Клоака. Станция потери

Пятая улица — Лагерь

Однажды я видела, как загнанная в угол мышь набросилась на загнавшую ее в этот угол кошку и…победила! Кот был настолько шокирован сей неподобающим для пищащего создания поведением, что поспешил ретироваться как можно дальше от умалишенной добычи. Как мне тогда показалось, от греха подальше. Потом — уже не помню, правда, кому я об этом рассказала — мне объяснили, что я стала свидетелем проявления того самого инстинкта самосохранения, который дремлет в каждом мало-мальски здравомыслящем существе. И это не тот инстинкт самосохранения, который оправдывается девизом «Моя хата с краю», а тот, при котором гордо заявляешь: «Сгорел сарай — гори и хата!».

Бесстрашие, испытать которое можно, разве что в безвыходной ситуации, когда терять уже попросту нечего — вот что испытывала мышка в тот момент, когда пыталась вгрызться кошке в шею. На ту завораживающую бойню я смотрела со страхом за кота! Никогда бы не подумала и не поверила в то, что маленькое, пищащее существо, способное только грызть провода и разносить всякую заразу, будет так отчаянно сражаться за свою жизнь против того, кто по всем параметрам превосходил ее и в силе, и в росте, и в весе. Это было удивительным открытием.

Я, конечно, не мышь, а Князь, разумеется, никакая не кошка, но я храбрюсь, и умирать не собираюсь. Впрочем, как и накидываться на стоящего напротив меня мужчину с намерением показать свои зубы. Хотя за то, как он без зазрения совести оглядывает меня с ног до головы, улыбаясь крутящимся в голове мыслям, можно было и поскалиться. Пусть улыбка у него и не столь пахабна, как у Грызуна, и не вызывает у меня никакого отвращения, я бы даже сказала, что улыбка у него вполне себе очаровательна, но все равно приятного мало.

Признаться, я представляла Князя немного по-другому. Да и его «тронное место» в моем воображении выглядело иначе, чем в реальности.

Определить возраст Князя нереально. Вроде и не молодой, но еще и не старый. Он принадлежит к такому типу мужчин, которые с возрастом становятся только краше. Я способна назвать несколько известных мне мужчин-актеров, преимущественно импортных, которые вроде бы в молодости ничего особенного собой не представляли, были иногда даже ниже среднего, а вот когда им перевалило лет за сорок… Ух!.. На них теперь хочется смотреть вечно. И не только на экранах телевизоров или на настенных постерах.

Интересно, подростки еще вешают плакаты на стены со своими любимчиками или это смущающие пережитки прошлых поколений?

— Ее привел Сергей? — спрашивает Князь у Грызуна», на секунду отрывая от меня взгляд.

Грызун коротко кивает, подтверждая собственные, недавно сказанные слова. А меня удивляет то, что Князь помнит имя новичка, в лагере обитавшего менее суток. Память хорошая? Или в лагере давно не было новых лиц?

— Ты прибыла ночью, Нина? — обращается Князь уже ко мне, жестом приглашая меня присесть в гостевое кресло у своего стола.

Я уже говорила Сергею, что никогда не была на сборах. Никогда я не отдыхала и в пансионатах, и в детских лагерях. Но из тех же фильмов, показывающих эту сторону молодежной жизни с неким приукрашением, я хорошо представляла себе место, где должен был обитать директор подобных учреждений. Комната, в которую меня привел Грызун, была кабинетом Князя. По-другому и не скажешь. Большой и чистый письменный стол, на котором без компьютера и телефона было пусто, стулья, кресла, шкафы с книгами… Добавить только ковер, и получится бы настоящий кабинет школьного директора.

Только Князь портит общую картину, не особо походя на сотрудника школы.

— Топай, девуля, — говорит Грызун, подталкивая меня к столу.

Да, гостеприимство так и льется через край. Но делать нечего.

