Вояжёр

— Вас понял, Святослав Андреевич, — посмурнел Ливай, который все больше хмурился во время моего краткого пересказа событий. — Спасибо.

— Место они выбрали плохое, — вмешался в разговор коллега сержанта.

— Почему? — задал я логичный вопрос.

— Кхм… — съежился под взглядом долговязого Ливая офицер Раймонд, коренастый напарник сержанта, — в собор первыми стали ходить строители центральной станции, здесь неподалеку. Из которой еще ходят поезда до реки Ату и города Кисуму…

— Знаю такую, — процедил я сквозь зубы, вновь вспомнив о недавнем нападении на поезд, где Фэйт могли запросто убить. С этими пустынными разбойниками точно нужно будет что-то делать. Знать бы еще только, что именно.

— …так вот, — слегка замялся Раймонд, подбирая слова, — место, получается, совсем нехорошее. Те же тоже были железнодорожники, получается…

После этого офицер замолчал и бросил быстрый взгляд на коллегу, видимо посчитав сдержанное мной раздражение адресованным ему. Неловкое промедление нарушил Ливай.

— Мы вернемся к машине, Святослав Андреевич, — сказал сержант и козырнул мне правой рукой, — Благодарю за информацию.

— Без проблем, — ответил я ему тем же жестом, — берегите себя.

Полицейские быстрым шагом направились в сторону одного из переулков, ведущих с площади на юго-восток, по направлению к железнодорожной станции и национальному музею Найроби. Со своей позиции я не мог разглядеть полицейский транспорт, но уверен, что за время нашего пребывания на площади вокруг нее собрались и автомобили местных сил правопорядка, и машины Иностранного корпуса.

О чем я не предупредил своих коллег, так это о том, что у отрядов быстрого реагирования были свои радиочастоты, чтобы лишний раз не занимать общий канал, настроенный для экстренной связи. Надеюсь, что нас и дальше будет успокаивать его блаженная тишина.

— Продолжаем движение? — оторвала меня от наблюдения за двумя удаляющимися фигурами Василиса, которая была сегодня на удивление спокойна и собрана.

— Так точно, — произнес я, слегка улыбнувшись девушке, — нечего на одном месте топтаться.

Мы медленно двинулись севернее, проходя между рядов расступающихся перед нами людей. Справедливости ради, весь наш хваленый контроль ситуации представлял собой топтание на одном месте в течении нескольких минут и наблюдении за поведением людей, собравшихся у собора. Затем мы двигались на несколько десятков метров против часовой стрелки и вновь останавливались.

Такой своеобразный цикл, который будет продолжаться до поступления иных распоряжений по рации. Именно поэтому Ливай, знакомый с общими для имперских служб протоколами, ловко подловил нас, пока мы ожидали положенное время без движения. Впрочем, понять сержанта можно. Если для Святослава Львова эта земля и эти люди должны были являться чужими, то Ливай вполне мог видеть знакомые лица среди толпы.

Я всматривался в движения и лица людей, но пока не видел в них агрессии. По краям площади было не так тесно, как, например, ближе к ее центру, поэтому здесь кенийцы курили, сдержанно улыбались и переговаривались между собой. Люди постарше не обращали на кружащих вокруг них офицеров никакого внимания и щурили глаза под лучами солнца, спешащего спрятаться за горизонтом.

Некоторые из них держали за руки детей. У них, как и у многочисленных подростков, на нас была немного другая реакция. И если детвора в основном разглядывала нашу полевую форму с откровенным любопытством, то молодые люди косились на офицеров корпуса и полицейских с опаской.

Несмотря на экстраординарную ситуацию в виде происходящей на площади демонстрации, наш квад, как и многие другие отряды, вырвали со службы и бросили сюда днем, когда начал стремительно вырисовываться масштаб происходящих событий.

