Будда (2-е изд., испр.)

Обычно люди стремительно умнеют в процессе ухудшения их повседневной бытовой жизни. Сиддхартха не был принцем. Он вырос в достаточной степени демократической среде, в которой обсуждалось шакьями вместе с представителями варн вайшьев и шудр все, что затрагивало их внутреннюю жизнь и отношения с сопредельными государствами. Другое дело, что семья Шуддходаны относилась к богатому и влиятельному клану.

Сиддхартха выбрал альтернативный образ жизни и, вербуя сторонников, объяснял им, почему его путь к истине наилучший из всех возможных. Так поступали, я думаю, практически все лидеры шраманского движения. То, что предлагал Первоучитель, было эффективно и не требовало от его последователей каких-то особых умственных и телесных подвигов, вроде опасных экспериментов со своим сознанием или убиения собственной плоти. Через все эти истязательные практики Сиддхартха, как вскоре убедится читатель, мужественно пройдет и так же мужественно от них отойдет.

Интересно знать, чего он конкретно добился к моменту знакомства с царем Бимбисарой, распрощавшись с земными благами? Иными словами, что он обрел в результате ухода от мира реальности и от чего отказался?

Сутта-нипата подробно отвечает на этот вопрос.

Будда прежде всего распрощался с жизнью домохозяина, которая его стесняла во всех отношениях. Он ее называл не иначе как местом скопления пыли. Отречение от мирских благ и уход из дома означали для него расширение пространства до необозримого предела. Ему представлялось, что он теперь ходит по неоскверненной земле. Отрекшись от земных благ, он легко преодолел греховные побуждения тела. Сиддхартха полностью исключил из своей речи бранные слова и устроил основательную уборку в самом себе, чтобы избавиться от всего низменного и унижающего его добродетель и достоинство, то есть резко изменил свой стиль и образ жизни, а соответственно, и круг общения. Он, отмеченный знаками, благоприятствующими достижению высочайшего общественного положения, пришел в Магадху и ее столицу Раджагриху, чтобы перебиваться подаянием и двигаться шаг за шагом к пониманию, что есть истина[264].

В этом пересказанном мною отрывке из Сутта-нипаты к Сиддхартхе Гаутаме применено слово Будда задолго до его Просветления. Как полагает профессор Хадзиме Накамура, оно употребляется в определенном значении — «человек, ищущий истину»[265]. Рис-Дэвидс был убежден, что в Сутта-нипате оно употреблено по аналогии с христианским религиозным понятием в значении «обращенный в веру». А может быть, в те далекие времена, когда жил Первоучитель, вообще не существовало принципиального различия между бодхисаттвой и Буддой?

Герман Ольденберг в книге «Будда. Его жизнь, учение и община» отмечает важнейшую особенность духовной жизни индийцев того времени: «В тот век, который описывается в священных текстах буддистов и — мы можем прибавить со значительной вероятностью — в век самого Будды — верования во внезапное прояснение духа, в дело внутреннего освобождения, совершающегося в одну минуту, — это верование было всеобще. Мы находим его у буддистов, мы находим его и у секты Джайна. Искали „искупления от смерти“ и с радостными лицами сообщали друг другу, что искупление от смерти найдено; спрашивали себя, во сколько времени может достигнуть своей цели человек, стремящийся к святости, и старались уяснить друг другу образами и сравнениями, что день и час, в который человек получит плод бессмертия, не в его власти, но что, однако, учитель обещал ученику, что если он останется на правом пути, то „через малое время получит то, ради чего благородные юноши уходят из своего отечества на чужбину, что он достигнет цели святого стремления, что он еще в этой жизни познает истину и станет с ней лицом к лицу“»[266].

Одни старались достигнуть истины посредством самоистязаний, другие — занимаясь до крайности напряженным самоуглублением, соединенным с продолжительной неподвижностью, — и все ожидали минуты, когда с непосредственной уверенностью проявится в их душе сознание достижения цели.

Местные жители охотно рассказывают, что Гаутама Будда вошел в старый город через северные ворота и был замечен царем Бимбисарой, сидящим на плоской крыше дворца в окружении охраны и вельмож. Царь обратил внимание на молодого человека в одежде нищенствующего духовного странника, неспешно идущего с чашей для подаяния и смотрящего себе под ноги. Его монарший наблюдательный взгляд поразили благородство и одухотворенная наружность молодого человека. Бимбисара сразу понял, что этот живущий подаянием шраман не из простых смертных, и немедленно послал одного из своих слуг выяснить, кто он и откуда явился.

Шуддходана и на этот раз оказался прав. Он не ошибся в своем предвидении, что Бимбисара наметанным глазом быстро выделит Сиддхартху из толпы.

Смотреть себе под ноги составляло манеру ходьбы джайнов, а затем ее переняли другие шраманы. Они боялись ненароком раздавить какое-нибудь живое существо. Оно, согласно их вере, как и люди, обладало индивидуальной и вечной душой. Джайны появились чуть-чуть раньше ухода Сиддхартхи Гаутамы, вскоре после его рождения, и давно обжились в городе Раджагрихе. Тем более их главный наставник и учитель, кшатрий по варне, Джина Махавира был родом из этих мест. Джайны трудились в поте лица своего, чтобы путем самоусовершенствования собственной души добиться всеведения, всесилия и вечного блаженства. К усовершенствованию души они шли не торопясь, развивая постепенно в себе мудрость и не забывая о самоконтроле. Все это так, но если быть точным, в памятнике древнеиндийской литературы Ману-смрити (смрити, санскр. — букв. закон, который помнят) содержатся предписания дваждырожденным, как исполнять им свой религиозный и общественный долг. Среди прочих указаний там найдете требование к благочестивым людям. От них требуют ходить осторожно, согнувшись в три погибели, не разгибаясь, даже если сведет поясницу, и смотреть во все глаза, чтобы под ступнями ног не погибло даже малое живое существо.

