Дамнар: Неведение

Глава 6. "Ф" — филин

Ярца поставили на ноги довольно быстро — всего за неделю. Кэйа удивилась гостям, но деду возражать не стала. Вилфред временно переселился на лавку, уступив свое спальное место болезному. Девушки ночевали на кровати вместе. Благодаря неуемной потребности молодого Волка в общении, Еся и Ярек довольно быстро освоились и приспособились к распространенной в Итернитасе речи. Она представляла собой смесь нескольких языков и была сильно упрощена, поскольку одной национальности у попавших в замок, как правило, не было. Некоторые слова были созвучны и с их родным наречием. В итоге, за время проведенное в Замке, помогая себе жестами и рисуя на песке изображения, ребята стали друг друга лучше понимать.

Кэйа оказалась более сдержанной, чем её покрывающийся шерстью родственник. Молчаливой, но с озорной искоркой в глазах. Ребята с удивлением обнаружили, что она волчицей не являлась, несмотря на то, что приходилась Олафу внучкой. Её мать родилась уже после того, как Олаф стал Волком, но зачата она была еще в человеческой семье. С полвека назад дед был ранен в битве, заразился. В полнолуние обернулся, но вреда беременной супруге не причинил — выскочил в открытую дверь и пытался сбежать в лес.

Джастин и Сет как раз ожидали рядом с городком, принесет ли полнолуние новых Волков, когда люди пригнали к ним новообращенного Олафа, пытаясь его прикончить. Отбить оборотня от людей удалось, отделавшись всего одним погибшим человеком. Остальные селяне в панике бежали обратно в деревню и попрятались в избы. А его жена, Герда, не побоялась — в лес за мужем пошла. Братья увели супругов в Итернитас.

Кэйа много хлопотала по хозяйству. Помогала слугам на кухне, поддерживала порядок в родных покоях и в некоторых комнатах замка. Без зазрения совести таскала домой еду — внучке вожака никто не отказывал, да и она особо не наглела. Девушка была аппетитная. Смуглая, черноволосая, кудрявая — не в деда пошла. Уже по возрасту была на выданье. Глаза большие, карие с янтарным ободком около зрачка. Пышногрудая, круглолицая — вся пылала здоровьем, спокойствием и достатком. Ярек пропал. Как только сознание стало удерживаться в реальности длительное время, разглядел девушку, стряпню её за обе щеки уминал так, что за ушами хрустело, во все глаза смотрел на её улыбку, когда Вилфреду удавалось рассмешить родственницу. Даже с удивлением для себя ревновать к Волку начал, пока не выяснилось, кем ему Кэйа приходится.

Еся сразу заметила, как изменился в лице друг, когда впервые разглядел их новую знакомую, и грустно улыбнулась. Девичье сердце сразу чувствует, когда любимый человек судьбу свою находит. Неизвестно было, чем их знакомство еще обернется, но то что Ярек иначе дышать начал — видно за версту, особенно ей, знавшей его как облупленного. Они не были кровными родственниками, хоть и называли друг друга братом и сестрой. Так вышло, что у обоих родители померли, и приютила их сердобольная Милава, почившая жена Траяна. Он её случайно убил по пьянке, когда Есении было двенадцать.

Очередной виноватый взгляд Ярека разбудил воспоминания: не более чем четыре года назад они сидели на мостике возле прудика, рядом со своей деревней, Березовкой.

— Давай убежим, а? Сначала в Кашин можно уйти, и потом ещё дальше! Земля большая, сможем найти себе место! — Ярек, держа её руки в своих, притянув их к груди и проникновенно глядя в глаза упрашивал покинуть деревню.

— Ты головой-то своей думай, братец! — Еся, всеми фибрами души, стремясь оказаться подальше от дядьки, в ужасе пыталась отговорить друга. — Что люди скажут? Мы же с тобой не родные. Мужем и женой нам тоже никогда не быть, да и дети мы пока. Тебе хоть четверть века-то есть? — девочка дрожала от волнения и слез, но руки убирать не стала — боялась обидеть.

