Будда (2-е изд., испр.)

Процитирую, что на этот вопрос ответил Кашьяпа из Урувилвы. Его ответ излагается в книге Тик Нат Хана «Прежний путь, белые облака»: «Огонь — изначальная суть Вселенной. Его источник пребывает в Брахме. На главном алтаре общины, Огненном Святилище, всегда поддерживают пламя святого огня. Этот огонь сам по себе становится образом Брахмы. Атхарваведа говорит о поклонении огню. Огонь и есть жизнь, без него не было бы жизни. Огонь — это свет, тепло и солнечные лучи, которые питают жизненными силами растения, животных и людей. Огонь изгоняет темные тени, одолевает холод и приносит всем существам радость и бодрость. С помощью огня готовится пища. Благодаря огню люди после смерти воссоединяются с Брахмой. Огонь — источник жизни, значит, он есть сам Брахма. Агни, бог огня, одно из тысяч проявлений Брахмы. На алтаре Огня Агни изображается с двумя головами. Одна голова символизирует обыденное использование огня, а другая — огонь жертвы и возвращение в исток жизни»[374].

Кашьяпа из Урувилвы заметно отличался от тех своекорыстных, циничных и деловитых жрецов, которых Первоучитель встречал в Варанаси и его окрестностях.

Получать барыши путем обмана доверчивых людей было не в его правилах. Его убеждениям претила манипуляция людскими чувствами. Он знал, что нечистые на руку брахманы применяют разные способы обольщения, хитрят и придумывают невесть что, только бы сделаться еще богаче. Вот почему старый Кашьяпа сетовал на потерю в народе авторитета его варны. Действительно, пренебрежение ведийскими традициями проявлялось повсеместно в повседневной жизни кшатриев и вайшьев.

Подобные откровения известного брахмана и мудреца-риши для Гаутамы Будды были в радость. Они полностью соответствовали его наблюдениям и убеждениям. После этого разговора Первоучитель взялся со всей присущей ему энергией за трудную и, казалось бы, невыполнимую задачу: привлечь Кашьяпу из Урувилвы на свою сторону. Дело это было, надо признать, непростое.

Гаутама Будда продолжил разговор на религиозно-философские темы. На этот раз его вопрос затрагивал культ воды. Его заинтересовала причина обожествления старым Кашьяпой этого источника жизни. Почему некоторые люди принимают воду за изначальную сущность всего живого? Для него, уточнил он свой вопрос, совершенно непонятно, из чего исходят те последователи почтенного мудреца, которые придают огромное значение ритуальным омовениям, полагая, что через них человек воссоединяется с Брахмой.

Вопрос, при всей его кажущейся простоте, озадачил Кашьяпу из Урувилвы. Как предположил Тик Нат Хан, некоторое молчание оппонента Гаутамы Будды объяснялось тем, что он мысленным взором увидел сотни тысяч людей на берегах Ганги и других священных рек, смывающих свои грехи[375]. Ему надо было дать определенный ответ, но подчеркнуть приоритет силы огня над возможностями воды. Он остроумно заметил, что вода уходит в землю, а сжигаемое на погребальном костре тело вместе с дымом поднимется в небо. Что на это возразишь?

Если вы подумаете, что Кашьяпа из Урувилвы взял над Гаутамой Буддой верх, то ошибетесь. Первоучитель резонно заметил, что белые облака над их головами — та же вода в другом состоянии. Вода и дым в конечном итоге смешиваются друг с другом, переходят одно в другое, и все в мире движется по кругу.

Старого мудреца не так-то просто было озадачить. Он твердо стоял на своем, что изначальной сутью всего на свете является Брахман, Абсолют, и все вещи в конечном итоге возвращаются к нему. Но, как всегда, последнее слово было за Первоучителем. Опять обращусь к замечательной реконструкции этого диалога буддийским монахом Тик Нат Ханом. Вот что Гаутама Будда ответил Кашьяпе из Урувилвы: «Всякая вещь зависит в своем существовании от остальных вещей. Для примера рассмотрим этот листок в моей руке. Земля, вода, тепло, семя, дерево, облака, солнце, время, пространство — все эти элементы помогли этому листку возникнуть. Если бы не было хотя одного из перечисленных мною элементов, этот листок не существовал бы. Все существа, органические и неорганические, опираются на закон о взаимозависимом существовании. Источник какой-то одной вещи пребывает сразу во всех вещах. Я прошу вас хорошо обдумать мои слова. Разве вы не видите, что этот листок, который я теперь держу в руках, существует лишь благодаря взаимозависимости всех явлений во Вселенной, в том числе и вашего сознания?»[376]

К ночи становилось холодно. Брахманы из общины Кашьяпы зажгли глиняную печь, тандур того времени, чтобы собеседники не простудились. Хозяин предложил Гаутаме Будде переночевать в его просторной хижине, так он ему понравился. Первоучитель предпочитал спать в одиночестве и спросил у старого мудреца разрешения провести ночь в Огненном святилище. По нервной реакции Кашьяпы на эту просьбу было ясно, что там происходит что-то ужасное. Оказалось, что вот уже несколько дней в святилище живет огромный змей. В эпоху Вед со змеем отождествляли божественные силы. Его присутствие в священном месте распугало жрецов. Они перенесли совершение обряда поклонения огню в другое место.

