Полибий и его герои

Две жизни

Мне думается, мысль Полибия станет для нас нагляднее, если мы присмотримся к жизни двух людей, двух главных героев его книги. Оба нарисованы необычайно ярко, оба стояли у поворота судеб мира. Но один погубил свое отечество, другой вознес его на необычайную высоту. Это Филипп Македонский и Сципион Африканский Старший.

С Филиппом читатель знаком уже очень хорошо. Его история есть история одного из людей, заболевшего той душевной проказой, о которой говорит Полибий. Поэтому, если желать «извлечь из истории хоть небольшую пользу, нет примера более поучительного, чем Филипп» (VII, 12, 2). Действительно, вспомним, каким явился он впервые на страницах Полибия — светлый, прекрасный, талантливый, почти божественный юноша. «Мне кажется, природа наделила его добрыми качествами, а пороки явились потом» (X, 26, 8). И все любили его, «очевиднейшее доказательство тому, что может верность слову» (VII, 12, 9). Но он вступил на путь зла и «все дальше шел по этому пути» (VII, 12, 11). Мы знаем, куда эта тропа его привела. Он падал все ниже и ниже, зло засасывало его, как страшная трясина.

Конец его ужасен. Всеми ненавидимый, затравленный собственными страхами, почти безумный. Напомню это удивительное место. «К этому времени восходит начало ужасных бедствий… которые обрушились на царя Филиппа и на всю Македонию. Как будто настало время, когда судьба решила покарать Филиппа за все бесчинства и злодеяния, совершенные им раньше, ради чего ниспослала на него грозных богинь Эриний, преследовавших его за несчастные жертвы; мстящие тени загубленных неотступно преследовали его день и ночь до последнего издыхания, и всякий мог убедиться в справедливости изречения, что есть око правды и нам, смертным, надлежит памятовать об этом непрестанно» (XXIII, 10, 1–3; 14).

В конце концов, он убивает сына и губит царство. Так, изуродованный духовно, терзаемый непрерывными муками, не отличая друзей от врагов, всеми ненавидимый, никому не верящий умер тот, кто носил прежде гордое имя Любимца Эллады. Рассказ о Филиппе это описание гибели человеческой души, подобное шекспировскому «Макбету». Потому что Полибий поднимается здесь до шекспировских высот.

Второй человек Сципион Старший. В мою задачу не входит следить за сказочной судьбой этого необыкновенного человека. Сейчас важно другое. Для Полибия Сципион не просто великий полководец, великим полководцем был и Ганнибал. Это некая вершина человеческого духа. Человек, который «благородством души намного превосходил всех людей, даже, если можно так выразиться, само божество» (X, 40, 8). Я кратко остановлюсь сейчас хотя бы на нескольких примерах его благородства, это поможет нам понять идеалы Полибия.

Прибыв в Испанию, Сципион захватил столицу врагов Новый Карфаген. Он взял город штурмом, и теперь по суровым законам войны свобода граждан и самая их жизнь находились в его руках. Жители, зная взаимную ненависть римлян и карфагенян, ждали для себя худшего. Когда их собрали на площади, они трепетали от страха. Но молодой военачальник объявил гражданам полную свободу. «Таким обращением с военнопленными Публий сумел внушить гражданам доверие и любовь» (X, 17, 6–16). Весьма красноречивый пример для грека. Ведь на родине Полибия эллины, захватывая эллинский город, продавали в рабство всех. Это даже и не наказание, говорит Полибий, «по законам войны такой участи подлежат и неповинные ни в каком преступлении» (II, 58, 9–10). Мы уже приводили рассказ о рыцарственном обращении Сципиона с испанскими пленницами.

Может быть, еще более красноречивый пример. В Африке он нанес пунийцам сокрушительное поражение. Их послы явились тогда к нему, с воплями ползали у его ног и молили пощадить их. Сципион почувствовал жалость, успокоил их и заключил мир на очень мягких условиях. Но прошло несколько месяцев. В Африку вернулся непобедимый Ганнибал со своей армией. И настроение карфагенян мгновенно переменилось. Мир был более им не нужен, и они отбросили его как бесполезную рухлядь. Причем нарушили они мир с необычайной наглостью: напали на римское торговое судно. Публий отправил в Карфаген послов, чтобы укорить их. Они выслушали послов, ничего не ответили, а на обратном пути напали на их корабль и потопили его (XV, 1–2). Возмущению Сципиона не было предела. Он не хотел более даже слышать о карфагенянах и немедленно открыл военные действия. И тут, когда он был в таком гневе, из Рима вернулись к нему карфагенские послы, заключившие никому уже не нужный мир. Теперь в руки римлян в свою очередь попали неприятельские послы, и Сципион мог насладиться местью. Как же он отомстил? Он принял их с изысканной вежливостью и велел с почетом проводить домой. Причем охрану их он поручил одному из послов, только что подвергнувшемуся нападению и чудом оставшемуся в живых. И Полибий делает замечательный комментарий. «Он думал не о том, чего заслужили карфагеняне, а о том, как надлежит поступать римлянам… И вот, восторжествовавши своим великодушием над тупостью врагов, он привел в уныние карфагенян и самого Ганнибала» (XV, 4).

