Разведчицы и шпионки - 2

Работа начала развертываться. Ею руководил надежный помощник Дзержинского Артузов.

Из Ревеля поступило сообщение, что в Москву направляется супружеская пара Шульц, имеющая полномочия от самого Кутепова, который их хорошо знает по «Союзу галлиполийцев». Они должны прибыть к Стауницу.

И Артузов и Стауниц понимали, что эти люди едут в качестве контролеров и каждый по-своему опасался их. В то же время создавалась возможность установить через них прямые связи с Кутеповым и, более того, проникнуть в возглавляемый им РОВС.

Своим первым впечатлением о Марии Стауниц поделился с «напарником», чекистом Зубовым:

— Психопатка, с бледным лицом, судорожно сжатыми губами и широко открытыми горящими глазами. Призналась, что является племянницей Кутепова и ее настоящая фамилия Захарченко.

В материалах по делу «Треста» прибывшая пара получила кличку «Племянники». Они попали в цепкие объятия чекистов, и если раньше Мария в какой-то степени сама управляла событиями, то теперь, не сознавая этого, она на какое-то время стала игрушкой в чужих руках.

Она рвалась к активным действиям, к диверсиям, к террору. Чтобы не допустить этого и как-то занять «Племянников», им нашли дело: сняли для них ларек на Центральном рынке, где они, торгуя сахарином, одновременно исполняли роль «почтового ящика» — получали пакеты для «Треста» от сотрудников польского и эстонского посольств и передавали им пакеты «Треста». Кроме того, Стауниц поручал Марии шифровку писем, отправляемых за границу. Это была нелегкая, требующая усидчивости и отнимающая много времени работа, но «Племянников» надо было не только нейтрализовать, но и заставить действовать на пользу «Треста».

Естественно, было сделано все, чтобы в глазах «Племянников» «Трест» выглядел мощной, влиятельной, хорошо законспирированной организацией. Им устроили встречу с самим Якушевым, они оказывались свидетелями загадочных телефонных звонков Стауница, его таинственных переговоров с какими-то людьми в закрытой комнате.

Все это не могло не произвести впечатления, и «Племянники» направили в Париж Кутепову донесение с восторженным отзывом о работе «Треста». Но в то же время появился и тревожный сигнал: Стауниц подслушал и пересказал Зубову разговор супругов о том, что втайне от «Треста» они собираются совершить диверсию. Кроме того, хотя Мария и направляла через «Трест» восторженные письма Кутепову, у нее сложились и свои взгляды на эту организацию. В доверительном разговоре она сказала Стауницу:

— «Трест» должен существовать только до переворота. А когда он произойдет, вернется Кутепов, который не станет считаться ни с Якушевым, ни с его идеологией, и наведет в России должный порядок.

Тем временем в Париже произошли важные изменения. Под руководство Кутепова полностью перешел Российский общевоинский союз (РОВС), объединяющий двадцать пять тысяч белогвардейских офицеров. Некоторые современные историки утверждают, что это была благотворительная организация, занимавшаяся трудоустройством и оказанием материальной помощи офицерам-эмигрантам. Но это не так. Документы подтверждают, что хотя благотворительность и не была чужда РОВСу. это была организация, активно занимавшаяся подрывной деятельностью и стремившаяся заслать в Россию, и прежде всего через «Трест», свою агентуру — террористов и диверсантов. Поэтому особое значение приобрела роль Марии Захарченко-Шульц как главной представительницы Кутепова в России. Она стремилась взять под свой контроль не только Москву, но и Петроград.

Таким образом, интересы Артузова и Захарченко временно совпали. Он стремился удалить Марию из Москвы, она рвалась в Питер. И когда однажды вечером Якушев сообщил ей, что решено направить ее с Радковичем в Петроград для связи с петроградской группой, она впервые радостно улыбнулась.

В этот вечер у нее имелось и другое основание для радости: Якушев, узнав, что она не венчана с Радковичем, выразил наигранное возмущение, уговорил их обвенчаться, и сам был посаженым отцом на свадьбе. А поездка в Петроград стала его свадебным подарком.

