Полибий и его герои

История должна стать наукой

Мы уже поняли, что история Полибия имеет какой-то невиданный размах и тема ее совершенно необычна. Но было в ней еще нечто, видимо, приводившее в полное недоумение читателя. Он не видел в этой книге ничего знакомого, встречал совсем не то, что ожидал. Мы уже упоминали, что на протяжении всего своего сочинения автор вынужден останавливаться и объяснять свои цели и задачи. Что же так резко отличало книгу Полибия от других исторических сочинений?

Можно заметить, что главный противник Полибия, противник, с которым он борется с редким упорством, — это авторы, которые превращают историю в легкое развлекательное чтение. Они не утруждают себя проверкой фактов, читателя же — ненужными вопросами и раздумьями. Вместо того они расстилают перед ним захватывающее действие. Свое повествование они облекают в пышные одежды риторики и украшают их яркими блестками — различными генеалогиями, пикантными анекдотами, занимательными мифами, бойкими мыслями и бесконечными речами.

Греческий историк Дионисий Галикарнасский в предисловии к своему огромному труду весело заверяет читателя, что тот не будет скучать за его книгой. Тут и риторика, и философия, и искорки умных мыслей. Так что его история понравится и любителям философии, и интересующимся политикой, и просто тем, кто хочет отдохнуть и развлечься с книгой в руке (Dionys. Ar, I, 8, 3). И он с сознанием собственного превосходства говорит, что сочинение Полибия, которое лишено всех этих украшений, так скучно, что его никто не в состоянии даже дочитать до конца (Dionys. De composit. verbor. с. 4 p. 28–29). Но особенно отличался в этом жанре все тот же Тимей. Он, например, описывает, как занимались любовью афинский политик Демохарес и сицилийский тиран Агафокл (XII, 13; 15). А вот что он говорит о рождении Александра: «Тимей пишет… что Александр родился в ту ночь, когда был сожжен храм Дианы Эфесской; и с обычным своим изяществом добавляет, что это не должно нас удивлять, так как Диана покинула свой дом, спеша помочь Олимпиаде при родах» (Cic. De nat. deor. II, 69).

При таком способе изложения факты, разумеется, не проверяются. Из них выбирают наиболее действующие на воображения читателя. Вот этот-то стиль больше всего ненавидел Полибий. Он убивает самый смысл истории, говорит он. Полибий постоянно подчеркивает, что его собственное сочинение — отнюдь не популярная книга. Оно рассчитано вовсе не на широкую публику, а на узкий круг читателей, «потому что большинству чтение нашего труда не доставит никакого удовольствия» (IX, 1, 1–5).

Но почему же Полибий так упорно отказывался придать развлекательности своей истории? Лукреций говорил, что его соотечественники не любят философию, а потому он поступает с ними как родители с малыми детьми. Они смазывают ободок чаши медом, чтобы ребенок потянулся к сладкому и незаметно для себя выпил горькое лекарство, и он облекает философские мысли в форму звучных стихов, которые так любят римляне. Почему бы и Полибию не подсластить пилюлю? Человек, который находил общий язык и с эллинами, и с римлянами, и с варварами должен был понимать, что при случае надо идти на разумный компромисс. Что стоило ему при его таланте добавить полдюжины речей и несколько генеалогий! Отчего он был так непримирим?

Полибий пишет, что его время — век бурного взлета всех человеческих знаний. «Я утверждал, что в настоящее время все знания достигли таких стремительных успехов, что большинство из них, можно сказать, стали систематизированными науками» (X, 47, 12). Очевидно, Полибий хотел достигнуть в своей области того же, чего уже достигли эллинские математики, астрономы, медики в своих. Превратить историю в науку. В одном месте он говорит об этом прямо. «В настоящее время науки и прикладные искусства сделали такие стремительные успехи, что люди пытливого ума могут подчинить любую происходящую случайность методу. Моя цель поэтому не развлекать читателя, но принести пользу тому, кто будет изучать вопрос серьезно, и я пренебрегаю другими предметами и иду к своей цели» (IX, 2).

Итак, перед Полибием стояла действительно великая цель. Во имя этой цели следовало отбросить и занимательные анекдоты, и придуманные речи — словом, все, что так любил Тимей и чем так гордился Дионисий, отбросить как мусор, который грудами лежит на дороге, мешая идти вперед.

Но как же преобразовать историю в науку? Исследуем пути, которыми он предлагает двигаться.