Раненое сердце

О вере и здравом смысле

- Для тебя принципиально, где креститься? - Олаф укрыл пледом Таэля, который заснул в гостиной с планшетом, и уселся на соседнее кресло, - да, я понимаю, что монастырь – это очень круто, но зачем такие сложности, когда здесь тоже есть храмы. Я специально узнавал, здесь есть Большой Собор «Всех святых». Он той же конфессии, что и тот монастырь. Но если, например, решишь стать католиком, как я, то я могу отвести тебя во Вселенскую Церковь и познакомлю с очень милым отцом Брауном. Он бы помог тебе подготовиться к крещению и ответил на все вопросы. Зачем тебе идти к посторонним, когда можно пойти к знакомому, который отнесется к тебе, как к родному? Различия в конфессиях есть, но суть веры остается одна. Несмотря на различия, католики, православные, протестанты, квакеры, мормоны исповедуют и проповедуют по всему миру одну веру и одно учение Иисуса Христа. Когда-то человеческие ошибки и предубеждения нас разъединили, но до сих пор вера в одного Бога нас объединяет.

- Нет, - Том закрыл вкладку на планшете и почесал голову, - я только разбираюсь в основах Веры. Но она для меня началась с сестры Мари, и крестик она мне подарила. Так что, если и становиться христианином, то только таким, как сестра Мари. - Том задумался, - но, наверное, действительно следует сходить в этот Собор. Может и правда креститься здесь? Я не смогу сам добраться до монастыря, а напрягать всех вокруг с дорогой совсем не хочется… Подскажешь, как к этому Собору добраться?

- Я тебя с удовольствием отвезу, - Олаф махнул рукой, - было бы хорошо в воскресенье туда попасть, ты бы побывал на воскресной службе, послушал воскресную проповедь отца Брауна и, может, тебе бы католичество понравилось больше? Но ты в воскресенье опять будешь с Раном? Так что поедем, когда освободишься. Посмотришь на храмы, они все равно все в одном месте собраны. Там, кстати, и мечеть рядом есть, и пагода, и ступа, все, что угодно. Походим там, посмотрим, может, ты решишь стать буддистом?

- Олаф! - Том махнул рукой на смеющегося альфу, - я серьезно, а ты шутишь!

Олаф беззаботно смеялся, пока Таэль не проснулся и не заворочался. Тут как раз Ран вернулся из института.

- Все, последний экзамен в этом семестре сдан! - Ран сбросил куртку в коридоре, - а чего Таэль спит здесь.

- Я не сплю, я уже проснулся, - бета довольно потянулся и сел, - я ночью не высыпаюсь, но слава всем богам и буддам, я закрыл свою первую сессию без хвостов!

- Молодец, Таэль. Том, а как у тебя дела? - Ран плюхнулся на диван ближе к омеге. - Что ты там на планшете ищешь? Неужели не сдал зачет?

- Сдал, - отмахнулся Том,- это я готовлюсь к крещению. Впереди каникулы, как раз свободное время есть, и Энди еще пару дней над головой висеть не будет…

- А где он? - Таэль покрутил головой, - я уже привык, что Энди здесь почти каждый вечер, а его и вчера не было.

- У него течка, - отмахнулся омега, - так что Намира тоже не увидите еще пару дней.

- Рождество на носу, - Таэль потянулся, - будем елку ставить?

- Собираешься закатить Рождественскую вечеринку для одногруппников? - Олаф подмигнул Рану, - в прошлом году Альберто устроил такое гульбище, что пришлось потолок отмывать.

- Нет! - испугался Таэль, - просто елка с игрушками и гирляндами, чтобы был дух Рождества! А что касается вечеринки, то на Бирюзовой улице живут двое моих одногруппников, вот они и будут делать вечеринку. Меня приглашали… - Таэль смутился и посмотрел на Олафа, - пойдешь со мной?

- С тобой с удовольствием, - мурлыкнул Олаф, смутив Таэля еще сильнее.

