Душа нежити

А еще через час я с высокого холмы заметил облаву. Длинные цепи, растянувшиеся на сколько хватала взгляда. Одна, другая, третья. Люди медленно брели мне навстречу, сжимая в руках вилы, косы, цепы и прочий сельхозинструмент. Лаяли собаки и плакали дети. Эти-то откуда? Может просто из каких-то городков поблизости?

Я тоскливо огляделся в поисках спасения. Можно, конечно, бежать назад, но, боюсь, там навстречу идет такое же. Затем заметил деревню на холме в паре верст от меня и припустил туда.

Осмотр деревни показал ее относительную безопасность. По улицам бродило несколько женщин и стариков, да носилась очумевшая от суматохи стая детей. Мужчины, похоже, ушли ловить меня. Жители деревню пока не покинули, но кое-где уже были заметны приготовления. Там телега, груженая какими-то мешками, ждет, печально опустив оглобли, там начали разбирать богатый дом.

А ближе всего ко мне, на окраине, высился небольшой храм, двери которого заколачивали досками два говорливых деда. Рядом стоял, покачиваясь с пятки на носок, важный пузатый мужик и покрикивал, чтобы работники меньше болтали, а больше шевелили руками. Когда забивание дверей было завершено, мужик достал огромную, с тарелку размером, печать, завернутую в тряпицу. Смешал из двух банок какую-то фигню. Щедро намазал доски в нескольких местах и прилепил в углы заколоченной двери четыре печати. Потом опечатал так же оба малюсеньких окна здания. Но тут поставил всего по одной печати.

Затем велел старичкам ждать два часа и важно удалился. Те выждали от силы минут пять и смылись отдыхать от трудов в трактир.

Я выбрался из кустов и осмотрел выходящее на лес окошко. Потом аккуратно отодрал печать, затем доски. Вернул печать, но так, что теперь можно было смещать доски, не тревожа темно-бордовую кляксу с выдавленным кругом, украшенным кучей надписей.

Затем забрался внутрь, закрыл окно и огляделся. Храм был окончательно покинут, но со всем уважением. Более яркие пятна невыцветшей краски на месте каких-то картин. И даже на постаменте на места алтаря. Тщательно подметенный пол. Несомненно, раньше это было святилище какого-то любимого бога, а теперь его перенесли в город, дабы не отдавать на поругание нежити в ожидаемой войне.

Я нашел длинную и крутую лестницу, которая вела на верх высокой и очень узкой башенки. Лестница завивалась вокруг центрального столба, однако тот не был совершенно сплошным. Время от времени в столбе попадались незапертые дверцы, за которыми находились каморки около половины ярда в диаметре. Какие-то кладовки. Я осмотрел одну и улыбнулся. Высота у каморки была ярдов шесть. Попробовал залезть вверх. Легко! В случае чего, буду прятаться там. И заметить очень сложно. Надо только принести несколько колышков и забить между камнями, чтобы было за что цепляться, если сидеть придется долго.

Я добрался до верхней площадки башни под нарядным шатром, крытым пластинками из разноцветных камней, и лениво развалился, наблюдая за деревенькой.

Поселение стояло на довольно крутом холме. За храмом в двадцати ярдах зиял обрыв, поэтому вся деревня оказалась с одной стороны от него. Главная площадь была у меня под ногами. Здесь был и дом старосты, и трактир, и пара уличных алтарей каких-то второстепенных божков.

Ну и хорошо! Скучать меньше буду.

Скучать действительно не пришлось. Время шло к вечеру, и из города вернулась какая-то горластая тетка. Новостей у нее был полон рот, но она стоически подождала, пока не соберется вся деревня. Точнее женщины, дети и старики. Ну и староста с трактирщиком. Только после этого откашлялась, испустила полувой-полуплач и начала:

- Ой, бабоньки! Ой, что деется!

А дальше пошло такое, что я только рот разинул! Оказывается, я жестоко надругался над бедной невинной девочкой! Хотел одновременно сделать ее наложницей всей своей черной орды и пустить на какие-то кошмарные декокты! Зрители принимали все слишком близко к сердцу, проклинали меня и возносили мольбы к богам с призывом покарать чудовище.

Я всполошился и бросился изучать свою ауру. Кошмар! Черноты стало намного больше! Все! Это уже аура вполне созревшего негодяя. Еще и эти селяне со всего графства мне сейчас такого намолят. Я вспомнил пояснения Челизии, уклончивые и размытые, но все равно, основная мысль прослеживалась. Если ты сделал что-то плохое, и против тебя ополчились тысячи, то твоя аура потемнеет заметно сильнее. Если же ничего плохого не делал, то пусть хоть умолятся.

Но я, похоже, сильно обидел ту девчонку, хоть и невольно. Но богов я все равно не понимаю. Что, я должен был безропотно стерпеть побои и унижения от той благородной банды? И та же графинька просто похихикала бы, глядя на удаль своего ухажера. Ну получилось, что пострадали не такие уж виноватые, но это же была оборона!

Я почувствовал, как во мне растет ненависть к богам. Особенно ко всем светлым. Ну кроме Челизии. Та-то с пониманием! Бывшая амазонка, а у тех лишних размышлений «бить или не бить» обычно не возникало.

А потом я опомнился. Классика! Это же классический сюжет легенды. Но не для простых крестьян, а для людей, пытающихся изучать логику и развивать свой мозг. Благородный герой хочет сделать Великое Светлое Дело, но по пути он совершает поступки, хоть и на пользу делу, но не совсем благовидные. Логично, что потихоньку чернеет. Возмущается несправедливостью богов. Чернеет еще больше. Годик-другой, и очередной темный властелин, скрипя зубами, все также идет к своей светлой как снег цели, которая уже с визгом не знает куда от него спрятаться. Горы трупов и опустевшие королевства прилагаются.