Я усаживаюсь на предложенное мне место, чувствуя себя на собеседовании в крутой компании. Князь садится напротив, подпирая голову сомкнутыми в замок руками. Он продолжает разглядывать меня, а на его лице легко читается заинтересованность во мне и в том, откуда я пришла.

— И неужели всю ночь провела на улице? — продолжает он свой «допрос». — Не страшно было одной?

Вот не нравится мне его это «неужели». Князь не играет, сразу дает понять, что врать ему бесполезно. Возможно, он что-то уже обо мне знает. Возможно, кто-то из моих попутчиков рассказал ему обо мне, и теперь он проверяет меня на вшивость. А еще, возможно, я слишком много думаю, и от усталости мне кажется то, чего нет и в помине.

Но решив, что раз уж врать, то врать до конца, я поджимаю губы и дрожащим голосом говорю о том, что мне было очень страшно.

— Было темно… Нигде не было света… Я не знала, куда идти…

— Бояться нужно не темноты, а того, что в ней обитает, Нина, —как-то уж слишком по-философски произносит Князь.

Он знает, что я не ночевала на улице. Точно знает. И пытается до меня это донести. Но зачем? Чтобы посмеяться надо мной? Поиздеваться? Напугать? Или есть причины куда более масштабные, чем те, о которых я думаю?..

— Но бояться тебе больше нечего, Нина. Всем, кто к нам присоединяется, я гарантирую защиту.

— К «нам» — это к душегубам?.. — осторожно интересуюсь я.

Интересно, кто первым стал так себя называть? Или кто-то называл так других? Почему именно такое название? Оно ведь… Оно ведь отталкивающее. Говорящее. Какое-то…неправильное.

Князь громко смеется.

И даже смех его, как и улыбка, звучит очаровательно. Приглушенно и успокаивающе.

— Ты чувствуешь иронию, да? — сквозь смех спрашивает он и даже поддевает пальцем проявившуюся у глаз слезинку. — Я не знаю, кто первый придумал это название, но оно так крепко закрепилось за жителями этого места, что мне приходится с этим мириться.

— Вы сказали «жители этого места»… А где мы?

Все и всегда нужно узнавать от первых лиц. Можно разузнать кое-что от других, подслушав сплетни и чужие разговоры, но для того, чтобы собрать всю информацию в один большой фрагмент, нужно услышать и вариант «начальника».

— У города нет официального названия, но оно обзавелось собственным именем благодаря тем, кто, как мне кажется, стал называть душегубов «душегубами». Наверное, тому человеку нравилось давать другим клички.

Почему «человеку», а не «людям»?

— Клоака, — продолжает Князь. — Так этот город кто-то назвал, будто смеясь над теми, кому пришлось бы в нем жить.

— Канализация…

— Грубо говоря.

— Так мы под землей?..

— Да.

— И как отсюда выбраться?

Какой вариант он мне предложит?

— Отсюда один выход, Нина.

Правда ли?

— Какой?

— Нужны жетоны. Ровно десять.

— Жетоны?.. Как у солдат?

Я ничего не понимаю. Я не знаю, о чем ты говоришь. Какие жетоны? Какие монеты? Ни-че-го не знаю.

— Нет, Нина. Это жетоны из метро. Хотя ты, скорее всего, таких уже не застала. Или не помнишь.

— Вы говорите о монетках с буквой «М»? Я у бабушки в комоде такие видела.

— Именно о них, — улыбнувшись, говорит Князь, словно рад имеющимся в моем распоряжении знаниям. — Нужно собрать десять жетонов, чтобы выбраться отсюда.

— Почему десять? И куда мне их деть, когда я их найду?

— Благодаря им открывается вход на станцию, с которой можно уехать, вернувшись в верхнее метро.

«Верхнее метро».

— И Вы знаете, где находится эта станция?

Князь качает головой.

— Нет, не знаю.

А я не верю.

Зачем собирать жетоны, если не знаешь, куда их потом деть? Зачем заставлять других собирать их? Зачем говорить о способе спасения, если, возможно, его не существует? Попросту вселить людям надежду на то, что выбраться отсюда возможно, чтобы они?.. Чтобы просто заставить их хоть чем-то заниматься, а не думать о собственной неудачливости и судьбе, заведшей их в такое место?