*

У Тома никогда раньше не было такого праздника, как Рождество. Ну, если быть до конца честным, то в приюте понятие праздника было очень условное. Просто в обед давали какую-нибудь вкусняшку – пару печений и карамельку, или маленький кексик в блестящей упаковке, а кто-то из воспитателей объяснял, в честь чего угощение. Это мог быть день отца, или день труда, или непонятные праздники вроде консолидации. Никто не объяснял, что это такое, но тогда главным было съесть вкусняшку прямо за столом, на глазах воспитателей, а иначе ее мог отобрать кто-то из старших или более сильных.

Но сейчас впервые праздник обрел не просто имя, а значение и смысл. А еще, свою историю. Том впервые понял, что праздник – это не просто день, когда дадут вкусное, а некая веха, которая объединяет прошлое и настоящее и не дает забыть то, что действительно важно. А для Тома этот праздник стал настоящим откровением. Из-за того, что каникулы уже начались, с утра Олаф потянул Тома в храмовый квартал. Таэль увязался за Олафом, как хвостик, а Том уговорил Рана присоединиться к походу. Так вчетвером они и приехали в большой парк, в котором собрали все действующие религиозные постройки.

Одно здание от другого отделялось пешеходными дорожками и аллеями высоких деревьев, которые как ширма отделяли один храм от другого. Только вот звуки проникали сквозь листву, вместе с запахами и гомоном голосов, создавая непередаваемую какофонию. В перезвон больших колоколов вплетались маленькие колокольчики буддийских храмов и протяжный речитатив мулл. Запах ладана накладывался на благовония ароматических палочек и дымов из ритуальных курительниц…

Еще на подходе к храмовому кварталу стали появляться мальчишки, которые как зазывалы раздавали флаеры и приглашали посетить различные службы и мероприятия. Какие-то храмы проводили благотворительные ярмарки, на которых можно будет купить поделки прихожан, а деньги с них предназначались на различные богоугодные дела. Лысые монахи в оранжевых тогах стояли, как живые статуи, держа в одной руке чаши для пожертвований, а в других маленькие колокольчики.

Олаф сказал, что за неделю до Рождества на улицах будут петь рождественские гимны и выступать детские хоры. Но сейчас можно посмотреть на Рождественские вертепы, которые устанавливают возле каждого храма. Олаф, конечно, для начала потащил всех в католическую церковь, знакомиться с отцом Брауном. И поскольку они пришли между службами, то храм стоял пустой и тихий. Том, открыв рот, рассматривал белоснежные мраморные колонны, устремленные вверх, безмятежные статуи, витражи на окнах, ряды деревянных сидений с высокими спинками.

Отец Браун оказался невысоким смешливым бетой в черной одежде с длинными полами и высоким белым воротничком. У него были мягкие руки и лучистые глаза. Он со своим мягким смехом и суетливыми движениями казался противоположностью чопорному и строгому храму. Олаф стал о чем-то расспрашивать священника, но Том мягко уклонился от разговора и пошел рассматривать красоты храма. Он был величественный и исполненный собственного достоинства, а витражные окна добавляли изысканности во все это великолепие.

Том тихим мышонком проскользнул вдоль стен и вышел на улицу. Следом за ним вышел Ран и с интересом посмотрел на омегу.

- Не понравилось?

- М-м, - Том замешкался, - понравилось. Красиво, м-м, как в музее… Мы с Энди заходили недавно, чтобы «повысить уровень культуры». Там тоже было так же красиво. Статуи эти… мраморные, ну, ты понял?

Ран понятливо кивнул и усмехнулся. Пока Олаф разговаривал со священником, Том пошел рассмотреть вертеп, который был неподалеку от входа. Там стояли восковые фигуры в натуральную величину, и Богородица, склонившаяся над колыбелью, казалась живой женщиной. Иосиф смотрел на всех строго и как-то предупреждающе, чтобы никому в голову даже не пришло обидеть его семью.

