Клоака. Станция потери

— Абсолютно любую, не связанную с генетическими мутациями. Генетикой занимался другой отдел. Нам же приказали найти лекарство от самых часто встречающихся болезней последних десятилетий: гриппа и рака.

— От гриппа и так каждый год делают прививки. Нет ничего такого, чтобы поболеть недельку-другую. А рак… Как вообще можно избавиться от клеток, которые и так есть у каждого человека с рождения?

— Мысли обывателей всегда так похожи, — произносит мужчина с неким снисхождением ко мне. — Но я не обижаюсь на тебя.

А я и не пытаюсь никого обидеть.

— Спорить на тему того, нужны ли людям болезни для создания более крепкого иммунитета или нет, можно долго. И в конечном итоге все останутся при своем первоначальном мнении. Поэтому, давай я просто расскажу тебе о том, что здесь произошло. А делать из этого какие-нибудь выводы или нет, ты будешь решать сама. Хорошо?

— Да.

— Отлично. Так вот, мне и моим коллегам было поручено провести эксперименты с уже наполовину созданной вакциной. В течение долгого времени мы улучшали ее, первоначально проводя опыты над животными. Разумеется, неудачных экспериментов было значительно больше, чем тех, которые завершались так, как мы планировали. Со временем финансирование начало уменьшаться. Сроки поджимали, и люди, не имевшие ни капли медицинского образования и понятий о том, чем мы тут занимались, стали подгонять нас.

Типичный сюжет любого зарубежного фильма. Политики мерились всем, чем только можно, а их подчиненные, пытаясь угодить начальникам, шли на все, на что только можно было идти ради сохранения своих должностей.

— Долгое время неудачи преследовали нас, — продолжает говорить мужчина, — пока однажды у нас не получилось. Около двух месяцев мы следили за состоянием выздоровевших животных. Все их показатели были в пределах нормы. Никаких отклонений или побочных эффектов. Удача вскружила нам голову, и мы донесли до верха о том, что эксперимент наконец-то оправдал их ожидания. В тоже время нам стали присылать людей, согласившихся участвовать во второй фазе наших исследований. Все они были смертельно больны, и даже в случае неудачи ни они, ни их семьи не стали бы нас ни в чем винить.

Как удобно. В случае удачи можно было бы получить всеобщую любовь и благодарности от спасенных пациентов. А в случае провала только развести руками и сказать: «Мы предупреждали».

— Я так понимаю, — говорю я, посмотрев на горожанина, — эксперимент с людьми провалился.

— Да, но не сразу. Так же, как и с животными, у людей не было никаких отклонений. Они излечились. Их состояние нормализовалось. Те, кто не мог ходить, вставали на ноги. Те, кто не мог даже пошевелиться, не испытав при этом боли, бегали и усиленно занимались спортом. Мы начали массово вакцинировать людей. Не только тех, кто прибыл с поверхности, но и тех, кто жил в городе с самого начала. Все было хорошо. Мы… Мы были уверены в том, что совершили прорыв! И если бы все удалось!..

— Но вам не удалось, — произношу я, перебив его. — Этот человек прямое доказательство неудачи Вашей команды.

Я говорю как героиня боевика, которую в начале все недолюбливали за ее стальной характер, а к концу поняли, как же она крута!

— Почему он так выглядит? — спрашиваю я. — И что это за слизь? Она… Она опасна для нормальных людей?

— Нет, Нина, — успокаивающе произносит Семен. — И это не слизь, а адипоцир.

Правда что ли?

— А-а, ну теперь понятно. Я ведь, конечно же, знаю, что такое этот аципоцир.

—Адипоцир, — поправляет меня Врач. — А если по-простому, то трупный воск.

— Трупный воск?.. Прям настоящий воск?

Никогда о подобном не слышала.

— Не совсем, — говорит мужчина, покачав головой. — Но… Как бы объяснить, чтобы не загружать тебя ненужной информацией?..