Гаутама Будда находился по ту сторону жизни и смерти. Его новое состояние подтвердили последующие события. Змей его не испугал. Он уже пережил и победил страх, внушаемый дремучим лесом с его змеями, тиграми и пантерами. Первоучитель постоял немного перед святилищем и обратил внимание на воронку из сланцевых плит перед входом, куда стекала кровь забиваемых животных. Войдя в святилище, он увидел алтарь, вокруг которого стояли и горели ровным пламенем масляные светильники. У одной из стен была аккуратно сложена поленница из сандаловых дров. Эти дрова из ценной породы дерева предназначались для погребального костра на берегу реки. «По-видимому, кто-то из монахов-огнепоклонников сегодня умер», — подумал Первоучитель. Он прислонился на всякий случай к противоположной стене, подальше от дров, полагая, что в них залег змей. Незаметно для себя Гаутама Будда вошел в глубокую медитацию, а когда открыл глаза, перед ним возвышалась голова гигантской, свернувшейся кольцами кобры с фосфоресцирующими глазками. «Место ли тебе здесь, друг мой? — сказал Первоучитель ровным голосом и добавил: — Возвращайся в лес, там спокойно и для тебя безопасно!» Змей послушно распрямился, быстро выполз за порог святилища и исчез в темноте.

Гаутама Будда вздохнул и, растянувшись на полу, тут же заснул. Проснулся он от яркого лунного света. Не спалось. Он любил медитировать в движении. Он вышел из Огненного святилища и направился в сторону холмов.

С холма Гаутама Будда увидел зарево пожара. Он понял, что горит Огненное святилище. Порывы ветра усилили пламя. Казалось, огненный смерч своим безрассудством бросает вызов медленно наступающему нежно-розовому рассвету. Первоучитель чуть ли не бегом бросился на помощь монахам-огнепоклонникам.

Старый Кашьяпа изменился буквально на глазах. Живость его лица перешла в окаменелость. Как он мог допустить гибель своего талантливого, откровенного и мудрого собеседника?! Зря он не настоял на своем и позволил ему уйти ночевать в Огненное святилище! Ни за что ни про что пропал такой замечательный человек!

Я представляю, какую радость и облегчение испытал Кашьяпа из Урувилвы, когда перед ним предстал живой и невредимый Гаутама Будда. Наставник огнепоклонников едва слышно произнес благодарственную мантру богам.

В этот же день старый Кашьяпа должен был читать всей общине проповедь. Телепатически Первоучитель понял, что его новый друг не хотел бы видеть его среди слушателей. С его стороны было бы благоразумно использовать освободившееся время на что-нибудь другое, и Гаутама Будда пошел за подаянием в деревню. Встретившись вечером, они оценили деликатность, проявленную каждым из них. Старый Кашьяпа ради приличия спросил странного монаха, почему того не было на его проповеди. Первоучитель деликатно промолчал[377].

Много чего неожиданного и фантастического продемонстрировал Гаутама Будда в ту зиму в Урувилве. Своими чудесами он подтвердил свое йогическое могущество. Он вполне мог называть себя сиддхи, но он никогда себе этого не позволял и не советовал своим ученикам. Карен Армстронг перечисляет совершенные им чудеса: «При помощи волшебства он расщепил толстые стволы деревьев на дрова для священных огненных церемоний, он поднялся в небеса и принес оттуда божественный цветок, он доказал Кашьяпе, учителю Урувилвейской общины, что способен читать его мысли»[378].

Здесь мы подходим к главному: как Первоучитель перетянул на свою сторону такого убежденного в своих воззрениях патриарха брахманизма, как Кашьяпа из Урувилвы? Взял он его вовсе не оккультными чудесами. Поражать публику тот и сам был великий мастер. Гаутама Будда убедил его, что соединение атмана с Брахманом невозможно по причине отсутствия эго. Первоучитель долгими беседами со старым Кашьяпой доказал ему, что при отсутствии в вероучении нравственных постулатов обессмысливается любой ритуал. А происхождение человека, принадлежность его к варне брахманов или к влиятельному клану кшатриев не дает особых прав в сфере духовной деятельности. Святость — это не наследственный титул, она возникает в человеке благодаря его высоконравственному служению людям. И, разумеется, человек никогда не освободится от бесконечных перерождений, сколько бы он ни отмывал свои грехи в водах священной реки, если не преодолеет в себе невежество и умственную ограниченность.

Переломным моментом в их отношениях стала настоятельная просьба старого Кашьяпы к Первоучителю переместиться в его просторную хижину.

Сам же патриарх пошел ночевать в скромную хижину одного из своих учеников. Его гордыня, амбициозность и самодовольство куда-то исчезли. Они, не уставал повторять Гаутама Будда, не совмещаются с благочестием. Кашьяпа принял во внимание его нравственные заповеди и тут же воплотил их в действие.

Огнепоклонники на следующий день после этого знака уважения со стороны своего наставника по отношению к Первоучителю благоразумно промолчали. Да и так всем все было ясно. Назревали серьезные перемены в духовной деятельности каждого из них.

Гаутама Будда почти убедил старого Кашьяпу в исходных постулатах своей Дхармы. Однако не обошлось без недоразумений. Наставник огнепоклонников почему-то решил, что Первоучитель подтвердил хорошо сформулированными аргументами превосходство небытия над бытием. У него появился соблазн заменить идею небытия представлением об иллюзорности всего сущего, иначе говоря, майей, а Дхарму назвать доктриной небытия. Пришлось Гаутаме Будде разъяснять, в чем его новый друг ошибается. Ведь его основная мысль, помимо отсутствия вечного эго, сводилась к тому, что в природе нет ничего отдельного и вечного, все в ней взаимозависимо и преходяще. А еще одну важную вещь сказал Первоучитель наставнику «космачей». Бессмысленно разбивать себе лоб в постоянных молитвах, если нет сил и желания жить нравственной жизнью и не поддаваться искушениям.

Кашьяпа разрыдался, склонил голову перед Гаутамой Буддой и сказал: «Больше половины моей жизни уже миновало. Прошу тебя, прими меня к себе в ученики и позволь мне учиться у тебя и практиковать вместе с тобой путь освобождения»[379].