Том, когда читал Библию, воспринимал всю историю, как сказку, но сейчас, глядя на эти восковые фигуры, он впервые понял, что это была реальная история, пусть немного и приукрашенная со временем, но только вот все эти люди жили на самом деле. Они смеялись, ели, замерзали по ночам от холода, боялись и грустили… Что думала Мария, когда родила младенца от Бога? Что она чувствовала, когда смотрела на своего ребенка, который появился в этом мире, чтобы стать Спасителем, но по сути, жертвой, которая примет на себя грехи других людей, чтобы спасти их… их, совершенно чужих людей. Как она, наверное, гордилась им, когда он проповедовал и рядом с ним шли его ученики. А потом страдала, видя муки своего сына и не имея возможности их облегчить или даже просто подойти, дать попить или вытереть пот с его лица.

- Не плачь… - Ран подошел и вытер ладонью слезы с лица омежки, а потом обнял за плечи и прижал к себе, - не плачь, все уже закончилось…

- Но именно в этот день все только началось. Для Иисуса, Марии и всех тех людей, которые ждали Спасителя. А он, вот такой маленький, лежит в колыбели, пускает носом пузыри и не знает, что ждет его дальше.

- Все равно не плачь, у меня сердце замирает, когда я вижу, как ты плачешь. Все люди радуются, а ты плачешь…

Ран протянул омеге бумажные салфетки, Том с удовольствием высморкался и опять прижался к теплому боку альфы. Так было намного теплее и лучше.

- А у вас был Магомед? - Том выгнулся, чтобы заглянуть в лицо альфе, - вы тоже празднуете его день рождения?

- Э-э, не совсем, - Ран склонился, чтобы заглянуть в ясные омежьи глаза, - мы вообще почти не празднуем дни рождения. Рождение ребенка – это радость и заслуга родителей, а ребенок тут, как конечный результат их усилий. Но у нас есть праздник Мавлид ан-Наби. Поскольку точная дата рождения Мухамеда не известна и отмечать ее стали через триста лет после прихода ислама, то этот памятный день был приурочен ко дню его смерти, что накладывает отпечаток на характер торжества. В исламе дни рождения отмечаются скромно, а иногда и вовсе не отмечаются, в то время, как даты смерти, понимаемые как рождение для вечной жизни, справляются более торжественно. На самом деле, Мавлид ан-Наби больше любят дети. Взрослые молятся и ведут праведные разговоры, а для детей делают сахарные фигурки «арусат ан-наби» – «невесты Пророка» – с бумажным пестрым веером за спиной, или всадника с саблей в руке.

Мне как-то подарили на Мавлид ан-Наби сахарную саблю. Такой большой леденец, - Ран рассмеялся, вспоминая, - мы с Маликом решили проверить, насколько сахарная сабля хороша, как оружие. Он взял деревянную саблю против моей сахарной и мы решили подраться. Естественно, леденец разлетелся на множество кусков по всему двору. Намир нас оттаскал за уши и отправил на конюшню. Наполнить всем жеребцам поилки. Ну, а мы заодно скормили им кусочки леденца… они после этого нас еще долго обнюхивали в надежде получить добавку…

- Жеребцы – это такие мальчики среди лошадей? - Том с интересом смотрел, как Ран рассмеялся, - а девочки – это кобылы? В конюшне стоят мальчики, а девочки где?

- По большей части в конюшне стоят мерины. А жеребцами их называют скорее для красоты слова. Мерины не агрессивны и более послушны. Внешне они мало отличаются от жеребцов, и когда дело касается войны или охоты, то предпочтительней спокойный конь, чем возбужденный самец, который будет реагировать на кобыл и зависеть от гона. Только опытные альфы могут управиться с жеребцами, а молодые все ездят на меринах, и это нормально. А вот кобылы находятся в табунах и кочуют от одного оазиса к другому под охраной взрослого жеребца, которого оставили на племя, ну и, конечно, вооруженных пастухов.