Но командировка Марии оказалась неудачной. На явочной квартире ее не приняли, а глава действительно существовавшей монархической организации, которому Якушев позвонил и сказал пару слов о ненадежности Марии, отказался от встречи с ней.

Единственно, что ее радовало — наладившаяся переписка с Кутеповым, из которой следовало, что «Тресту» доверяют и на него делают основную ставку. Доказательством этого послужило приглашение Якушева и Захарченко в Париж на встречу с Кутеповым. В июле 1925 года через «окно» они перешли границу Польши.

Когда пробирались через лес, когда ночью, затаившись, ждали прохода пограничников, когда, казалось, опасность подстерегала со всех сторон, Мария чувствовала себя в своей тарелке, впервые вдохнув воздух настоящей боевой жизни после опостылевшего сахаринного ларька на Центральном рынке или унылого ничегонеделания на даче в Лосиноостровской, куда ее с мужем недавно поселили. Он тоже стал надоедать ей. «Вечно полупьяная размазня, — думала она, сидя в кустах. — Вот Стауниц — это другое дело, волевой, деятельный, всегда занятый. И вообще…» Ее мысли прервал сигнал проводника.

До Парижа добрались без помех. Там разместились в разных гостиницах. Весь день Мария разыскивала Кутепова. Куда бы не заявлялась, везде: «Он только что ушел». Легла спать ни с чем.

Утром заявилась к нему на квартиру, вытащила из постели.

— Дядюшка, где вы шляетесь? Вам надо учиться у «Треста», там настоящие герои. Мы по пути в Париж рискуем головой, пять верст ползем на брюхе, ждем пули от пограничников. А вы здесь по кабакам да по бабам. Вы помните войну, тех, кто кормил вшей на позициях, и тех, кто гулял по ресторанам, отсиживаясь в штабах? Как мы ненавидели эту штабную сволочь! Хотите, чтобы и вас ненавидели?

Кутепов усмехнулся:

— Ну, иди ко мне, Машенька, я тебя расцелую. Вот ты у нас и есть настоящий герой!

Тот, кто знал Марию, не узнал бы ее сейчас. Она вся светилась радостью, сияла и влюбленными глазами смотрела на своего кумира, Александра Павловича Кутепова.

Мария отвезла генерала к Якушеву, они переговорили, а на другой день Якушев имел аудиенцию у самого великого князя Николая Николаевича. Репутация «Треста» была подкреплена.

Обратный путь до Москвы прошел без происшествий.

После возвращения из Парижа Мария Захарченко получает новое, теперь уже самостоятельное поручение от руководства «Треста», не зная, что выполняет задание Артузова.

Дело в том, что руководство ВЧК — ОГПУ приняло решение заманить в СССР давнего врага советской власти Сиднея Рейли, еще в 1918 году приговоренного к расстрелу за участие в мятеже Локкарта. Его требовалось обезвредить, так как от общих слов о борьбе с большевиками он решил перейти к террору и предпринял кое-какие конкретные шаги.

Мария Захарченко и Григорий Радкович под фамилией супругов Красноштановых легально выехали за рубеж. Они встретились в Париже с Рейли и ознакомили его с деятельностью «Треста» как главной опоры контрреволюционных сил в России. Рейли заинтересовался возможностью использовать «Трест» в своих целях. Правда, Мария сказала, что «Трест» террором не занимается, но Рейли решил, что нужно иметь базу и надежных людей, а уж как их привлечь к выполнению своих целей, он и сам разберется.

Из Парижа супруги Красноштановы переехали в Гельсингфорс. От имени «Треста» они связались с финской разведкой и провели переговоры об организации «окна» на финско-советской границе. Тем временем велась работа по склонению Сиднея Рейли к поездке в Москву. Главную роль в ней сыграл Якушев. Марии досталась вспомогательная: на собственном примере показать, что пересекать советскую границу вполне возможно и не представляет опасности.

