Улыбка Шакти

Вернулся в отель. Тая сидела на крыше, глядя на огни вечернего города с доносившимся пением из храма неподалеку. В те дни мы все время меняли жилье. То комната в доме, где жила семья индусов, то роскошный пустынный ашрам, то какой-то пропащий угол. Искали, чтоб по душе, но что-нибудь все время было не так. И бродили по городу – то вместе, по порознь. Если наложить рисунок ее блужданий на мой, может, и проступил бы некий ключ…

Проступил, но не ключ, а день отъезда. Рвало нас, выворачивало. Да, оба понимали, что в той харчевне нельзя было есть, это было видно с первого взгляда. И ели, молча, давясь. Так обессилили, изведя друг друга. Долго шли во тьме через город, присели б в любой харчевне, пока они еще были открыты, но не могли остановиться, не то что сесть рядом, и у последней дхабы, на краю города, наконец обессилили.

А вечер обещал быть таким чудесным. Вышел из гостиницы купить еду для прощального ужина, накрыть стол весело и красиво. Жили мы на крыше шестиэтажного отеля, куда переселились по дружбе с менеджером. Там одна служебная комната, которою мы и заняли, и огромная крыша-веранда с видом на город. И черепахи в террариуме, и качели, и кухонька. Прошелся по улице, присел у чайханщика, напротив – старик с волшебным лицом, пьем чаёк, поглядываем друг на друга. Он вынимает из кармана леденец, протягивает мне. Беру и даю ему взамен из своего кармана. Оба разворачиваем, внимательно читаем обертки. Очень серьезно. Как дети. Смешно и чудесно. Тогда он передает еще один, выбрав из горсти, чтобы не повторялся. И я отвечаю ему тем же. Долго так длится. Главное, не выдать себя улыбкой. А мы и не выдаем. Сидим, чаёк пьем, века идут.

На той же улочке момики готовили, маленькие пельмени с разной начинкой. Тая, кажется, их еще не пробовала. Взял горячих. И еще разного прекрасного к столу. И цветы. Вернулся, накрываю праздничный, с видом на город. И тут, как не раз прежде, слово за слово, и земля расходится между нами, уже разошлась. Обнял неловко. Оттолкнула, вырвалась.

И вдруг за окном все взвыло, небо заволокло, молнии заблистали. Ветром смело наш праздничный стол на веранде, ливень хлынул, свет погас, мир передернулся. Так и сидели на дальних краях кровати, молча, во вспышках молний. А когда стихло и свет вернулся, собрали рюкзаки к отъезду и вышли поужинать. Протянул руку к ее ладони – отдернула. Так и шли до края города, не повернув головы друг к другу.

Шел и думал. Об этом чувстве, на которое не хватает ни опыта, ни сил. На таких перепадах рушатся горы, но и вроде бы мир создается. Только мы не так крепки, как камни, и не всегда в руках божьих. Шел и думал. Об этих бедных стойких «я» с ногой на горле любви и жалости. Любви, живой, беспомощной, не сдающейся, сводящей с ума.

Не скажет. И я не скажу. Всего, что так, наверно, ждала от меня. При том что оба за эти годы так много наговорили друг другу чудесного, настоящего… не о том. Шел, уже не думая, обессилев. Пока не оказались на краю города у пустыря, там и сели в той пропащей харчевне, давясь отравой, не поднимая глаз.