Перенимать у других хорошие манеры не зазорно и достойно всякого поощрения.

Между тем шпионы Бимбисары незаметно увязались за Сиддхартхой и дошли с ним до холма Пандава, где он устроился на ночлег в одной из пещер.

Как действительно развивались дальнейшие события, никому доподлинно не известно. Я готов допустить, что эпизод встречи с царем действительно имел место в жизни Первоучителя. Он описывается в буддийских текстах разного времени. В общем-то его содержание везде одинаковое. Особенно значительным в эпизоде встречи представляется высказанное Сиддхартхе царем любопытное политическое предложение, от которого тот вежливо отказался. Много в этой истории странного и загадочного. Как-то не соотносятся друг с другом нищенствующий бродяга, по доброй воле выбывший из политической жизни, и находящийся на подъеме могущественный и величественный царь. Непонятно, с чего бы это Бимбисара поспешил на встречу с неизвестным Сиддхартхой. Ведь встреча с сыном правителя шакьев произошла по его монаршьей инициативе. Если Сиддхартха был бы известным странствующим монахом, тогда этот поступок царя понятен и объясняется его желанием познакомиться и теснее пообщаться с очередным мудрецом. В таких контактах не было ничего предосудительного. При этом для Индии показательно, что цари шли к святым людям, а не святые — к царям. В то время Первоучитель еще не обладал репутацией властителя дум, и царь Бимбисара, как свидетельствует предание, пришел в его пещеру по делу сугубо военного характера.

Для поездки Бимбисары к холму Пандава была подготовлена карета, которая до подножия доехать не смогла, и царю какую-то часть пути пришлось идти одному пешком по бездорожью (что представляется неслучайным), а потом добираться по крутой узкой тропинке до пещеры, где медитировал Сиддхартха. Опять возникают вопросы. Отчего такая предупредительность со стороны царя Магадхи к неизвестному молодому человеку? Не проще было бы Бимбисаре приказать слугам привести Сиддхартху во дворец? Какие отношения существовали между Шуддходаной и им? Может быть, люди царя Магадхи уже вели с правителем шакьев какие-то предварительные переговоры?

После обмена взаимными любезностями между царем Бимбисарой и Сиддхартхой состоялся приватный разговор. Царь Магадхи предложил усилить вооруженные силы республики шакьев передачей в дар большого стада боевых слонов. Для того времени это было все равно что безвозмездно передать танковый полк. Стратегическая задача Бимбисары состояла в создании военной коалиции с государствами на северо-востоке против царства Кошала. Царь Магадхи предложил Сиддхартхе встать вместе с ним во главе совместных вооруженных сил. Сын правителя шакьев вежливо отклонил это предложение. Ведь он готовился к новой жизни, а опять влезать в жизнь прежнюю было для него хуже смерти. Его отцу, однако, план царя Магадхи мог понравиться. В случае его успешного осуществления он сулил ему лично и всему племени шакьев радужные перспективы. А в случае поражения царства Магадха его жизнь закончилась бы преждевременной смертью.

Как известно, в итоге план Бимбисары удался. Государство Кошала со временем попало под власть царей Магадхи либо при нем, либо при его сыне Аджаташатру. Шуддходана, отождествив судьбу республики шакьев с судьбой царей Магадхи, умер спокойно в своей постели. За его решение сполна расплатилось племя Первоучителя, поголовно вырезанное следующим царем Кошалы — Вирудхакой (палийский вариант: Видудабха). Я полагаю, что это была месть за вероломство и предательство вассала по отношению к сюзерену.

Безоглядная вера Шуддходаны в насилие и обман как в источник добра для своего народа, его благополучия была корнем всех этих страшных несчастий. Она стерла с лица земли государство шакьев и привела к гибели его граждан. Остались в живых только те соплеменники Гаутамы Будды, кто ранее примкнул к его общине. Первоучитель твердо стоял на своем, начиная с первой встречи с царем Бимбисарой: насилие и обман творят и увеличивают в мире зло. Думать иначе — чудовищное заблуждение.

Как бы то ни было, изложенная в преданиях несдержанная эмоциональная реакция Бимбисары в связи с появлением Сиддхартхи в Раджагрихе не то чтобы маловероятна, а просто невозможна. Хотя нетрудно понять, почему авторы преданий стараются убедить нас в том, что Бимбисара нуждался в молодом паломнике больше, чем тот в нем. Разговор царя с искателем истины, если он действительно был (на что надеюсь!), письменно зафиксировали в то время, когда буддизм превратился в государственную религию. Соответственно, акценты в критериях «кто есть кто» сместились. Понятно, что желание Бимбисары сделать Первоучителя соучастником в деле присоединения к его царству еще одной территории в новой исторической ситуации выглядело бы нелепо и смешно.

В те времена люди гибли в большом количестве. С таким же успехом могло навсегда исчезнуть любое другое племя, входившее в конфедерацию Вридджи. Приведу на эту тему высказывание Его Святейшества Далай-ламы XIV: «В подлинной хронике рассказывается, когда Вирудхака (палийский вариант: Видудабха) привел войска в страну шакьев и когда в один день их было убито более пятидесяти тысяч, учитель, переживший это горе, в этот день его мучила болезнь спины, сказал: „Это результат плохой кармы, которую род шакьев собрал в течение многих поколений. Невозможно уйти от этого“»[267].