— Ну и что, что дети, — упорствовал Ярек. — Я руками работать умею не хуже других мужиков. Ты тоже ленивой никогда не была — справимся! — Ярец действительно так считал, не сомневался ни на мгновенье. — И почему же не быть-то, раз не родные? — с этим вопросом паренек густо покраснел и отвел глаза.

Еся не выдержала, вырвала руку и вскочила на ноги, отвернувшись от друга. Прекратившиеся недавно слезы снова норовили политься из глаз, а ей не хотелось, чтобы Ярек на неё такую смотрел. Насмотрелся уже. Когда отбил её от разъяренного дядьки, и она проговорилась, что Милава об угол лавки насмерть убилась не крысы испугавшись, а от неудачного удара нетрезвого супруга.

— Сам знаешь! — Еся с собой все же не справилась, и снова начала всхлипывать. — Будто не ты меня младенцем выхаживать помогал.

— А домой-то ты как пойдешь? Не смогу же я тебя с ним наедине оставить? — Ярек насупился, кулаки непроизвольно сжались.

— Так-а что он мне сделает? Ты же соврал, что не один правду знаешь… — Еся храбрилась, но уверенности в том, что Траян будет вести себя как ни в чем не бывало, и её не тронет, не было.

Долго тогда длился их разговор, но Есе удалось уговорить Ярека остаться в деревне — не хотела чтобы с другом случилось что непоправимое вдалеке от родной деревни.

Соврать-то Ярек соврал, да Траян тогда в свою очередь пообещал девку при первом удобном случае под любого желающего подстелить, чтоб хоть какую-то пользу приносила, раз замуж её всё равно не отдать. Слово за слово порешили помалкивать. Но с тех пор Ярек от себя сестрицу не отпускал — стала она с мальчишками больше ходить, хозяйство почти совсем позабросила. Траян негодовал от этого, старосте жаловался на девку непутевую: пусть хоть людская молва её заставит о своих обязанностях вспомнить. Селяне, конечно, стали говорить, да и сами свои выводы сделали, видя что девка молодая всё время с ребятами ходит.

Есению задевали укоры и насмешки, но тут уже выбор был невелик: либо стыд терпеть, либо рискнуть наедине остаться с душегубом. Поначалу тяжело было, потом приспособились и привыкли. Были всегда вместе, а дома Ярек по хозяйству стал помогать, чтобы справиться скорее. Так и жили.

От невеселых дум Есю отвлек Вилфред, зашедший в комнату. Вода лила с него ручьями, и он осторожно прятал что-то большое за пазухой.

— Вот! — молодой Волк победно вытащил из-под рубахи толстую книгу в кожаном переплете, — Князь опять во внутреннем дворике на лавке оставил. Хорошо, что до того, как дождь разгулялся, я успел её заметить.

— Про что книга? — Есю начало съедать любопытство. Вблизи она таких больших книг не видела раньше.

— Давай посмотрим! Если картинки есть. Я букв не знаю, — парень с размаху сел на кровать к Яреку и подтянул под себя ноги.

— Я тебе сейчас голову откушу, неряха! Грязь за тобой кто убирать должен? — Кэйа точным движением влепила родственнику по шее сложенным вдвое полотенцем. Вилфред соскочил с места, перехватив полотенце и дернул на себя. Кэйа держала его крепко, и не выпустила его из рук, но, не ожидав такого маневра, потеряла равновесие, полетела следом на кровать, почти в объятия Ярека, чем здорово смутив всех четверых.

Книга упала на корешок на деревянный пол и открылась, тихо прошелестев желтоватыми листами. Еся подняла фолиант к себе на колени, рассматривая открывшуюся страницу. Она была покрыта ровными строчками изящных черных знаков, среди которых, будто выныривая из неведомой истории, проглядывали рисунки. Челюсти неведомого существа с кривыми острыми зубами. Из десны над первым рядом зубов выступали еще несколько клыков, нависали над обычным, будто природе этого показалось мало. Рисунок сопровождался линиями и еще буквами, сделанными чернилами синего оттенка, явно написанными другой рукой.

