Стратегическое мышление в бизнесе. Технология «Векторное кольцо»

Совет в Филях

Исторический военный совет в Филях Михаил Илларионович Кутузов собрал 13 сентября по старому стилю, пригласив на него генералов Беннигсена, Барклая-де-Толли, Дохтурова, Остермана-Толстого, Ермолова, Уварова, Раевского, Коновницына и полковника Толя. Генерала от кавалерии Платова «пригласить забыли», однако он прибыл — пусть и с большим опозданием.

Михаил Богданович Барклай-де-Толли, согласно «Запискам» генерала Ермолова, начал говорить первым: «Позиция весьма невыгодна, дождаться в ней неприятеля весьма опасно; превозмочь его, располагающего превосходными силами, более нежели сомнительно. Если бы после сражения могли мы удержать место, но такой же потерпели урон, как при Бородине, то не будем в состоянии защищать столь обширного города. Потеря Москвы будет чувствительной для государя, но не будет внезапным для него происшествием, к окончанию войны его не наклонит. Сохранив Москву, Россия не сохраняется от войны жестокой, разорительной; но сберегши армию, ещё не уничтожаются надежды Отечества, и война, единое средство к спасению, может продолжаться с удобством. Успеют присоединиться в разных местах за Москвою приуготовляемые войска; туда же заблаговременно перемещены все рекрутские депо. В Казани учреждён вновь литейный завод; основан новый ружейный завод Киевский; в Туле оканчиваются ружья из остатков прежнего металла. Киевский арсенал вывезен; порох, изготовленный в заводах, переделан в артиллерийские снаряды и патроны и отправлен внутрь России».

Генералы Беннигсен и Дохтуров оспорили это мнение, утверждая, что позиция довольно тверда и что армия должна дать новое сражение. Генерал Коновницын высказался за то, чтобы армия сделала ещё одно усилие, прежде чем решиться на оставление столицы, и предложил атаковать французов, где бы они ни встретились. Его поддержал генерал Раевский.

Сам Алексей Петрович Ермолов писал о своём мнении: «Не решился я, как офицер, не довольно ещё известный, страшась обвинения соотечественников, дать согласие на оставление Москвы и, не защищая мнения моего, вполне не основательного, предложил атаковать неприятеля. С неудовольствием князь Кутузов сказал мне, что такое мнение я даю потому, что не на мне лежит ответственность».

То, что вступление в новое сражение было бы делом весьма ненадёжным, все понимали. В распоряжении русской армии было 90 тысяч штыков, но только 65 тысяч регулярных войск, 6 тысяч казаков, а остаток состоял из рекрутов и ополчения. Более 10 тысяч человек не имели даже ружей и были вооружены пиками. У Наполеона же было 140 тысяч человек, добивавшихся победы за победой. С другой стороны, никто не хотел брать на себя такую ответственность перед государем императором.

Разногласие же членов совета дало Михаилу Илларионовичу полную свободу отвергнуть все предложения, поскольку не было ни одного, совершенно лишённого недостатков. Так что он не согласился с теми, кто хотел дать французам бой, и с Барклаем-де-Толли, что надо отступать в сторону Санкт-Петербурга.

Далее он произнёс ставшие классическими слова: «С потерей Москвы не потеряна Россия. Первой обязанностью поставляю сохранить армию», — и приказал готовиться к отступлению. «С приличным достоинством и важностью выслушивая мнения генералов, — пишет А. П. Ермолов, — не мог он скрыть удовольствия, что оставление Москвы было требованием, не дающим места его воле, хотя по наружности желал он казаться готовым принять сражение».

По воспоминаниям современников, у Михаила Богдановича не сложились отношения с князем Кутузовым, человеком «совершенно другого склада характера и поведения». Трудно, наверное, иначе описать отношения конструктора (Барклая-де-Толли) и центриста-рефлектора (Кутузова), но нельзя не признать их взаимодополнения.

Михаил Илларионович разыграл эту партию как по нотам, проявив то самое — стратегическое — видение. С одной стороны, он принял в расчёт логику Барклая-де-Толли, но, с другой, учёл реакцию государя на это решение, поэтому принял это непростое решение «коллегиально», не возложив ответственность ни на кого персонально.

