрасная, мудрая фея — воскликнула так громко, что эхо сбило мартовские сосульки:

— Люди, берегите чудо Любви!

СОДЕРЖАНИЕ