Клоака. Станция потери

Вторая смена — Монстры

Я никогда не понимала людей, боявшихся крови. Были у меня знакомые, которые буквально в обморок падали, стоило им только увидеть маленькую капельку красной жидкости, просачивающейся из небольшого пореза на пальце. Что смешнее всего, все они были девушками. Глядя на их бледные лица и закатывающиеся глаза, мне всегда хотелось спросить: как вы вообще умудряетесь быть женщинами, если боитесь вида собственной крови?

Ладно бы чужой!.. Но своей собственной…

— Больно! Больно! Больно!

— Терпи и хватит дергаться! — восклицает Семен, пытаясь усмирить эмоционально-буйного пациента. — Как вообще можно было не заметить, что тебя подстрелили и столько дней проходить с пулей в заднице?!

Я задаюсь тем же вопросом. Это вообще физически возможно?..

— Ну… Там же мягко… Я не почувствовал…

Пациент Семена краснеет. Скорее всего из-за меня, учтиво отвернувшейся к стене, когда Врач приказал ему стянуть штаны и показать, что именно его «беспокоило».

— Жрать надо было меньше, тогда бы ничего мягкого там не было. Нина, — обращается ко мне Семен. — Подай коричневую бутылку. Без этикетки.

В его чемоданчике, который он мне доверил, всего две бутылки. И только к одной приклеена бумажка. Подав Врачу ту, на которой ничего нет, я уж было предположила, что в ней спирт, которым он зальет рану, но…

— Пей. И не дергайся.

Но анестезия оказалась для приема внутрь.

Мужчина жадно присасывается к бутылке. Семен еле успевает отобрать ее у него, пока она не опустела. Он отдает ее мне обратно, а сам занимается лечением этого горе-душегуба.

Когда-то я подумывала о том, чтобы стать врачом. Кажется, это случилось после того, как я «подсела» на медицинские сериалы. Мне так нравилось смотреть на людей в белых халатах, на то, как они помогали людям, проводили сложные операции и так далее, что желание присягнуть в верности Гиппократу не потухало во мне вплоть до конца одиннадцатого класса.

Я плакала, когда в сериале умирали полюбившиеся мне пациенты. Или когда врачи, чувствовавшие вину за то, что произошло, хотели бросить все и уйти. Я ревела, когда спасенные люди благодарили докторов, и хотела стать одной из тех, кто будет с больными людьми до самого конца. И не важно, счастливый этот конец будет или печальный.

А потом я отказалась от этой профессии так же быстро, как и загорелась мечтой работать в больнице.

Нет, я не испугалась сдавать сложные экзамены или соревноваться за одно место с десятками других абитуриентов. Даже мысль о том, что мне придется посвятить весь первый курс изучению латыни, костей и прочих сложных вещей меня не пугала так, как осознание того, что в будущем мне придется брать на себя ответственность за других людей. Я не хотела ни за кого отвечать.

Даже за саму себя. И за свои ошибки, которые я обязательно бы совершила.

— Нина, подай коробочку. Там иглы и нитки. Надо зашить лишнюю дырку.

Хочется и засмеяться, и одновременно с этим раскраснеться аки красна девица на выданье. Кто бы знал, что Семен на деле окажется именно таким?

Каким «таким»? Ну… Таким.

— Нина.

— Д-да… Вот, держите, — говорю я, протягивая ему нужную вещь.

Тема оказался прав. Во время ужина Семен подошел ко мне и сказал о том, что с этого дня я становлюсь его помощницей. Правда он не сказал на какой срок, но думаю это и так было понятно.

До тех пор, пока я не выберусь из Клоаки.

Я уверена в том, что он знает о моих «сокровищах». О том, что жетонов у меня теперь ровно десять и мой побег лишь вопрос времени. Вот только вряд ли Семен догадывается о том, что на побег в гордом одиночестве я бы не решилась.

— Сидеть тебе будет сложно, — произносит Врач, заканчивая манипуляции с нитками. — И на спине спать я тебе тоже не советую.

