Улыбка Шакти

Сергей Соловьев

(1 голос)

0 0

Аннотация: Роман, но без ядра, вокруг которого он обычно закручивается. Человек, но не тот, которым обжита отечественная литература. Индия, но не та, которую мы ожидаем. Любовь и обжигающая близость, но через них – стремление к иному. Сложная интеллектуальная оптика при безоглядной, как в детстве, открытости. Рай метафор, симфоническое письмо с неуловимой сменой регистров. Джунгли, тигры, слоны, экстремальный опыт, буддийские пещеры, жизнь с отшельниками, сад санскрита, трансовые мистерии, встреча с королем лесных племен, суфийское кружение речи между Западом и Востоком, но сквозь эту романтическую экзотику – путь к истоку, мерцающему родству с миром. Миром, который начался и пришел в движение от улыбки Шакти. Путь этот драматичен и чудесен. Одиссея письма, плывущая туда, где сторонятся слов. Сергей Соловьев – поэт, один из ярких представителей метареализма. Родился в Киеве, живет в Мюнхене, последние 17 лет путешествует по Индии. Прозу автора относят к так называемому интенсивному письму, в котором «текст затягивает – а потом смыслы и ассоциации ветвятся, расширяются – и чтение приостанавливается само собой, причем закладку хочется поместить не между страницами, а между предложениями. Или между словами» (А. Уланов). «Улыбка Шакти», оставаясь отдельной книгой, составляет с повестью «Аморт» (2005) и романом «Адамов мост» (2013) своего рода трилогию.

Книга добавлена:

24-10-2022, 01:02

282

118

Содержание

Читать книгу "Улыбка Шакти"

1 ... 32 33 34 35 36 37 38 39 40 ... 118

#24. Почта

– Может, в тир сходим? Как-то мне маятно, шатаюсь по ночам из угла в угол. Вспомнил, как смотрели с мамой про Толстого-американца, ну ты знаешь – бретер, чудак, умница, как-то проигрался в карты – смертельно, отдавать нечем, думал покончить с собой, а жил с цыганкой, она утром выносит ему мешочек денег – на весь долг. Откуда у тебя столько, изумляется он, а она говорит: так ты ж мне давал то и дело, а я припрятывала, откладывала. Вернул он долг и женился на этой цыганке. Во-во, говорю ей, и Люба в Индии так же нас спасала… А она: так ты и женился на ней!

– Я обрадовалась твоему письму, думала уж, обиделся на меня. А накануне снился мне, хорошо очень, только помню, что в конце как-то я, опомнившись, начала тебя уговаривать держаться Таи – и такая фальшь и разлад от этого пошли, что я с досады проснулась. Знаешь, я ведь так и не выправилась, пью таблетки. Они сильно ухудшают память – но только не про Индию, не про нашу Москву, не про дачу, я могла бы часами вытягивать нить за нитью: а помнишь… а то не пойдем в тир, а завернем в гурзуфский бильярд, да? У меня все равно нет шансов у тебя выиграть ни в одну из игр. Разве что – иногда – в любимую, с фантиками на подоконнике. Взрослый, зачем же ты все это с нами сделал, зачем же это случилось с нами, так бесповоротно, так долго, так навсегда. А завтра я проснусь и буду корить себя за эти слова, тебе надо держаться Таи, да.

– Я знаю, как отчаянно трудно вырвались эти слова, вернее, только могу отчасти себе представить. И как они дороги мне – это уж только ты можешь отчасти себе представить. Как все же странно это кривозеркальное отраженье: твое – там, мое – здесь. Но твой компромисс хотя бы оправдан выживанием. В твоем письме все так, кроме «бесповоротно и навсегда». Кто знает, может, мы как-то еще доболеем и выздоровеем друг к другу. Мы и все вокруг. Не кори себя ни в чем и поправляйся. И Лёньку обними.

– Все так. И писем твоих я жду с замиранием сердца, и сержусь на себя за это, но, конечно, ничто никуда не девается, и порой невозможно различить – что реальней: то, что мы проживаем сейчас, или то, что уже прожили или могли бы.