— Никак. Просто не загружайте и все. Я не хочу знать, как эта слизь образуется, если для трупов это нормальное явление.

— Не для всех, — произносит ученый. — И не в таком количестве, какое вырабатывается телами горожан. Именно из-за этого от них так сильно пахнет аммиаком.

— Аммиаком? Не сероводородом?.. Тухлыми яйцами.

— И аммиак, и сероводород так пахнут. Поэтому их легко спутать. И я понимаю, почему девушка твоего возраста спросила о том, заразны ли горожане. Эти фильмы о зомби сейчас набирают популярность, верно?

— Да.

Хотя как по мне, то зомби уже ушли на второй план. Да здравствуют супергерои!

— Тебе не стоит беспокоиться, — говорит мужчина, имени которого я так и не знаю.

Буду называть его Кудряшка. Вряд ли он обидится, если узнает.

— Горожане не зомби. И они не заразны. Они не кусаются и не царапаются, но…

— Они обнимаются.

— Это тоже не совсем верная трактовка. Это, — он указывает на привязанного к столу подопытного, — не пыталось тебя обнять. Оно хотело тебя раздавить. У горожан от мышц осталось только одно название, и у них нет внутренних органов. Но ты и сама это прекрасно видишь. Зато их кости необычайно крепки. Намного крепче наших. Их непросто сломать.

— А что насчет убить? — задаю я вопрос. — Выстрелить в голову. Или отрубить ее?

— Ни то, ни другое не поможет. Отрубленная рука все равно будет шевелиться. Тело без головы продолжит бегать. А глаза на отрубленной голове будут моргать. Единственный способ избавиться от них — сжечь.

Значит, все их огнестрельное оружие бесполезно?

— Если они мертвы… А они мертвы, верно? То почему они все еще передвигаются? И почему отрубленные конечности могут шевелиться? Разве такое возможно?

— Именно это я и пытаюсь выяснить, Нина. Но меня постоянно отвлекают.

Кудряшка недовольно смотрит на Семена.

— После того, как у наших пациентов стали появляться первые побочные симптомы, мы тут же доложили об этом руководству. Но они и слышать ничего не хотели, ведь вакцина со своей задачей справлялась! Она исцелила людей.

Превращая их в анорексичные, покрытые мерзкой слизью трупы?

— Нам дали задание: узнать, на каком этапе их выздоровления произошла ошибка. И найти причину, по которой наши пациенты начали буквально сгнивать на наших глазах.

— Постойте-ка… Вы все время говорите «мы», «нам», «наших» и так далее, но я здесь только Вас одного вижу. Где Ваша команда?

Кудряшка как-то горестно вздыхает.

— Из-за того, что горожан было слишком много и они представляли опасность для тех, кто здесь жил, город было решено эвакуировать. Официально, объект «03-10-17» больше не существует. Его закрыли, вход в город запломбировали. Неудачные эксперименты уничтожили, всех рабочих и гражданских подняли на поверхность. Но это только на официальных бумагах. Кое-кто наверху решил, что сворачивать эксперименты нельзя. Слишком много денег, знаний и живой силы на них было потрачено. Да и вакцина, повторюсь, работала. Мы пытались понять, где совершили ошибку. И, как нам казалось, мы нашли источник всех проблем, но в этот момент… Что-то стало буйствовать на улицах города. И это были не горожане, а что-то… Что-то другое. Совершенно другое.

Совершенно другое?

— О чем вы?

— Словами этого не описать и наукой не объяснить. Возможно, это тоже был чей-то вышедший из-под контроля эксперимент. Мы в чужую работу не лезли… Но когда мы заметили, что оставшиеся в городе люди стали по ночам пропадать, было уже поздно возвращаться на поверхность. Мы, правда, попытались это сделать… Один раз, но… Немногие тогда вернулись из туннеля. Оно было там. Ждало нас. И полакомилось нами.

Он говорит о той темноте в вагоне?