— Спасибо, док. Чтоб мы без тебя делали?..

— Померли бы от гниющих мозолей на ногах.

Фу. С жителями этого места все так плохо?..

Когда со спасением этого пациента покончено, мы отправляемся к другим, не менее страждущим душегубам. Их много. У кого-то болит горло, у кого-то температура, а кто-то откровенно симулирует. Но для каждого Семен находит время и лекарства. Даже простые подзатыльники, чтоб обманывать было неповадно, идут в ход. Но чаще всего Семен использует какие-то мази и зеленку.

О, великая зеленка!

— Где Белла? — спрашиваю я, когда мы заканчиваем с делами и выходим на улицу из очередного здания с очередными пациентами.

Снаружи уже властвует вечер. Людей на улице практически нет, но по два часовых у каждого дома продолжают неизменно нести свою вахту.

— Зачем они нужны? Почему по двое?

— Много вопросов, Нина. Еще и на разные темы. Что интересует тебя больше?

Снег хрустит под ногами как настоящий. Холодный ветер дует в спину так, будто позади меня стоят вентиляторы. Хотя, скорее всего, вентиляторы где-то и правда, стоят. А еще морозильные камеры, создающие в этом городе зиму.

— Где Белла? — повторяю я свой первый вопрос.

Если узнаю, где она, и расскажу об этом Сергею, то процент нашего доверия возрастет.

— Хочешь ее увидеть? Я и подумать не мог, что ты станешь за нее беспокоиться.

— Почему?

— Вы совершенно разные. А люди тянутся отнюдь не к противоположностям, — произносит Семен. — Белла в хорошем месте. Завтра утром я отведу тебя к ней. А по поводу этих вооруженных ребят… Они нужны для того, чтобы произошедшее позавчерашним вечером не повторилось вновь.

— Они и позавчера тут стояли, а толка от них никакого не было. Судя по количеству трупов, которые я видела.

— Как жестоко, Нина. —Семен оборачивается ко мне и по-дружески улыбается, словно мы давние приятели, вспомнившие старую историю. — Я собирался кое-что тебе показать. Если у тебя еще остались силы — следуй за мной.

Даже если бы сил у меня не осталось, я все равно бы последовала. Потому что у меня было много вопросов, а Семен был единственным, у кого я могла хоть что-нибудь разузнать. Но я не рассчитывала на то, что мы выйдем за пределы лагеря.

Через главные ворота, когда «солнце» уже исчезло с «неба».

— Куда мы идем?

Хотя, признаю, вопрос глупый и бессмысленный. Какая мне разница куда, если я уже иду за ним? Узнай я о месте, в которое мы идем, назад бы я все равно уже не повернула. Или же я ошибаюсь насчет себя?

Мы доходим до соседнего двора. В нем, как и в любом другом дворе этого города, темно. И теперь, когда я знаю, что на этих улицах обитает, мне становится неспокойно. Я предпочитаю не отставать от Семена и ровняюсь с ним, стараясь поспеть за его широким и быстрым шагом.

Возможно, он тоже боится?

— А как же горожане? — продолжаю я, не дождавшись ответа на первый вопрос. — Что будете делать, если мы наткнемся на них?

— Мы уже дошли до нужного места, — произносит Семен, пересекая детскую площадку. — Так что не переживай. Единственный горожанин, которого ты сегодня увидишь, будет надежно скован и до нас не доберется.

— Скован?.. В смысле?

— В прямом.

Семен открывает дверь в подъезд. Мы входим внутрь. Там, сбоку от лестницы, еще одни двери. Железные. За которыми скрывается подвал. Из узкой щелки, появившейся из-за не плотно прикрытых створок, просачивается желтый свет.

— Я думала, электричества в домах нет.

— Так и есть, — говорит Семен, потянув на себя одну из створок. — Пойдем. Заглянем в гости. И не ударься головой. Потолки тут низкие.

Мы спускаемся вниз.

