Дамнар: Неведение

Глава 8. Флаум

Мир «Атиозес». Замо к Интернитас. 46 ле т после вторжения

Весна… Вылезший из-под земли подснежник источал нежный аромат. Пёс с силой втянул в себя воздух, но немного перестарался — пыльца защекотала ноздри. Флаум начал чихать. «Тоже мне, ценитель прекрасного»… с иронией и досадой подумалось фамильяру-полукровке. Пёс прислушался к ощущениям. Хозяин отдыхал. «Может кто-то из Волков согласится поиграть?»

Флаум помчался к озеру, виляя хвостом. Брата хозяина видно не было. Похоже, тоже уже улёгся. Пёс стал ластиться к вожаку волчьей стаи, усердно пытаясь его разыграть, но тот лишь потрепал его за ухом и велел пока не мешать. К молодым Волкам приставать было бесполезно: отвлекутся — огребут от вожака. Скучно…

Пес зевнул и разлегся в теньке под столом, возле площадки. «Может, мне тоже вздремнуть?»

Веки Флаума потихоньку тяжелели. Хозяин редко с ним играл. А в большом каменном доме псу не нравилось — как связанный с хозяином фейри, он тоже чувствовал холодные щупальца Замка, норовившие испить силы. Вне стен влияние почти не чувствовалось. Но стоило ступить на порог, как жадный паразит сразу норовил присосаться к любому источнику энергии. «Как только хозяин это терпит?».

Иногда Флаум преодолевал отвращение к Итернитасу, находил хозяина в кабинете или в спальне, чтобы поддержать, а может быть и уговорить выйти на улицу развеяться. Покидать палку, поотнимать друг у друга кусок каната, поохотиться за зайцем, исполнять любые команды и вести себя, будто ни в чем ни бывало — по щенячьи. И, увы, всё реже удавалось вызвать его смех, хоть Флаум и чувствовал, что хозяин рад его присутствию. После того как умер отец хозяина, и тот занял его место, игры почти совсем сошли на нет. Видать, не по статусу…

Пес, сморенный скукой, обратил свой взгляд на озеро, и ему вспомнилась их первая встреча. Тогда, когда он выбрал своего хозяина. Когда тот его спас. Давно это было. Ещё в родном мире.

Его, четыре недели как открывшим глаза щенком, сунули в мешок и куда-то потащили. Было страшно и очень неудобно. Несущий на весу человек не заботился о том, чтобы его копошащаяся ноша не задевала препятствия. Сначала его притащили в место, где очень резко пахло какой-то травой. На несколько минут мешок развязали. Бородатый человек в длинном белом одеянии, с причудливой высокой шапкой и цепью свисающей с шеи прямо до пуза, осмотрел его, зачем-то водой побрызгал. Тогда Флаум ещё плохо понимал язык людей. Потом уже, спустя много лет по памяти восстановил фрагменты.

— Так вот этот из помета от суки, что к ведьме приблудилась?

— Точно. Он, хоть и не весь черный, тоже может силу бесовскую иметь?

Бородатый нахмурился, задумался:

— Чёрный цвет шерсти не обязателен для ведьминых прихвостней. Особых отметок я на кутенке не вижу, но сомнения гложут. Все-таки, если сука понесла от того ведьмовского кобеля, то и щенки могут быть бесовскими отродьями. Я бы остерегся.

Человек снова засунул щенка в мешок и понес. Через какое-то время размахнулся, щенок испуганно взвизгнул, почувствовав, что отправляется в полет. Удар! А затем вода поглотила его. Жидкость мгновенно попала в нос и горло. Легкие сразу стало невыносимо жечь. Сознание взрывалось снопом болезненных искр. Боль из лёгких перешла в затылок, отзываясь нестерпимой пульсацией. Щенку было не выбраться из западни. И его жизнь в этот день наверняка должна была погаснуть, как вдруг, остатками чувств щенок ощутил, что его узилище очень резко и быстро тянут вверх, и вышвыривают на берег. Ткани мешка затрещали, открывая широкую прореху, из которой хлынула не успевшая вытечь вода. Чьи-то руки развернули его, и стали резкими движениями жать по бокам, выталкивая из легких губительную жидкость.