Когда Рейли приехал в Хельсинки, Мария убеждала его:

— Я слабая, маленькая женщина, не раз ходила через «окна», и, как видите, ничего со мной не случилось. А вы, джентльмен… Тем более что ваше присутствие вдохновит наших людей, да и вам поможет.

Якушев окончательно убедил Рейли, и в ночь на 26 сентября 1925 года он отправился в путь. Обстоятельства его ареста и дальнейшая судьба хорошо известны, напомним лишь, что 5 ноября 1925 года приговор, вынесенный ему в 1918 году, был приведен в исполнение. До последней минуты Рейли надеялся, что его выпустят или обменяют на кого-либо.

(Когда я работал в архиве, мне довелось познакомиться с делом Рейли. В нем сохранились записи, сделанные им в тюремной камере. Интересно, что они носят характер заготовок для будущих мемуаров. — И. Д.).

Исчезновение Рейли вызвало панику.

Мария Захарченко 29 сентября направила Стауницу телеграмму: «Посылка пропала. Ждем разъяснений». А в письме Якушеву она жаловалась: «Мучительная, щемящая тоска и полная неизвестность… У меня в сознании образовался какой-то провал… У меня неотступное чувство, что Рейли предала и убила лично я… Я была ответственна за «окно»… Для пользы дела прошу взять нас или хотя бы меня на внутреннюю работу».

Неприятные минуты Марии пришлось пережить, когда в Гельсингфорс приехала жена, теперь уже вдова Сиднея Рейли. Ее пришлось убеждать, и небезуспешно, в непричастности «Треста» к гибели Рейли. Она поместила в «Дейли-Экспресс» траурное извещение о смерти мужа, но все время порывалась ехать в Россию, чтобы отыскать его или его могилу. Мария с трудом отговорила ее.

Благодаря принятым мерам доверие к «Тресту» не было подорвано, и вскоре с его помощью и с участием Марии провели еще одну, на этот раз вполне бескровную операцию.

В конце 1925 года нелегальную поездку в СССР решил совершить Василий Витальевич Шульгин, видный монархист, бывший депутат Государственной Думы, один из тех, кто принял отречение Николая II. Шульгин не ставил перед собой никаких политических задач, цель его поездки была вполне мирной: отыскать своего сына, пропавшего без вести во время гражданской войны.

Руководители операции «Трест» Менжинский и Ар-тузов решили, что поездка Шульгина под эгидой «Треста» никакого вреда не принесет, а польза будет велика. Во-первых, подтвердится существование и реальная сила «МОЦР — Треста», а во-вторых, впечатления Шульгина, его размышления о том, что он увидел в России в 1925–1926 годах — а это были годы наибольшего процветания нэпа — могли бы открыть глаза многим эмигрантам на те положительные перемены, которые произошли в России.

Шульгину была устроена «зеленая улица» — надежное «окно» на границе, надежное сопровождение по всему маршруту, интересные встречи.

Перед поездкой Шульгин отрастил седую бороду, а в Киеве попробовал ее выкрасить, но из-за скверной краски она оказалась красно-зеленой. Пришлось бороду сбрить.

4 января 1926 года Шульгин приехал в Москву, и его поселили в Лосиноостровской, на зимней даче «Племянников». В своей книге об этой поездке, написанной сразу по возвращении, он изменил обстановку и имена действующих лиц, а впоследствии писал: «Я был отдан Марии Владиславовне Захарченко-Шульц и ее мужу под специальное покровительство. Муж ее был офицер… По ее карточкам, снятым в молодости, это была хорошенькая, чтобы не сказать красивая женщина. Я ее узнал уже в возрасте увядания (ей шел всего лишь тридцать третий год! — И. Д.), но все-таки кое-что сохранилось в ее чертах… Испытала очень много, и лицо ее, конечно, носило печать этих испытаний, но женщина была выносливая и энергии совершенно изумительной. Она была помощницей Якушева. Между прочим, она работала «на химии», то есть проявляла, перепечатывала тайную корреспонденцию, которая писалась химическими чернилами…