Я никогда не бывала в придомовых подвалах, но всегда представляла их темными, сырыми и невероятно грязными. В нем должны были находиться странные трубы, обернутые стекловатой и липкими бинтами. Еще обязательным составляющим подвалов должны были быть котлы, пышущие жаром и паром.

Хотя, пожалуй, это меня уже в какой-то стимпанк потянуло.

На самом деле этот подвал похож на самую настоящую лабораторию, в которой проводятся какие-то супер-секретные эксперименты. Повсюду стоят какие-то компьютеры и непонятные мне аппараты. Свет же вырабатывается благодаря какому-то шумящему насосу. Или аккумулятору. Я в этом не разбираюсь. В общем, эта неприглядная и на вид тяжелая коробка кряхтит и вибрирует, а по тянущимся из нее проводам идет ток, заставляющий работать всю технику, находившуюся в этом подвале.

— Уверен, что это хорошая идея приводить сюда детей? — спрашивает у Семена мужчина в белом халате.

Он откладывает в сторону свою тетрадь, в которой что-то высчитывал до этого, и выжидающе смотрит на Врача. В моем понимании его вид был типичным для представителей ученых профессий. Черные, смоляные волосы, пусть и коротко подстриженные, все равно вились мелкими кудряшками, придавая этому человеку лишних два-три сантиметра в росте. Разумеется, у него были очки. Правая линза в них как-то умудрилась обзавестись трещинкой, но не было похоже, чтобы это хоть как-то мешало ученому в работе.

— Еще и вечером, — продолжает он. — Девушка, ты в Клоаке недавно, верно?

— Это так заметно?

— Это очень заметно, — говорит мужчина, возвращаясь к своей работе.

Да, и как же?

— Привел ее посмотреть на горожанина? Что за ребячество? Это место не подходит для экскурсий.

— Не волнуйся. Она с ним уже встречалась.

Уже? То есть это тот самый горожанин, который чуть незаобнимал меня до смерти?

— Смотри внимательно, Нина, и запомни все, что здесь увидишь и узнаешь. Эти знания помогут тебе выжить.

—Х-хорошо, — говорю я, обратив внимание на еще одного…человека.

При нормальном освещении горожанин выглядит до тошноты омерзительно. Дистрофичное тело, привязанное к металлическому столу, источает такое зловоние, что у меня начинают слезиться глаза. То, что обтягивает кости, нельзя назвать кожей. Это лишь схожая с ней материя. Слишком тонкая и прозрачная, серовато-голубого оттенка.

— Оно живо? — спрашиваю я.

Живот горожанина настолько впал к позвоночнику, что я не уверена в том, что внутри этого тела есть хоть какие-нибудь органы. Его грудь так же не поднимается и не опускается. Горожанин не дышит и не шевелится.

— Это тело живо настолько, насколько нам это нужно, — отвечает за Семена ученый, подходя к горожанину.— Раз уж он привел тебя, мне придется провести курс молодого ученого.

— Будь так добр, — говорит Семен, улыбаясь. — У тебя получится лучше, чем у меня.

— Ты нагрузил меня лишней работой.

— Я после отплачу чем-нибудь с поверхности.

— В двойном размере, — произносит мужчина, поднимая вверх два пальца. — Что ж, Нина… Позволь представить тебе человека, спустившегося под землю ради своего излечения.

— Излечения?..

Как ни посмотри, но лечение ему было необходимо именно сейчас.

— На официальных бумагах этот город носил название «03-10-17» и финансировался правительством. Здесь проводилось множество экспериментов, направленных на улучшение жизни наших сограждан с поверхности. Я и моя группа отвечали за создание вакцины, способной излечить любую болезнь.

— Любую? — переспрашиваю я, считая, что это невозможно.

Если бы все болезни были побеждены, на чем бы зарабатывали фармацевтические компании? Мои родители вообще верят, что вакцина, о которой говорит этот мужчина, давным-давно уже была придумана и просто не создавалась для массового производства.