Дамнар: Неведение

Эльф начал раздражаться. Задавать вопрос напрямую было бы опасно. Как минимум, нужно было поддерживать дружеские отношения. Но любопытство не давало завершить разговор:

— У меня есть ещё записки… Может быть, ты хотел бы узнать что-то конкретное? Вдруг среди вороха скучных предложений есть то, что тебя развлечет?

Багхес обратил взгляд внутрь себя, в кой-то веки убрав с лица вечную ухмылку. Это произошло настолько резко и неестественно, что у эльфа невольно возникла ассоциация с механической куклой. Но уже через пару мгновений сатир вновь включился и ожил. Селфис внутренне поежился. Рогатый чёрт его уже начинал пугать.

— Мой дорогой участливый друг… Если бы я знал, что именно ищу в этих записях, то сам бы наведался в кабинет покойного князя. Увы, лишний раз ступать на плиты Итернитаса — такое себе удовольствие. Может, вытянем наугад?

Беседа прервалась от прилета на пегасе смущенного посыльного.

— Простите, но вы велели передавать вам письма от Ластиэля незамедлительно лично в руки.

Селфис, старательно скрывая злость, на то, что его потревожили, принял письмо из рук молодого эльфёнка и отослал его прочь. Вскрыл печать, понимая, что от внимания Багхеса в этот раз никак не отделаться.

Сатир бесцеремонно выхватил письмо из рук побледневшего от гнева эльфа и отбежал подальше, будто бы это была детская забава. Селфис скрипнул зубами и усилием воли подавил в себе приступ бешенства. «Если бы только этот рогатый придурок не был мне нужен… Нельзя идти на конфликт… Нельзя…»

Отдалившись достаточно, чтобы успеть отскочить в случае если бумагу у него попробуют отнять, Багхес начал зачитывать вслух:

— «Мой Король, я нахожусь в лесном доме Айвори, и они сильно встревожены. Леди Силавия уже слишком долго находится в Итернитасе. В последнем письме семье она уверяет, что ошибалась по поводу смерти своего возлюбленного много лет назад. Просит помощи, пишет, что у него на спине раны под кожей, как от зверя. Спрашивает, можно ли как-то вылечить вампира, просит узнать у лекарей… И что его младший брат желал его погубить, но её сердце в смятении. Боюсь, что она повредила рассудок или попала под влияние дамнара…»

— Мой дорогой друг, мне кажется, или я всё таки пропустил что-то интересное? Ну почему всё веселье начинается там, откуда я ухожу? — с деланным сокрушением произнес Багхес, будучи очень довольным своей выходкой и с вызовом поглядывал на реакцию эльфа.

Из груди Селфиса чуть-было не вырвался рык, но он все-таки смог его подавить. Не слоило никому знать, что его горло способно издавать подобный нечеловеческий звук. Формулировка одной из фраз сильно резануло по его чувству защищенности. «Как она посмела?! Я же запретил ей сообщать кому-либо, кроме меня все что касается обоих братьев? Неужто она им поверила? Кому ещё они успели проболтаться?»

— Мой дорогой рогатый друг… Позволь мне утрясти кое-какие дела и навести справки. Я обещаю тебе веселье… Но тебе придется временно покинуть моё общество, и кое-что сделать для нас в Итернитасе.

Багхес, просияв, одобрительно мотнул головой и всхрапнул, как довольная лошадь.

⋆☽ ◉ ☾⋆

Сет поймал себя на мысли, что сидит напротив зеркала, обхватив себя руками и смотрит в одну точку не моргая. На душе было премерзко. Он не мог поверить в то, что смог так жестоко обойтись с Джастином. Столько лет брат был для него самой яркой звёздочкой в окружающем мраке. В детстве он всегда с нетерпением ждал его возвращения во дворец. Маленький личный праздник… Несмотря на внушительную разницу в возрасте, Аэлдулин всегда моментально подстраивался под настроение младшего брата.