Еся перелистнула страницу. На ней был изображен цветок, напоминающий колокольчик. Только вот внутри каждого соцветия, если приглядеться, можно было разглядеть щетинки, чем-то напоминающие внутреннюю часть рта у гуся. На соседней странице красовался рисунок такого цветка в разрезе, тоже с пометками витиеватым почерком.

Книга резко пропала из рук Есении, и оказалась у Вилфреда за спиной. Девочка было возмутилась, но смущенный Волк пояснил:

— Он не любит, когда его вещи без спросу трогают. Причем сам может вот так по всему замку где-попало разложить, а потом сердится, что найти не может. Но под дождем оставить — испортится книжка. Надо вернуть.

Кэйа, уже зардевшаяся, слезшая с пунцового Ярека, выхватила книжку из рук родственника.

— Мы с Есей сейчас отнесем на место, — голосом, не терпящем возражения, сообщила она. — Ты пока Яреку одеться помоги и пройдитесь по комнате хоть немного. Ему надо уже двигаться побольше, а то скоро совсем к подушке прирастет.

Еся запротестовала. Меньше всего на свете ей хотелось что-либо Князю в руки передавать. Спина очень хорошо помнила их последнюю встречу.

Кэйа в последние годы тоже стала его побаиваться. Передавать в руки книжку не собиралась — только вернуть в библиотеку на видное место. Еся успокоилась, к тому же интересно было на Замок изнутри посмотреть. Оставив Вилфреда разбираться с Яреком, девушки направились к библиотеке.

Внешняя часть Замка, где обитали Олаф с семьей, некоторые Волки и обслуга, был обжитым. Из окон поступало много света. Люди и Волки занимали лишь нижний этаж. Комнаты были не слишком большими, но уютными. Обставленные просто, с деревянной мебелью. Украшениями в основном служили шкуры животных. Иногда на стенах висели чучела голов сохатых, оленей и других существ. Например, голова быка, украшенная тремя рогами торчащими вверх, словно у козы. Вызывали смех трое рогатых кроликов: их рожки напоминали оленьи, такие же ветвистые, только маленькие. Ни Вилфред, ни Кэйа не знали, взаправду ли такие животные в мире водятся, или это фантазия мастера, делавшего чучело.

В коридорах же особых излишеств не было — в нишах встречались несколько доспехов, в которые человек мог замуроваться с головой. Некоторые из них, видимо, в шутку были обернуты на манер тоги в тканный гобелен с неприличными картинками. Есю не покидало ощущение, что она находится в очень большом охотничьем домике, где живет большая дружная семья.

Чем ближе Кэйа с Есей продвигались к центу здания, и ближе к скале, тем интерьер становился более серым и богатым одновременно. Большинство комнат были заперты, но девушки и не стремились в них попасть. Ставни на окнах были закрыты. Из щелей просачивался свет, но его не очень-то хватало. Нет, дорогу было видно достаточно хорошо, но солнца начинало не хватать не глазами, а той гранью чувств, которая всегда к нему тянется.

Доспехи в нишах все еще встречались, и вызывали смятение. Возможно, виной тому был тот же недостаток освещения, или же общая впечатлительность. Воображение Еси рисовало скелетов с пустыми глазницами за забралами, но она не решалась проверять. На стенах висели картины в витиеватых позолоченных и посеребренных рамах. Те, что были открыты для глаз — не изображали ничего страшного или тревожного: сцены охоты, натюрморты, портреты. Вполне человеческие лица мужчин, женщин, детей в богатых, порой, вычурных нарядах. Еся силилась найти среди полотен портрет князя или Джастина, но не узнавала их ни в ком из изображенных.