Глория

С другой стороны, возможно, они чувствовали семейную связь, даже если не осознавали ее.

Глория закончила полоскание, вытерла руки о полотенце и повернулась к Бенджамину.

— А знаешь, ты прав, — сказала она. — И я не хочу поощрять это, но и не хочу препятствовать этому.

— Я тоже. Я ничего такого не говорю. Я просто пытаюсь сказать, что... Ну, я думаю, я предполагаю, что мы не должны приглашать ее на семейные мероприятия, такие как поездки в Диснейленд.

— Конечно, нет, — согласилась Глория.

— Хорошо.

Похоже, это было все, что он пришел сказать, и, когда он вышел из кухни, Глория не совсем понимала, зачем он это сделал. Ей вдруг пришло в голову, что ее мать могла пролоббировать поездку в Диснейленд, вложив эту идею в головы детей, и ей стало интересно, как отреагирует мать, узнав, что ее не пригласили.

Как оказалось, никакой реакции не последовало, по крайней мере, Глория не слышала ни упреков, ни укоров в чей-либо адрес, так что, возможно, это действительно была идея мальчиков.

Потеря матери и, в меньшей степени, возвращение матери заставили Глорию задуматься о своих собственных детях. На данный момент они полностью зависели от нее. Она будила их утром, готовила им завтрак, собирала обеды, отвозила в школу, помогала делать домашние задания, готовила ужин, укладывала спать. Она была буфером между ними и внешним миром, и если возникала какая-то проблема, они звали "мамочку!", и она решала ее. Но уже сейчас она видит изменения в этой динамике. Девятилетний Брэдли, который был на год старше своего брата, начал сомневаться в некоторых ее указаниях и спорить в ответ. Он становился более независимым, что в конечном итоге распространилось и на его брата. Скоро, слишком скоро, она перестанет быть центром их мира. От этой мысли ей стало грустно, и она подумала, чувствовала ли так же ее мать, когда сама начала отдаляться.

День в Диснейленде прошел замечательно. Как всегда, они проснулись рано. До их дома в Бреа было всего пятнадцать минут езды — полчаса, если были пробки и светофоры на бульваре Харбор работали против них, — а Диснейленд открывался только в восемь, но им требовалось время, чтобы одеться и позавтракать, а парковка всегда была проблемой. И действительно, когда они приехали в семь тридцать, к трамваю от парковки с Дональдом Даком до главных ворот уже стояла длинная очередь, но они успели как раз к открытию ворот.

Бенджамин и мальчики составили свой маршрут, направляясь сначала на самые популярные аттракционы, а Глория, которой было все равно, следовала за ними. Брэдли был смелее Лукаса, и были аттракционы, на которые он мог пойти, а его брат — нет, поэтому Глория и Лукас стали напарниками на весь день, направляясь на другие аттракционы, когда Бенджамин и Брэдли шли на захватывающие аттракционы, и сидя вместе на тех, на которых каталась вся семья.

В "Особняке с привидениями", "Ошибках судьбы", в котором сидели она и Лукас, пронесся мимо бального зала, заполненного призраками. Один из них, женщина, задувала свечи на праздничном торте, и это обыденное действие заставило Глорию вспомнить о своей матери, которая в этот момент, вероятно, находилась на кухне и готовила себе обед.

Кем была ее мать?

Этот вопрос всегда находился в глубине ее сознания, хотя в определенные моменты, как сейчас, он вырывался на первый план. Может, ее мать и не была призраком, но она была... чем-то. Она воскресла из мертвых и снова была жива, помолодев почти на сорок лет.

Почему это не испугало Глорию еще больше? Это же чертовщина? Что-то непонятное, возможно опасное.