С абсолютным отсутствием ментальной энергии старший брат всегда мог найти нужные слова, игру или просто помолчать именно в тот момент, когда это было необходимо. Всегда его выгораживал, когда в общих с Селфисом шалостях все палки летели именно в Сета. Мог сам его потом отругать так, что даже не смотря на жажду, щеки, а то и уши, начинали пылать от стыда так, что их можно было заметить с соседнего холма… Но при других защищал его абсолютно всегда. В отличие от Селфиса. Когда дело касалось выведения этого прохвоста на чистую воду, у всех будто пелена перед глазами вставала и вырастал хлопок прямо в ушах.

— Что на меня нашло? — Сет лег прям на пол и закрыл глаза, пытаясь осознать случившееся.

Джастин прекрасно знал, что младший брат огонь не любит. Никогда не игрался с этой стихией в его присутствии нарочно. Да и вообще к магам себя не причислял. Он всегда предпочитал действовать руками, без использования какой-либо энергии. Отчасти из-за этого даже не пытался обернуться в какое-либо животное, хотя задатки перевертыша тоже были. Вероятнее всего, достались от отца. Отчасти из-за неё он себя чувствовал весьма комфортно в окружении Волков. Когда был зачат Аэлдулин, звериная форма ещё не была проклятой, но этот вид магии был слишком близок к чародейству. Даже это старший брат предпочел в себе подавить.

А теперь сила росла. Это происходило как минимум из-за возраста, во-вторых Интернитас наверняка подпитывал и его тоже. «К власти Джастин никогда не стремился. С чего я вообще взял, что он решит меня предать?» — злость на самого себя требовала выхода. Сет ожидал, что его вот-вот начнут терзать ещё и щупальца замка, но этот момент всё никак не наставал. И Итернитас при этом не спал: князь явно чувствовал исходящую от стен вибрацию. Это могло значить только то, что кому-то в пределах этих стен значительно хуже, чем ему. И этим кем-то мог быть только старший брат. Стыд за содеянное захлестнул с новой силой, сжимая горло.

— Невыносимо! — прошипел Сет, вскочил на ноги и начал метаться по комнате, пытаясь хоть чем-то себя отвлечь. Часть его разрывала душу на осколки и гнала извиняться перед братом, а то и вымаливать прощение. Другая часть подсказывала что навряд ли Джастину станет лучше, если Сет попадется ему на глаза — скорее будет обратный эффект и ухудшение состояние. Третий голос нашептывал, что слишком много свидетелей было у этой сцены, и идти на попятную просто нельзя. Четвертый где-то в глубине уверяла, что если бы не эта девка, ссора навряд ли бы состоялась. Кажется, пробивалась ещё одна чужеродная мысль из глубин сознания. Уверявшая, что ему никто не нужен, в том числе и брат. Что он сам был бы рад от него избавиться — слишком уж много хлопот доставляет.

От этой мысли, полоснувшей разум раскаленным железом зашевелились в ужасе волосы от одного только осознания, что такая мысль вообще могла возникнуть.

— Да сколько вас там? — выкрикнул в пустоту князь, заметив слишком много разных голосов в своей голове. В бешенстве кинулся к зеркалу вызвать Отражение.

— Твои проделки? Сколько ещё вас прячется? — рявкнул Сет, ударив кулаком по стеклу.

— Я пытался тебя остановить, но я всё слабее. Ты уже почти меня не слышишь. Кто знает, кто, или что придёт вместо меня. Мне ничего неизвестно. Решай сам, — стекло моментально почернело, но изображение в этот раз стало проявляться не сразу. Голос Отражения был слишком тих, так что князю пришлось напрячь слух.

— Ты один мне на глаза показываешься, что я должен решать? — Сета трясло от ярости, сменяющейся страхом. Он уже достаточно давно не смотрел на Отражение. Теперь стоящий перед ним парнишка стал намного прозрачнее и почти парил в темноте как призрак. От колен и ниже дымка рассеивалась настолько сильно, что очертания ступней уже не угадывались.