— Тогда, как я узнаю о нужной мне станции, когда соберу эти жетоны? И как мне их собрать? Найти? Выиграть? Или Вы будете давать мне их за что-то?.. А почему Вы?.. Кто Вы такой? Почему Вас считают главным? Как все мы сюда попали? Поезд же не сам сюда приехал, верно? А…

Чуть было не спрашиваю про подстрекателей, но вовремя прикусываю язык. Для того, кто только попал в Клоаку, провел целую ночь в одиночестве на улице и не общался с «местными», я слишком много знаю. А знание иногда никакая не сила…

— Ты задаешь много вопросов, Нина. И я прекрасно понимаю твое любопытство, но тебе нужно отдохнуть и набраться сил перед завтрашним днем.

Мне хочется просить, что будет завтра, но Князь, опираясь о край стола, поднимается со своего кресла, не собираясь продолжать наш разговор. Во всяком случае, сейчас.

— Проводи Нину и распорядись, чтобы ее обеспечили всем необходимым, — говорит Князь, отдавая Грызуну приказ.

А как же браслет и жетон? Он не собирается «заклеймить» меня?

— Нина, скоро начнется ужин. Постарайся на него успеть.

— К-конечно… Спасибо Вам.

Князь улыбается, принимая мою благодарность.

Мне ничего не остается, как попрощаться с ним и последовать за Грызуном по длинному пустому коридору, чтобы спустившись со второго этажа на первый, выйти на улицу через черный вход. Снаружи уже темно и холодно, с неба начинают падать маленькие снежинки, которые, попадая мне на щеки, за мгновение тают.

Странно все это, разве нет?

— Если мы под землей, — начинаю я, запоздало понимая, что Грызун вряд ли сможет ответить на мои вопросы. — То откуда здесь снег? Деревья? Почему холодно, как на настоящей улице?

— Тебе об этом завтра Князь расскажет.

Что и следовало ожидать. Хотя, возможно, он и сам не знает достоверных ответов на мои вопросы.

Сейчас в лагере было меньше людей, чем когда я в него только вошла. Наверное, все ужинают. Точнее, готовятся к ужину. Что там душегубы предпочитают в еде? Крыс. Иногда кошек и собак. Бедолаги… Как они только попадают сюда? Неужели это те самые собаки, которых иногда можно встретить в вагонах? Есть у меня на пути в универ одна такая четвероногая пассажирка. Помесь лабрадора и какой-то дворняги. Она точно знает, в какой вагон нужно зайти, на какой станции выйти и в сторону какого выхода побежать. Умная животина, ничего не скажешь. Иногда люди-то, читать умеющие, в метро теряются, а тут собака… Поначалу я ее присутствию в вагоне удивлялась, а теперь даже переживаю за нее, если вдруг из-за каких-то причин мы с ней не встречаемся. Так может ли быть такое, что она — сбежавший с фермы ужин?..

Не хочу в это верить.

Мы подходим к еще одному зданию. У главных дверей стоит два человека: оба мужчины, с оружием в руках. Будто охранники. Или часовые… А есть ли между ними разница? Они приветственно кивают Грызуну и перебрасываются с ним парой фраз о событиях прошедшего дня, на меня вообще никакого внимания не обращая.

— У нас опять пополнение, — в конце концов, говорит Грызун, указывая на меня. — В этот раз они неплохо справились.

«Они»? Подстрекатели? Или есть кто-то еще, заслуживающий печеньки с полки за хорошую службу?

— Главное, чтоб от этих толка было больше, чем от предыдущих.

Прозвучало не очень обнадеживающе. С какими предыдущими? Много ли их было? Что с ними стало? Они с чем-то не справились? Или наоборот, справились и вернулись на поверхность, а те, кто остался в Клоаке, кусают локти от зависти и говорят о них гадости?