— Дыши же, ну! — человек убрал руки с боков щенка, и резким движением провел над ним ладонью. Щенок почувствовал странную покалывающую вибрацию по всему телу. До этих пор он еще ни разу не сталкивался с магией. Кровь последовала по венам вслед за движением руки от кончика хвоста к морде. Кутенок обмочился. Сердце, от внезапно изменившегося на мгновение тока крови дало сбой, но справилось, и вновь забилось ровно. Вода резким потоком хлынула из пасти, освобождая легкие и желудок. Слезы потекли, помогая открыть режущие от пресной воды глаза. Он наконец-то смог сделать вдох и закашлял.

Рядом с ним, с явным облегчением, переместился с колен на задницу человеческий паренек, и прислонился к прибрежному валуну.

Щенок продолжал прочихиваться и отплевываться. Вкус и запах сырости, ряски и грязного холщового мешка постепенно замещался запахами осеннего леса. Было очень холодно. Щенок начал отряхиваться, стремясь избавиться от влаги, пропитавшей каждую шерстинку. Вместе с каждой каплей ему хотелось избавиться от страшных воспоминаний. Даже когда вместо брызг с его шкурки летела лишь влажная пыль, щенок никак не мог заставить себя остановиться. Видимо то, как он отряхивался, выглядело забавно, потому что его спаситель весело рассмеялся.

Щенок окончил представление, высунул язык, начал часто дышать и пытаться вилять хвостом, желая отблагодарить незнакомца. Лапки еще плохо слушались и подкашивались. Он перевел взгляд на лицо всё ещё дружелюбно улыбающегося спасителя, и ликование сменилось ужасом. Ладно уж, что у его спасителя были острые клыки, наверное, люди разные бывают, да и у самого щенка и его мамы они были — почему бы нет. Но он расслышал запах крови. Несмотря на то, что запах, исходящий от незнакомца был очень похож на человеческий, и в нем даже чувствовались неизвестные, почти неуловимые доселе щенку природные нотки, навевающие мысли о недавнем лете, которые кутенку сразу понравились. И запах смерти. Только это был не тот запах, который щенок уже знал, как-то учуяв в амбаре дохлую мышь, поедаемую опарышами. Запах шел будто бы не через нос. Он ощущался всем телом обескураженного испуганного кутенка.

От недоумения и испуга щенок стал лаять, поскуливая и пятясь. Задняя лапа наступила на человеческую ладонь. Подскочив от неожиданности, он развернулся в прыжке в сторону распластанного на земле тела. Человек. Глаза сразу увидели алеющие на вороте простой рубахи пятна. Обоняние подсказало, что этот тот самый мужик, который нес его в мешке. И красная жидкость, пропитавшая его одежду, была кровью.

Щенок попятился назад, поджав хвост и поскуливая. Наткнулся на выставленную вперед ногу клыкастого спасителя. Взвизгнул, как ужаленный, и, путаясь в лапах, дал деру в ближайший кустарник.

Высохший вьюнок, щедро обвивающий стволы ежевики и шиповника опутал прорывающееся вглубь тельце щенка сетью. Он пытался крутиться, прорваться — но тщетно. Запутывался всё больше. От безысходности и страха стал жалобно выть.

— Вот балбес. Мне тебя теперь ещё и оттуда доставать? — раздался веселый голос спасителя. Щенок увидел, как тот снял с себя через голову льняную рубаху, порядком изодранную, потрепанную и испачканную от долгой дороги. Подойдя к безуспешно дергающемся щенку, накинул её тому на голову и спину, принялся обрывать упрямое растение, не желающее возвращать ненужную ему добычу. Освободив щенка от природных силков, не давая ему вырваться и запутаться снова, покрепче замотал в рубаху, как в защитный кокон и осторожно, стараясь чтобы кутенок не исцарапался о торчащие со всех сторон иголки, вытащил обратно к пруду. Шипы кустарника немного царапнули кожу этого странного неправильного человека, но след моментально затянулся.