— Что я могу тебе посоветовать? Я всю жизнь слушал Селфиса — ты знаешь, к чему это привело. Затем ты заточил меня в омуте своего весселя, стал слушать отца — ты знаешь, к чему это привело. Меня ты почти никогда не слушаешь — и ты видишь, к чему это приводит. Кого ты послушал, решив уничтожить брата?

Сет растерялся, совершенно запутавшись. Отражение не обращало на его задумчивость никакого внимания и продолжало рассуждать.

— Ты так уверен, что кто-то меня в твоем весселе сидит ещё кто-то? Тебе так хочется переложить ответственность за свои поступки на кого угодно? Тебе от этого легче станет? А может быть станет легче Джастину? Раньше ты хотя бы на него опирался, а что теперь? — Отражение уже явно устало вещать, голос становился все тише. Сет никак не хотел воспринимать его слова.

За дверью начал скрестить и поскуливать Флаум, прося чтобы его впустили. Сет медлил. Фамильяр наверняка тоже будет укоризненно заглядывать в глаза.

Мерзотное ощущение собственной дефективности давило многотонным прессом на замученный разум. Возразить Отражению по сути было нечего. Злость, тем не менее, всё ещё требовала выхода.

Были голоса лишь игрой воображения или сущностями наподобие бесов, о которых толковали людские священнослужители — безразлично. Одним из самых глубоких страхов дамнара было сойти с ума. И Сет всё больше убеждался, что именно это с ним и происходило.

Стараясь не обращать внимание на скулеж Флаума, Сет начал листать взятую наугад книгу, не видя букв. Сосредоточиться было явно выше его сил. Закладкой для неё служила старая, сильно пожелтевшая от времени записка.

«И почему я ее сразу не сжёг?» — Сет скомкал листок и бросил под ноги. Он и так прекрасно помнил, что в ней написано витиеватым округлым почерком, будто бы его писала девица. Но записка принадлежала старшему братцу.

«Полно тебе дуться! Знаешь ведь, что я не мог не среагировать. Мы же стольких дев испробовали вместе! Далась тебе эта потаскушка… Если б ты смолчал… Скажи только слово — я уговорю мать принять тебя обратно. Они всё забудут, клянусь! Неужто какая-то безродная девка сможет встать между нашей дружбой?»

В записке речь шла о Глиндменел… Он едва помнил её лицо. Эльфийка из самых низов иерархии: то ли прачка, то ли поломойка… От Сета всегда шарахалась, как от чумного. Он на неё даже не смотрел, чтобы лишний раз и её не пугать, и самому не раздражаться.

«Пальцем её не тронул, а вот оно как вышло. И теперь опять вот, простая девка… Только обстоятельства несколько другие», — Сет уже очень устал от эмоциональной пляски. Полумертвому телу такая череда эмоций давалась с очень большим трудом.

Некстати в коридоре послышались чьи-то лёгкие, неуверенные шаги. Флаум перестал скулить и явно заинтересовался пришедшей к покоям служанкой.

Князь уже успел позабыть, что велел девке поселиться у него. Воспалённый от переизбытка эмоций разум зацепился за попавшуюся на глаза записку и фразу одного из голосов.

От игривого настроения не осталось и следа. Лишенное ориентиров сознание настойчиво обвиняло в случившемся девку.

Душу заволакивало тьмой. К князю пришла отстраненная мысль, которая в более ранние годы вызвала бы лишь омерзение. «Отец нередко пускал в расход безродных, не имеющих никакого веса слуг за гораздо меньшие повинности». Склизкая, гадкая, гнилая мысль… Сета замутило, но искореженная часть дамнара возликовала: извращенный выход был найден.

Даже после озера Вейриегеланг Сет неоднократно пытался образумить отца, и даже изредка удавалось уговорить простить приговоренных и отпустить. Или, хотя бы отделаться малой кровью, лишь напитав Итернитас страхом. Только он опять остался в одиночестве вместе со своими демонами. Отражение уже выдохлось и молчало, Флаум по сути — лишь пёс. Остановить было некому.