Поведение Сципиона совершенно согласуется с идеалами самого Полибия. «Человек рассудительный, решившись отомстить врагу руководствуется соображениями не столько о том, чего заслуживает его враг, сколько о том, какого рода действия согласуются с его собственным достоинством», — говорит он (XII, 40, 3).

Далее Сципион встречает в битве самого Ганнибала. С нескрываемым восторгом передает Полибий речь, с которой перед роковым боем обратился Публий к римлянам. «Он просил их во имя прежних битв показать себя и теперь доблестными воинами, достойными самих себя и отечества… Если же битва кончится несчастливо, павшие в честном бою воины найдут в смерти за родину прекраснейший памятник, а бежавшие с поля трусы покроют остаток дней своих позором и бесчестием… Итак, когда судьба обещает нам великолепнейшую награду, победим мы или ляжем мертвыми, неужели мы покажем себя низкими глупцами и из привязанности к жизни отринем лучшее благо и примем на себя величайшие беды» (XV, 10, 2–6).

Мстислав Храбрый, этот рыцарь без страха и упрека Древней Руси (XII в.), говорил перед страшной битвой дружине: «Братья!.. Аще ныне умрем за хрестьяны, то очистимся грехов своих и Бог вменит кровь нашю с мученикы»{78}. Русский князь говорит, что вместо короткой бренной жизни здесь они обретут вечное блаженство на небесах. Но для гордого римлянина единственная награда в самом прекрасном поступке. И награда эта так великолепна, что надо быть жалкими глупцами, чтобы от нее отказаться. Полибий в таком восторге потому, что эти слова точно выражают его собственную веру. В том единственном месте, где он говорит о вечной жизни, он замечает, что не загробное блаженство будет наградой Арату, но благодарная память людей, тех, кого он так любил при жизни и которым он отдал все (VIII, 14, 7, 8).

Римляне победили. Пунийцы вновь униженно молят о мире, валяются в ногах у Сципиона и рвут на себе одежду. Римлянин прервал их и сухо сказал, что они не заслуживают никакого снисхождения. Своим вероломством они отняли у себя всякое право на сострадание врагов. «Однако, продолжал Публий, римляне ради самих себя… решили воспользоваться победой с умеренностью и великодушно» (XV, 17). Он решил оставить Карфагену полную свободу и самоуправление, их исконные территории и только лишить права воевать. Нам сообщают о горячем споре, который кипел в сенате. Далеко не все римляне разделяли взгляды своего военачальника. Один из сенаторов долго перечислял все бесчеловечные жестокости карфагенян и говорил, что римляне не могут быть спокойны за своих детей, пока город их могуществен. «Какая же может быть жалость, какое сострадание к людям, которые сами никогда не проявляли к другим ни доброты, ни умеренности? К тем, кто, как сказал Сципион, не оставил бы даже имени римлян, будь мы в их руках?» Ответ Сципиона замечателен{79}.

«Не о спасении карфагенян теперь мы заботимся, отцы сенаторы, но о том, чтобы римляне были верны по отношению к богам и имели добрую славу среди людей, дабы не поступить нам более жестоко, чем сами карфагеняне и нам, обвиняющим карфагенян в жестокости, не следует в таком деле забывать о гуманности, о которой мы всегда так заботились в менее серьезных делах… Пока с тобой сражаются, следует бороться, но когда противник падет, его надо пощадить. Ведь и среди атлетов никто не бьет упавшего, даже многие звери щадят упавшего противника. Ведь прекрасно, если счастливые победители страшатся гнева богов и ненависти людей… Ибо благородно и благочестиво не истреблять племена людей, но увещевать их… А потому я вам советую пожалеть их… Нет ничего страшнее безжалостности на войне, ибо божеству это ненавистно…»

Таким образом, Сципион победил врага не только оружием, но великодушием. А это, как говорит Полибий, самая прекрасная победа.