Клоака. Станция потери

Часть третья. Лагерь. Первая смена — План

Когда я говорила, что ни за что не притронусь к местным харчам, то нагло врала себе и своему желудку. Желудок впоследствии взбунтовался и победил в этой неравной борьбе со здравым смыслом. В принципе завтрак в лагере ничем не отличается от моего завтрака дома. Тот же чай и каша… Мне хочется верить, что это чай и каша… Абсолютно безвкусную, белую похлебку в тарелке, с не разварившимися комочками и какими-то сероватыми крупицами, о происхождении которых я даже думать не хочу, душегубы уплетают за обе щеки. То, что мне налили в стакан, описанию вообще не поддается, но я так сильно хочу есть, что кончаю с трапезой минуты за три.

Просто глотаю эту кашу, даже не стараясь ее разжевать, и все запиваю чаем, надеясь не распробовать вяжущий привкус чего-то необъяснимого на языке. Если это не отрава, то несколько дней на подобном пайке я протяну. А вот что будет дальше, я предпочитаю не загадывать.

Этим утром людей в столовой немного. Видимо большинство предпочло не выходить из своих комнат, переживая тяжелое время в безопасности своих четырех стен. Я наделась увидеть Сергея и поговорить с ним кое о чем, но он в столовой так и не появился.

Маша, сидевшая со мной, его тоже не видела.

— Кстати, спасибо за то, что постирала одежду, — благодарю я ее слегка запоздало.

Запах порошка я ощущаю с самого утра.

После того, как я вернулась в комнату, где мне выделили целую кровать, я с удивлением обнаружила на стуле стопку своих вещей. Конечно, без стиральной машины парку выстирать было нереально, но Маша как-то умудрилась очистить ее от грязи и слизи. И еще от того ужасного запаха.

— Не за что, — отвечает она мне. — Я была рада помочь.

За соседним от нас столом завтракают Семен и Дмитрий. Мне не слышно их разговора, но за все то время, что они там сидят — а в столовую они пришли позже нас — мужчины даже не притронулись к своей еде. Я знаю, что они нас заметили, возможно, их разговор в той или иной степени касается нас — новоприбывших, но они оба демонстративно в нашу сторону не смотрят.

— Если ты закончила, то пойдем. Раз тебя еще никуда не распределили, то лучше нам держаться вместе.

Соглашаюсь с Машей и вместе с ней выхожу из-за стола. Весь путь до выхода, у которого по уже какому-то для меня обыкновению толпятся люди, я ощущаю на своей спине чужие взгляды.

Выйдя на улицу, я с удовольствием вдыхаю морозный воздух. Если бы я не знала, что нахожусь под землей, то ни за чтобы не поверила тому, кто попытался бы меня в этом убедить. Снаружи прохладно. Погода разгулялась и обещает всем нам солнечный день. Я не понимаю, как работает эта система, но абсолютно все в Клоаке выглядит натурально. И небо, которое нечасто одаривает жителей поверхности своей синевой в зимние месяцы. И солнце, которое умудряется как-то пригревать. И даже сугробы выглядят как настоящие.

— Ты в порядке? — спрашивает у меня Маша.

Мы направляемся к месту ее работы.

— Вполне. Горячий душ меня оживил.

— А была бы горячая ванна, было бы еще лучше, да?

— Да. Намного.

Маше двадцать восемь. На поверхности она снимает небольшую квартирку недалеко от садика, в котором работает, она не замужем и в замужество особо не стремится. «Делать там нечего», — повторила она для меня заученную фразу всех своих замужних подружек. Маша была спокойным, но при этом сверхчувствительным человеком. Из-за этого, наверное, она и стала работать с детьми. Нужно было иметь не только огромное терпение, чтобы не прибить этих шумных человечков, но еще и бескрайний запас любви к чужим детям, чтобы поддерживать свое терпение.