Всех генералов разом не снимут, а так можно будет воспользоваться возможностями, о которых говорил в своём выступлении Михаил Богданович (дать французам окоченеть в пустой Москве, а тем временем скопить силы и дать бой), как ресурсом для собственной будущей победы, а возможностью отступить, о которой говорил Барклай-де-Толли, — как ресурсом для укрепления своих позиций как «непобедимого» фельдмаршала.

Возможности — как ресурсы, ресурсы — как возможности. В итоге всё выходило так, что Барклаю-де-Толли пришлось записать на себя ещё одно «поражение», а Кутузов получал все шансы спасти Россию даже после сдачи Москвы. Что тут скажешь, блестящий стратег!

Стратегия — это вовсе не те цели, которые вы для себя определяете. Да, само по себе это важно: нужно уметь ставить цели — формулировать, определять критерии достижения результата, но целеполагание и стратегия — совсем не одно и то же.

Цель — это, можно сказать, центр тяжести, который вы порождаете внутри системы, стягивая к этому центру имеющиеся у вас ресурсы и возможности.

Однако же увидеть эти ресурсы и эти возможности — как раз задача системного мышления. Именно поэтому без стратегического видения вы потратите слишком много сил на достижение своих целей, а задачи, которые вы будете решать в процессе на пути к ней, грозят превратиться в самый настоящий кошмар с печальным названием «день сурка».

Стратегическое мышление, иными словами, — это создание такой ментальной модели, в рамках которой вы видите те возможности и ресурсы, которые потенциально содержит в себе данный аспект реальности, та предметная область, которую вы с помощью данной карты описываете.

Представьте себе врача, который обследует больного, ставит ему диагноз и назначает лечение. Кажется, что тут всё просто: симптомы, анализы, лечение. Но на самом деле хороший врач — это всегда специалист по стратегии. Когда врач вас обследует, он изучает не симптомы, нет. Он пользуется очень сложной моделью организма, его органов и систем, с одной стороны, и не менее сложной системой знаний о возможных болезнях.

Все наши органы (мозг, сердце, щитовидная железа, желудок, кишечник, поджелудочная железа, печень и т. д.) и системы (нервная система, сердечно-сосудистая система, желудочно-кишечный тракт, эндокринная система и т. д.) — это, образно говоря, узлы этого автомобиля (двигатель, коробка передач, рессоры, тормозные диски и т. д.) и его системы (топливная система, тормозная, трансмиссия и т. д.).

Организм отличается тем, что он на много порядков сложнее, у него несоизмеримо больше количество перекрёстных отношений и взаимных влияний между системами. Наконец, каждый человеческий организм имеет множество индивидуальных особенностей — так называемых «вариантов нормы».

Впрочем, есть и ещё одно существенное отличие — наш организм нельзя, как автомобиль, чуть что, взять и разобрать по частям, чтобы понять, что в нём на сей раз поломалось (большинство исследований и анализов являются лишь косвенными свидетельствами тех или иных нарушений).

Но хороший врач знает, как вся эта система работает, причём в зависимости от нагрузок, тех или иных состояний, возраста и т. д. На одно изучение этих процессов уходит как минимум половина всего времени, которое студент-медик проводит в стенах специализированного вуза.

С другой стороны, наше состояние здоровья зависит от множества факторов: генетических, инфекционных, ранений и травм, воспалительных, аллергических и онкологических процессов, а также различных видов дезадаптации и декомпенсации и связанных с ними функциональных расстройств. В общем, имя всему этому безобразию — легион.

Теперь представьте, что у вас с одной стороны знание об организме, с другой — знание о возможных причинах, приведших человека в конечном счёте на врачебный приём. Это, как не трудно понять, система с огромным множеством вероятных траекторий развития событий, что является не «проблемой», как можно было бы подумать, а целым веером различных вариантов решений.

Стратегическим решением будет не бороться с конкретным симптомом, а учесть, какое взаимодействие этих систем приближает нас к желаемому результату. Именно во взаимодействии этих «систем» — и не важно, о каких идёт речь, о медицинских или бизнесовых — и есть ключ к разгадке.

Наша задача — не просто воздействовать на конкретную проблему, а повлиять на одну из этих систем так, чтобы её изменение привело к желаемым изменениям в третьей, а всё вместе обеспечило нам устойчивое развитие. Именно это и есть настоящее стратегическое видение, о технологии которого мы будем говорить в следующей главе.