Она не была уверена. Но если она не была так напугана, как должна, то и не чувствовала любви, которую должна была испытывать к родной матери. Между ними была дистанция, эмоциональное удаление, которое Глория не понимала, но принимала. Она не знала, что может испытывать ее мать и способна ли она вообще испытывать какие-либо эмоции сейчас. Несмотря на радикальную уникальность их ситуации, они не говорили открыто и честно ни о чем важном; их разговоры всегда были практичными и поверхностными, как будто ее мать действительно была просто новой знакомой по имени Нора. Не больше, не меньше.

В школе приближался День открытых дверей. Обычно и Брэдли, и Лукас с нетерпением ждали родителей, чтобы посмотреть, что происходит в их классах, показать свои работы и проекты, но в этом году Брэдли, похоже, не хотел, чтобы они присутствовали. Тем не менее, все четверо посетили сначала класс Лукаса, затем Брэдли, и опасения Глории, что у Брэдли может быть не все в порядке, оказались необоснованными. Его нежелание было вызвано скорее давлением со стороны сверстников, о чем она узнала, когда увидела двух молодых парней, которые бродили по классу без родителей и подшучивали над теми учениками, чьи родители присутствовали. Бенджамин тоже заметил это, и в машине на обратном пути он предупредил Брэдли держаться подальше от этих мальчиков.

— Есть, сэр! — защищаясь, сказал Брэдли.

— И не позволяй им управлять тобой. Это последние люди, чье мнение тебя должно волновать. Такие дети обычно попадают в тюрьму. Либо они вырастают бомжами. Сейчас ты можешь принимать их мнение всерьез, но поверь мне, когда ты увидишь, как они толкают свои тележки и бормочут об инопланетянах, все, что ты захочешь сделать, это уйти от них подальше.

И Брэдли, и Лукас рассмеялись.

Глория улыбнулась. Бенджамин был хорош в этом плане. Он умел излагать свои мысли в шутливой форме. Это была техника, которую ей нужно было бы освоить. Когда она пыталась что-то рассказать мальчикам, получалась скорее научная лекция, чем разговор. Бенджамин умел общаться сними на общем языке, а не перегружал свои речи ненужными нравоучениями. Быстрее, это был советчик, парень с опытом, который учит чему-то своих наставников. И такие уроки обычно запоминались.

Нет ничего менее романтичного, чем вечер открытых дверей. Когда дети приходили домой, они были еще навеселе, и от всех них пахло фруктовым пуншем и печеньем "Чипс Ахоу". Но как только дети ложились спать, и они оказывались в своей постели, все становилось амурным.

Со всеми этими событиями прошло некоторое время, и когда Бенджамин вошел в нее, Глории показалось, что он стал больше. В первые несколько секунд она была натянута так сильно, что это было почти больно, но по мере того, как они входили в нее, ощущения становились все более приятными, и очень скоро все стало просто замечательно. Они должны делать это чаще, решила она.

После, вместо того, чтобы перевернуться и заснуть, они разговаривали.

— Ты помнишь того чудаковатого парня, с которым я работал, когда мы только начали встречаться? — спросил он, поворачиваясь на подушке лицом к ней. — Мелвин, вроде?

Глория засмеялась.

— Да. Я забыла о нем!

— Помнишь, как всякий раз, когда у меня были проблемы с машиной и ты забирала меня с работы, он пытался составить нам компанию на нашем свидании?

Она хихикнула.

— О, да. И нам всегда приходилось ломать голову и пытаться придумать какую-нибудь причину, почему он не может пойти вместе с нами?

— А тебе не показалось, что отец одного ребенка сегодня вечером был похож на Мелвина? Старшего Мелвина, я имею в виду.

— Какой отец?

— Тот, который остался в задней части комнаты и с умным выражением лица все время смотрел на доску объявлений с материалами по экологии.

— Типа того, — призналась она, и снова улыбнулась.

— Интересно, что случилось с Мелвином, — размышлял Бенджамин.

— А он больше не работает?

— Нет, он переехал много лет назад. Я думаю, он нашел работу... — Он покачал головой. — Я не помню.