Одним из указаний была экипировка: солдатам корпуса, находящимся в непосредственной близости к эпицентру протеста, было приказано явиться не в защитных комбинезонах и с винтовками наперевес, а облачиться в полевую форму и ограничиться малым по размеру оружием, в основном пистолетами.

К тому же, пистолет и без того являлся частью подобного облачения: солдат никогда не должен находиться без оружия, даже в городе. Что примечательно, частью формы являлся легкий бронежилет. Поэтому совсем без защиты мы не оставались никогда. Зато никого не провоцировали видом боевой выкладки.

— Стоп, — скомандовал я, когда мы дошли до края площади на северо-востоке.

Мы остановились, и я начал мысленный отсчет до начала следующего монотонного цикла. Однако всю монотонность прервали несколько знакомых фигур, которые я заметил на небольшом отдалении от себя. Трое мужчин, как на подбор одетых в рваные потертые джинсы и поношенные кожаные куртки. Учитывая вполне теплую погоду, подобная приверженность определенному стилю всех трех человек могла бы вызвать вопросы, но несколько особенностей их внешнего вида все вопросы снимали: бандана, борода и по-прежнему смурное лицо. Байкеры.

Старый Кобэ, (глубокие морщины на его лице, казалось, никогда не разглаживаются), держал в руках бумажный пакет, из которого торчало только горлышко бутылки. Не стоило труда догадаться, что байкер прикладывался к бутылке отнюдь не лимонада, но, учитывая сложившееся столпотворение, вряд ли кто-то из полицейских станет придираться к старику из-за подобной мелочи. Да и формальности опытный мотоциклист соблюдает, арестовывать его не за что.

Оби, в своей бессменной черной бандане с черепами, о чем-то увлеченно переговаривался с Кобэ, активно жестикулируя, но тот лишь изредка пожимал плечами и делал небольшие глотки горячительного. Во время очередного жеста самокрутка в руке байкера в бандане описала замысловатый пируэт перед хмурым лицом товарища, однако тот лишь слегка поморщился, не обращая внимания на дым.

Оба мотоциклиста стояли лицом ко мне, но не обращали на нас с Васей никакого внимания. На площади было слишком многолюдно, чтобы двое солдат Иностранного корпуса выделялись. А вот Барка, третий байкер, стоял ко мне спиной, и я не мог видеть выражение его лица. Зато даже отсюда можно заметить края его окладистой черной бороды. Интересные персонажи, ничего не скажешь. У каждого из этой троицы прямо-таки свой товарный знак.

— Время, — закончился отсчет в моей голове, который никак не мешал рассматривать людей вокруг на предмет возможной угрозы, — Начинаем движение.

Ехидна слегка кивнула, и мы вновь тронулись с места. Протокол есть протокол. Чтобы создать хотя бы видимость контроля за демонстрацией, без движения мы были всего три-четыре минуты. По-настоящему надзирать за каждым из тысячи протестующих попросту невозможно.

Я продолжал рассматривать людей, отмеряя полтора-два десятка шагов до следующей остановки. Но в этот момент, словно в подтверждение моих предыдущих мыслей, я заметил короткое синее свечение боковым зрением. Повернув голову, мой взгляд упал на худую фигуру невысокого парня, одетого в синие джинсы и черную толстовку.

Его лицо скрывал капюшон, но подозрительным было не это. Он просто стоял без движения, опустив руки по швам. Люди вокруг говорили и слушали, сердились и улыбались, останавливались и двигались. Какой бы однородной не была толпа, она не оставляла никого расслабленным, безэмоциональным. Равнодушным.

Еще и странное свечение то ли синего, то ли голубого цвета. Я переводил взгляд на людей вокруг парня, стараясь не выпускать того из поля зрения… мне же не могла просто померещиться магия в лучах заходящего африканского солнца?

— Командир, у меня подозреваемый, — сказал я в рацию, предварительно переключившись на другую частоту, чтобы полиция галопом не понеслась ловить юркого паренька, который легко скроется в толпе или прилегающих переулках, — Разрешаешь преследовать?