Первое, что спрашивал Князь при знакомстве с неофитами, это, разумеется, их навыки и профессии. Маша была единственной из моих попутчиков, кто уже работал по диплому и жил той самой взрослой жизнью, полной вечной нехваткой денег, нескончаемых счетов и полупустого холодильника за неделю до зачисления на карту зарплаты. Узнав о том, что она работала с детьми, Князь распределил ее в местный «детский сад». Сергей, по ее словам, приглянулся лидеру душегубов своей спортивностью, из-за чего и получил возможность выходить за пределы лагеря. А Белла оказалась слишком красивой для того, чтобы нагружать ее тяжелой работой.

И про Беллу, кстати говоря, я до сих пор ничего не знаю.

— Мне так и не сказали, чем я должна буду заниматься.

— Думаю, Князю сейчас не до этого, — произносит Маша, коротко кивая двум мужчинам на входе в одноэтажное здание.

Они игнорируют ее приветствие, но без лишних слов впускают нас внутрь.

Я замечаю, что у каждого дома стоит по два вооруженных человека. Маша сказала, что в лагере было построено около пятнадцати домов. Значит, как минимум у тридцати мужчин было оружие. И они умеют с ним обращаться.

Дыру в заборе, которую проделал Тихоня, уже заделали. Это со слов Маши. Я рассказала ей о том, кем был вечерний нарушитель, а она рассказала мне о том, куда его могли отвести. Разумеется, в лагере была своя тюрьма, в которой запирали особо недовольных и провинившихся душегубов. Если они не исправлялись за определенный срок, от них «избавлялись». И мне хочется верить, что избавлялись от них вполне привычными способами. А не на кухне в огромных кастрюлях.

— Мне доверили семнадцать детей. Их возраст от пяти до двенадцати лет.

— Они такие же, как мы? — спрашиваю я.

— Нет. Они все, как и Тема, родились в этом городе.

Это логично. Подстрекатели не стали бы брать с собой детей. От них нет толка.

— Они приняли тебя?

Маша смотрит на меня несколько удивленно, но быстро соображает, что к чему.

— Девочки. Мальчики более скрытные. Я смогу расспросить у них обо всем, что ты захочешь узнать. Дети начинают врать только по достижению определенного возраста и при наличии определенных обстоятельств.

— То есть, эти будут говорить правду?

— Будут.

Маша произносит это так уверенно, что совесть не позволяет мне поставить ее слова под сомнение.

Дети встречают нас не так, как я ожидала. Конечно, я не ждала счастливых возгласов «Доброе утро» или «Мы рады, что вы пришли», но то, как они на нас смотрят, заставляет меня невольно содрогнуться. Эти дети нас опасаются. Не доверяют нам. Изучают нас. Интересно, знают ли они о том, что над их головами бурлит жизнь? Жизнь, которая была в разы лучше их собственной.

— Итак, вы все сделали домашнее задание? — спрашивает Маша, проходя вперед.

Мы находимся в комнате, похожей на классный кабинет. Тут есть и парты, и доска. На учительском столе даже лежит коробочка с мелом. Дети начинают молча приносить Маше свои тетради, и среди них я без труда замечаю Тему. Он, в отличие от других, идет не к ней, а ко мне.

— Нина! — радостно восклицает он, по-детски крепко сжимая меня в своих объятиях. — Ты хорошо добралась?

— Хорошо, — говорю я, легонько потрепав его по светлым волосам.

— Я так рад! Сегодня утром, когда дядя Сема заходил к нам домой, он сказал моей маме, что взял себе помощницу. Это ты?

— Не знаю. Он мне ни о чем не говорил.

— Я думаю, что это ты! Дядя Сема всех нас лечит, но одному ему тяжело.

— Но я-то не врач, Тем, — говорю я. — И не смогу вас лечить.

— Но ведь…

— Артемий, мы начинаем. Неси тетрадь и займи свое место, — строго произносит Маша.

Кажется, она вошла во вкус.

Тема отпускает меня и, выполнив то, о чем его попросила Маша, усаживается за одну из первых парт. Я же сажусь за последний стол и внимательно слежу за уроком. Правда довольно быстро мне это надоедает. Маша объясняла детям элементарные вещи, слушать которые скучно, и в какой-то момент я ловлю себя на мысли, что изучаю ее учеников.