Щенок рвался на свободу как только мог, орудуя всеми четырьмя лапами и изворачиваясь ужом в руках паренька, отчаянно скуля и подвывая. Когда удалось вынуть из ткани мордочку, начал пытаться кусать человеку руки. Из-под зубов щенка парень руку убрал, перехватил его под передние лапы так, что рубаха соскользнула на землю. Руки вытянул перед собой, так что щенок повис, энергично брыкаясь задними лапами, потерявшими опору. Вывернуть шею и продолжить кусаться, и бороться не получалось. Порыв холодного осеннего ветра охладил пыл активно сопротивляющегося кутенка, вызвав дрожь. Он вновь поджал хвост и заскулил.

— Ну не съем же я тебя в самом деле! — сказал человек, пытаясь перестать смеяться. Клыкастая улыбка почему-то не выглядела хищной. Щенку захотелось обратно завернуться в тряпку. В ней было сильно теплее и спокойней. Страх стал потихоньку отступать. Он облизнулся и попытался завилять все ещё плотно прижатым к телу хвостом.

Лежащий на земле около озера человек в окровавленной одежде тихонько застонал и пошевелился.

Спаситель снова перехватил щенка поудобнее, прижав к себе. Поднял с земли рубаху и вновь прикрыл ей поскуливающий комочек.

— Пойдем, донесу тебя до соседней деревни. Здесь нам точно будут не рады, — тихо сказал спаситель и пошел в сторону чащи, хорошенько пнув напоследок по рёбрам начавшего приходить в себя мужика.

Спаситель шёл очень быстро и всё глубже в чащу. Щенок, убаюканный размеренным шагом и пригревшийся в тканевом коконе, периодически проваливался в сон. Настала глубокая ночь, но человек продолжал движение, будто не замечая темноты. У щенка от долгой дороги затекли лапки, а заурчавший живот напомнил о том, что неплохо было бы поесть. Он заворочался и заскулил.

Парень, похоже, почувствовал потребность щенка в пище. Остановился, приложил палец к губам, видя, что тот на него смотрит.

— Тщ-щ-щ… — прозвучало еле слышно, но щенок понял, что надо затаиться, замолчал и замер.

Человек, перехватив щенка одной рукой поудобнее, осмотрелся, затем присел на корточки и поднял с земли небольшой острый камешек. Продолжил движение. Теперь его шаги были бесшумны. Щенку показалось, что человек перестал дышать. Через пару минут передвижения таким способом, паренек вдруг очень резко швырнул камешек в сторону. Щенок услышал взвизг и звук упавшего на траву тела небольшого животного.

Теперь человек уже не таился. Обычным быстрым шагом дошел до убитой от попадания в глаз камня зверюшки. Ничего страшного — просто небольшой волосатый поросенок.

Парень спустил кутенка на землю, и тот, наконец встав на лапы, начал с интересом обнюхивать добычу и местность. Большинство запахов были для щенка незнакомы. Во всяком случае, запахи зверей, обитающих в лесу, сильно отличались от тех, которые он успел узнать, живя в старом сарае рядом с хлевом. Страха не было. Почему-то теперь он был уверен, что рядом с этим странным человеком любой зверь в этой чаще не представляет опасности.

Человек тем временем, поморщившись, прокусил шкурку убитой свиньи и явно сделал глоток. Его передернуло, и досадливо отстранившись, он брезгливо сплюнул. Затем, сделав надрезы на шкуре ногтями, голыми руками оторвал маленькой свинье лапу, отодрал кожу, обнажая мясо, и протянул добычу щенку. Тот, виляя хвостом, лег на пузо, обхватив трофей поудобнее, и стал грызть угощение, но щенячьи зубы не справлялись. Человек, наблюдавший за этим вздохнул, и помог щенку — начал отрывать от кости кусочки мяса поменьше, подрезая их острым ногтем, и передавать кутенку, пока тот не насытился.

Спаситель, а теперь еще и добытчик, посидел немного в задумчивости, глядя на убитую им свинью, что-то проворчал. Затем встал, отодрал от сухого бревна коры, натащил веток и хвойных опилок. Не очень умело развел небольшой костерок и начал поджаривать мясо и для себя. Съел в итоге меньше, чем кутенок. «Такой большой, а ест так мало», — удивился щенок, начиная крутиться рядом и устраиваться на ночлег.