— Почему бы не связаться со своим руководством наверху и не попросить помощи? Пусть… Зачистят туннели.

— Мы просили об этом. Много раз. Но нас никто не хотел слышать. Они бояться посвящать в то, что здесь произошло и происходит новые лица. Мы сами нашли способ, благодаря которому это существо больше не появлялось в городе. Этот способ ужасен, но… Он единственный.

Значит, о краже поездов кому надо известно?

— Сколько раз вы уже такое проворачиваете? — спрашиваю я у Семена. — Я о поездах.

— Раз в квартал, — отвечает Врач. — Этого хватает для того, чтобы оставаться в безопасности.

— В безопасности?.. Я думала, что Князь крадет людей, чтобы они помогали искать Центр управления. Чтобы потом «включить» вечный день. А оказывается, вы просто скармливаете той фигне из туннеля ни в чем неповинных людей, чтобы оно до вас не добралось?..

— Мы делаем это для того, чтобы оно не добралось до поверхности, Нина. Просто подумай. Если мы не будем этого делать, то рано или поздно в Клоаке никого не останется. Для того, что обитает в туннелях, здесь не останется еды. Оно будет искать людей, но не найдет. Оголодает. Обозлится. И что оно сделает дальше?

А дальше оно пойдет искать еду там, где никогда не было. Я это понимаю. Прекрасно понимаю и могу воссоздать ту цепочку событий, которая произойдет, если эта темнота проберется в верхнее метро, а потом и на городские улицы, но…

— Можно по-настоящему здесь все закрыть. Завалить туннель. Стереть все воспоминания о нем, чтобы никто и никогда не узнал о Клоаке.

— Все тайное рано или поздно становится явным, — произносит Семен.

Как же я ненавижу эти фразочки.

— И все, что закрыто, рано или поздно откроется. Мы должны пожертвовать малым, чтобы спасти что-то большее, пока у нас есть на это время и силы.

— Как благородно.

— Со временем ты поймешь нас, Нина, — говорит Семен. — Я привел тебя сюда для того, чтобы ты поняла, что к чему и не совершала глупостей. Такие как ночные перебежки по городу или поиски туннеля, по которому ты смогла бы вернуться обратно. Следующий поезд уйдет отсюда только через три месяца. И только на нем, находясь в первом вагоне, ты сможешь целой и невредимой пересечь подземку. А пока это время не настанет, я буду приглядывать за тобой и пресекать твои необдуманные попытки сбежать, договорились?

— Эй-эй, Семен, не говори мне, что собираешься помочь ей сбежать, — предостерегающе произносит Кудряшка. — Если Князь узнает…

— А как он узнает?

Кудряшка отводит от Врача взгляд, вновь принимаясь за свою работу.

— Не забудь запереться после того, как мы уйдем, — напоследок говорит Семен. — Я не хочу соскребать со стен твои останки.

— Да-да…

Мы направляемся обратно к выходу. Семен первым поднимается по лестнице наверх, придерживая подвальную дверь, и протягивает мне руку, чтобы и я смогла выбраться следом за ним. Я принимаю помощь, вот только покидать подъезд не спешу. Весь этот разговор, все, что произошло за прошедшие дни…

— Почему Вы мне помогаете? — спрашиваю я, намереваясь услышать от него правдивый ответ. — И тогда в поезде. И с жетонами. Вы должны были надеть этот браслет поверх жетона, а не оставлять его мне. Вы ведь понимаете, что теперь у меня их десять? Ровно столько, сколько нужно, чтобы спастись.

— Конечно я это понимаю, — говорит Семен, вытягивая меня из подвала.

Дверь за мной захлопывается, и мы оказываемся в темноте. Свет продолжает просачиваться сквозь узкую щелку, но его не хватает даже на то, чтобы разглядеть силуэт стоящего напротив меня человека. Только потому, что Семен продолжает сжимать мою ладонь, я знаю, что он рядом.