Бенджамин на мгновение замолчал.

— Разве не странно, что люди, которых ты знаешь, как бы отдаляются от тебя? Они могут не быть друзьями или семьей, они могут даже раздражать, как Мелвин, но они часть твоей жизни, а потом... все идет своим чередом, и их нет. Однажды ты смотришь вверх и думаешь, что твоя жизнь осталась прежней, но вдруг понимаешь, что, хотя ты никуда не уходил и не делал ничего другого, все вокруг тебя полностью изменилось.

Разговор принял меланхоличный оборот, и Глория ничего не сказала, не желая следовать в этом направлении. Счастливое послевкусие, которое она ощущала, угасло.

— Знаешь, — сказал Бенджамин, — я думаю о Норе.

Глория напряглась.

— У меня такое чувство, что я откуда-то ее знаю. Она кажется очень знакомой, и это как будто на кончике моего языка — или на кончике моего мозга, на самом деле — но я не могу вспомнить, где мы встречались раньше. Ты понимаешь, о чем я говорю? Это был ее шанс признаться. И на краткий миг она действительно подумала об этом. Но правда была настолько безумной, что Бенджамин ни за что бы ей не поверил, поэтому она просто покачала головой.

— Я устала, — сказала она. — Почему бы нам не лечь спать.

На следующий день на работе ей вспомнились слова Бенджамина. Когда она только начинала работать в кабинете дерматолога, штат состоял из старого доктора Горшина и молодого доктора Ли. Доктор Горшин уже давно ушел на пенсию, передав всю практику своему партнеру, и теперь доктору Ли было почти столько же лет, сколько тогда доктору Горшину. В то время она была инженю, и две медсестры, один клерк и два ассистента были старше ее. Но самая старшая медсестра, Гуйла, ушла на пенсию вместе с доктором Горшиным, и ей не нашлось замены, а другая медсестра, Сьюзи, со временем перешла в больницу Беверли. Клерка, Пэм, уволили за воровство, ее место не заполнили, а Ева, одна из ассистенток, переехала обратно в Миннесоту, и ее заменила Хонг, которая была моложе Глории. Другая ассистентка, Бет, уволилась в прошлом году, недовольная своей работой и зарплатой.

Бенджамин был прав, поняла Глория. Она не переехала, но мир вокруг нее изменился, и теперь, если не считать доктора Ли, она была здесь дольше всех и была самым старым человеком в офисе.

Хотя в целях экономии денег она обычно приносила обед на работу (и, действительно, сейчас в маленьком офисном холодильнике стоял контейнер с остатками макарон, которые она собиралась разогреть в микроволновке), Глория решила сегодня все изменить, вырваться из своей колеи и пойти поесть в другое место. У нее был часовой перерыв, и в итоге она проехала почти до Йорба Линда, прежде чем нашла что-то привлекательное: независимое заведение быстрого обслуживания под названием "Фрэш Гарден". За столиками в ресторане, в одиночку, группами или парами, сидели другие работники в свой обеденный перерыв, большинство из них — женщины. До сегодняшнего дня она чувствовала себя здесь как дома, как будто это были ее ровесники и она вписывалась в их компанию. Но теперь она поняла, что старше большинства женщин, находящихся здесь, и что ее представление о себе, вероятно, отстает от реальности на десятилетие.

Она заказала рулет со шпинатом и чай со льдом из маракуйи и села одна за пустой столик на двоих у окна.

— Извините, это место занято?

Глория подняла глаза от своей еды и увидела высокого бородатого мужчину с подносом, на котором стояла бутылка "Эвиан" и большой салат. Она замешкалась, не зная, что сказать, не желая, чтобы незнакомец сидел с ней, но и не желая показаться грубой. Она оглядела ресторан, надеясь найти альтернативное место, чтобы предложить его. К ее удивлению, здесь было много свободных мест; она предположила, что он подошел к ней, потому что все остальные столики были заняты.