Полибий и его герои

Новые знакомые

Однажды, когда жить в Риме оставалось ему уже считаные дни, у кого-то из знакомых Полибий встретил двух юношей. Старшему было лет 20 или немногим более, младшему, как потом выяснилось, 18, но выглядел он моложе своих лет и показался Полибию совсем подростком. Старший был приветлив, вежлив и разговорчив; младший застенчив, молчалив и явно дичился Полибия. С изумлением Полибий услыхал их имена. То были сыновья Эмилия Павла, отданные им в усыновление, последние, которых оставила ему злая судьба. Старшего звали Квинт Фабий Максим, младшего — Публий Корнелий Сципион. Какое имя! Сципион Африканский, «самый знаменитый человек всех времен» (X, 2, 1), победитель Ганнибала и Антиоха Великого, за которым толпами ходили люди в Элладе, принимать которого за честь для себя почитал Филипп Македонский, величайший полководец, о котором уже написаны горы книг!.. Мальчик оказался его приемным внуком. Полибий был поражен и смущен. Он понял, что перед ним настоящие принцы крови. Впрочем, одеты они были просто и держались просто и дружелюбно.

«Знакомство началось с передачи нескольких книг и разговора о них» (XXXII, 9, 4). Видимо, Полибий не сумел взять в Италию всю свою библиотеку, а жить без книг не мог. А у братьев нужные книги оказались. Полибий высказал свое мнение о прочитанном. Как истинный эллин, он очень любил поговорить на отвлеченные темы. Мальчики смотрели на него широко открытыми глазами. Никогда еще они не встречали такого блестящего и интересного собеседника. Фабий пригласил его в гости.

Вскоре новые друзья с торжеством сообщили, что никуда он не уедет. Они уже бегали к претору и упросили оставить Полибия в Риме. Что ж, это уже был удачный поворот судьбы. Тут грек узнал много удивительных вещей. Оказывается, Эмилий Павел из всех сокровищ Македонии взял только царскую библиотеку и подарил Фабию и Сципиону, которые страстно любили эллинские науки. И теперь мальчики глотали книгу за книгой. Выяснилось также, что заботами отца они получили самое изысканное греческое образование. Их окружали лучшие учителя и наставники, выписанные из Эллады. Обучали их разнообразным, подчас довольно необычным предметам. Не только грамматике, риторике, философии, но ваянию, живописи, верховой езде, искусству ухаживать за собаками, охоте (Plut. Paul. 6). Ha это их отец тратил все свои деньги. Когда недавно после своей великой победы он приехал в Афины, то первыми его словами были, не могут ли афиняне порекомендовать ему философа и художника для обучения детей (Plin. N. H. XXXV, 135){39}.

Юноши казались Полибию удивительно симпатичными. Особенно сошелся он с Фабием, подолгу с ним разговаривал и расспрашивал. Сципион по-прежнему больше молчал, только внимательно глядел на Полибия. А греку он по-прежнему казался ребенком. Уже Полибий радовался, что познакомился с такими милыми людьми. Уже он надеялся, что знакомство это перерастет в настоящую дружбу. И вот однажды, ничего не подозревая, вышел он из дома, чтобы, как обычно, навестить своих юных приятелей. Между тем он стоял у второго крутого поворота судьбы своей. Всего через несколько часов жизнь его должна была резко измениться.

Он зашел к Фабию, они поболтали немного, а потом хозяину надо было идти по делам. Мы все втроем вышли из дома, вспоминает наш герой. Фабий повернул к Форуму, а Полибий и Сципион пошли в другую сторону. Вот тут-то это и случилось.

Неожиданно «Публий тихим, мягким голосом, с краской в лице спросил меня:

— Почему, Полибий, когда мы с братом вместе, ты всегда говоришь только с ним, его обо всем расспрашиваешь, ему все объясняешь, а на меня не обращаешь внимания? Ясно, что и ты обо мне такого же мнения, как все римляне. Я слышал, что кажусь всем безвольным и вялым, а так как я не занимаюсь ведением дел в судах, то совсем лишенным римских черт характера и римской энергии. Они говорят, что не такой глава нужен дому, откуда я родом, а совсем противоположный мне человек. Это мучит меня больше всего.

Полибия поразили уже первые слова Публия, на которого он доселе привык смотреть как на ребенка. Он сказал:

— Ради богов, Сципион, не говори и не думай таких вещей! Я делаю это не потому, что осуждаю тебя или не обращаю на тебя внимания, совсем нет. Просто твой брат старше. Вот я и начинаю разговор с ним и в конце обращаюсь тоже к нему, и свои мысли и советы высказываю ему, уверенный, что и ты с ним согласишься. С восхищением услыхал я сейчас, как мучает тебя мысль, что у тебя не такой деятельный характер, какой должен иметь представитель твоего дома. Эти слова показывают высокий дух. Я бы с радостью сделал все, что в моих силах, чтобы помочь тебе говорить и действовать достойно своих предков. У вас — и у тебя, и у твоего брата — не будет недостатка в людях, готовых помочь в науках, которыми вы, как я вижу, сейчас с таким увлечением занимаетесь. Я вижу, толпы таких людей прибывают сюда сейчас из Эллады. Но в том деле, которое, как ты признался, тебя так мучает, я думаю, ты не мог бы найти более подходящего товарища и помощника, чем я.

Полибий еще не кончил, как Публий схватил обеими руками его руку и, с жаром сжимая ее, сказал:

— Если бы дожить мне до того дня, когда ты оставишь в стороне все прочие дела, посвятишь свои силы мне и станешь жить со мной вместе. Тогда, наверно, я сам скоро нашел бы себя достойным и нашего дома и наших предков».

Полибия, по его словам, охватили смешанные чувства. Его тронула горячая любовь мальчика, и он сам потянулся к нему всей душой. Но в то же время он был смущен, ибо понимал, какая бездна их разделяет. Он вновь вспомнил о «высоком положении дома Сципионов и о могуществе его представителей». Но Публий, казалось, меньше всего об этом думал.

Полибий еще не понимал тогда всего значения этого разговора. Конечно, он был сразу очарован и заинтересован своим юным другом. Но он и не подозревал, как сильно суждено ему было его полюбить. Уже вскоре они привязались друг к другу так, «словно между ними существовали отношения отца к сыну». Отныне этот мальчик, человек из чужого народа и чужого мира, стал ему дороже всего. Даже голос Полибия меняется, когда он говорит о своем воспитаннике. В нем звучит нежность, восхищение и гордость. Он без меры гордился каждым его успехом. Гордился и любовью Сципиона. «Дружеские отношения между Полибием и Сципионом сделались настолько близкими и прочными, что молва о них не только обошла Италию и Элладу, но об их взаимных чувствах и постоянстве дружбы знали и весьма отдаленные народы», — говорит он (XXXII, 9, 3–10; 11, 1).

Итак, Полибий переехал в дом Сципиона, где суждено было ему прожить много лет{40}.