Маша сказала, что самым старшим детям по двенадцать лет, но сейчас в классе только ровесники Темы. Если Маше доверили всех живущих в лагере детей, то где все остальные?

Тема, отвлекшись от занятия, машет мне рукой, и я отвечаю ему тем же.

Вряд ли он был настоящим подстрекателем. Уж слишком маленький для такого важного дела. Скорее всего, он последовал за Семеном и Дмитрием и без их ведома решил покататься на поезде. Так он и оказался в метро. И… Мою голову посещает дельная мысль. Он может знать, как выбраться из Клоаки.

Надо будет рассказать об этом Маше. Пусть поговорит с ним, а я…

Я достаю из кармана парки чудом ненайденную теми, кем не надо, фотографию. Не знаю, видел ее Семен или нет, но этот кусок глянцевой бумаги мог стать ключом к моему спасению. Мне остается только поговорить с Сергеем, отдать ему фотографию и указать на его карте место, где живет Костя. Если эти двое в самом деле братья, и у них хорошие отношения, то он не бросит Тихоню в лагере, из которого сам же когда-то и сбежал. Костя должен будет прийти за ним и освободить из того места, где его сейчас держат. А узнать об этом месте могут только те, кто находится по эту сторону забора. Вот такая у нас будет взаимовыгодная сделка.

Занятие продлилось до двенадцати. Маша раздает детям очередное задание, а после за ними приходят два человека. С автоматами, разумеется. Когда их уводят, мы с ней остаемся одни. По громкой связи объявляют о начале обеда, но ни я, ни Маша не спешим в столовую.

— Знаешь, почему при знакомстве с детьми, педагоги просят их написать сочинение о себе и своей семье? — спрашивает она у меня, открывая первую тетрадь.

— Чтобы узнать о них, — не задумываясь, отвечаю я.

— Верно. Это такой психологический прием. Довольно часто бывает так, что рассказать о чем-то сложнее, чем написать. При помощи таких сочинений профессионалы могут узнать о многом. Даже о том, про что ребенок не написал.

— А ты профессионал?

— Да. И вполне приличный.

Разумеется, первой она открывает тетрадь Темы.

— Как думаешь, — начинаю я, пока Маша проводит анализ детского рассказа, — почему он оказался в поезде?

— Я размышляла об этом, — не отвлекаясь от чтения, произносит Маша. — И пришла к выводу, что ему просто было любопытно, куда уходят Дмитрий и Семен. Его не должно было быть с ними.

— Я тоже так решила. Если он просто следовал за ними, то сможет ли он найти ту станцию, с которой они уехали?

— Зависит от того, насколько он внимателен.

Маша дочитывает сочинение, но ничего важного в нем не находит. Тема оказывается единственным ребенком в семье. Его мама и папа трудятся на ферме, выращивая какие-то овощи для всего лагеря. Его заветной мечтой было побыстрее вырасти и исследовать город наравне с другими взрослыми.

О мире на поверхности он ничего не знал.

— Я попробую расспросить его. Кажется, Тема видит в нас с тобой друзей, которые могут рассказать ему о том, чего он еще не знает. Он любопытный, как и многие мальчики в его возрасте. Это должно помочь нам.

Маша обещает поговорить с ним об этом завтра. Собираясь уходить из классной комнаты, я спрашиваю у нее о том, где были остальные дети? Те, которые старше Темы.

— Не знаю. Мне говорили, что на занятия будут ходить все.

В этот момент раздается стук в дверь и внутрь входит Сергей.

— Наконец-то я вас обеих нашел!

— И тебе привет.

Припухлость с его губы немного спала. Синяк на скуле стал темнеть. Он выглядит лучше, чем при нашей последней встрече, но его вид все равно вызывает во мне чувство жалости. Вроде такой спортивный, а выглядит, как потрепанный котенок.