Стратегическое мышление в бизнесе. Технология «Векторное кольцо»

«Философское животное»

Не секрет, что моим любимым философом является Людвиг Витгенштейн. Поэтому в моём рабочем кабинете, в квартире буквально стада носорогов. Каких-то из них я купил сам, но большинство — это подарки моих друзей.

Вы спросите, какая связь между Витгенштейном и носорогами? А связь действительно есть, и лично для меня она весьма символическая.

Витгенштейн — фигура странная, во многом противоречивая, а в жизни он был и вовсе невыносим. Рассказывают, что однажды он навестил свою родственницу в больнице и поинтересовался, как она себя чувствует.

Дама обладала хорошим образным мышлением и ответила ему:

— Как собака, попавшая под грузовик…

— Вы не можете знать, как чувствует себя собака, попавшая под грузовик! — буквально выкрикнул ей в лицо Витгенштейн и тут же ретировался, гневно хлопнув дверью.

Когда же его самого сбила машина, а он шёл в этот момент с одним из своих коллег и что-то сосредоточенно ему объяснял, философ просто поднялся на ноги и как ни в чём не бывало продолжил свои рассуждения равно с того места, на котором его прервало столкновение с автомобилем.

Легенды складывают о том, как Витгенштейн чуть не избил кочергой знаменитого философа Карла Поппера во время семинара в Кембриджском университете. Так, кстати сказать, появилось выражение «кочерга Витгенштейна», которая символизирует борьбу этических норм с интеллектуальной строгостью.

Ну а носорог… Больше всего доставалось от Витгенштейна другому философу — блистательному Бертрану Расселу, и, строго говоря, это «носорог Рассела», а не Витгенштейна.

Рассел был по-настоящему культовой фигурой своего времени, интеллектуалом, лауреатом Нобелевской премии по литературе. Но первая же их встреча с Витгенштейном прошла со скандалом.

Молодой Людвиг буквально с порога, забыв представиться и не рассказав, что прибыл по рекомендации Готлоба Фреге, подверг мэтра невообразимой, по крайней мере по ощущению самого мэтра, критике.

«Мой немецкий инженер, я думаю, дурак, — чуть позже писал Бертран Рассел своей подруге леди Оттолайн Моррелл. — Он считает, что ничто эмпирическое непознаваемо. Я сказал ему, чтобы он признал, что в комнате нет носорога, но он не признал этого».

Рассказывают, что когда этот спор возобновился во время лекции, уязвлённый Рассел устроил из своей, как ему казалось, шутки с носорогом целый спектакль — он театрально ходил по лекционному залу, заглядывал под все столы и спрашивал слушателей: «Что, есть тут носорог? Нет?! Как, тут нет носорога?! Не может быть! Что ж, пойдём дальше, поищем…»

Впрочем, попытка смутить Витгенштейна — затея наивная и крайне самонадеянная, даже для Рассела. Его «студент» продолжал упрямо настаивать на своём:

— Я не говорю, что здесь есть носорог. Я говорю лишь то, что вы не можете быть уверены, что в этой комнате нет носорога!

Вот строгость мышления в чистом виде: мы всегда должны помнить, что наши представления о реальности и реальность — это вовсе не одно и то же.

Напротив, модель чего-то никогда не может быть этим «чем-то», это всегда что-то другое. Так и карта, полностью совпадающая с территорией, будет этой самой территорией, а вовсе не её картой.

В своих «Философских исследованиях» Витгенштейн пишет: «Из того, что мне — или всем — кажется, что это так, не следует, что это так и есть».

Кажется, это лишь повтор древней мудрости Сократа: «Я знаю, что ничего не знаю. Хотя другие не знают даже этого».

Но вчитаемся в продолжение этой фразы у Витгенштейна: «Но задайся вопросом: можно ли сознательно в этом сомневаться?»

И в самом деле, как усомниться в реальности того, что нам кажется настоящим? Да уж, представить себе носорога, притаившегося в квартире профессора Рассела или в лекционном зале Кембриджа, куда легче!

Каким же образом нам поддерживать контакт наших ментальных моделей с реальностью? К сожалению, ничего лучше, чем «обратная связь» (проверка гипотезы практикой), до сих пор придумано не было. С другой стороны, придумано о ней было куда больше, чем мы привыкли об этом думать.

В 2014 году профессор теоретической физики, знаменитый популяризатор науки Митио Каку опубликовал книгу с амбициозным названием «Будущее разума. Научный способ понять, улучшить и расширить возможности разума».

В ней он сформулировал «пространственно-временную теорию сознания», суть которой заключается в том, что сознание представляет собой процесс создания моделей мира с использованием множества обратных связей по разным параметрам.

Митио Каку приводит простую и достаточно изящную, на мой вкус, аналогию — кондиционер с термостатом. Кондиционер работает, пока не будет достигнута определённая температура, и останавливается, получив обратную связь, что это произошло. Ну и заново включается, когда получает обратную связь о том, что температура перестала отвечать заданной.

Обратная связь — это механизм существования всех «живых» систем, причём самого разного уровня.

Так, эволюционная теория Чарльза Дарвина объясняется той же обратной связью: если мутация способствует выживанию вида, то она сохраняется, если нет — выбраковывается вместе с носителем.

Любая экосистема — например, количество бактерий разного типа в вашем кишечнике — определяется обратными связями между колониями этих бактерий. Наконец, жизнь любого организма — это одни сплошные обратные связи.

Так что Митио Каку прав: чем больше и чем разнообразнее будут петли обратной связи конкретной системы, тем более разумной и осмысленной мы можем её считать.

Впрочем, значительно раньше него, и опережая даже основателя кибернетики Норберта Винера, к более интересным выводам по поводу «обратной связи» пришёл наш выдающийся соотечественник, академик Пётр Кузьмич Анохин, автор теории функциональных систем.

Сразу должен предупредить, что схема его главного детища выглядит страшновато, а о термины, которые он использует, можно и язык сломать (чего стоит только «акцептор результата действия»). Но на самом деле всё не так драматично, как кажется на первый взгляд.