Человек, из Подольска!

Здесь книга перекликается с прошлогодней «Партией мертвых», где Лимонов пытается препарировать смерть:

«Ясно, что прыжок в неизвестное – такого опыта ни у кого нет. Прыжок в новый вид существования», «Моя догадка такая. В момент смерти все существо человека стягивается в одну ничтожную точку (такой была Вселенная до момента взрыва), и все. (…) Там – собственно, ничего хорошего. Но и ничего плохого. (…) Такое впечатление, что там место для хранения. Как склад. И там отбирают для следующего этапа».

Кажется, что Лимонов хотел описать свою жизнь буквально до последнего вздоха, а точнее, создать у читателя такое впечатление (из подобных примеров в литературе вспоминается разве что Розанов). И хотя между событием финала книги и реальной смертью автора прошло определенное время, при чтении кажется, что она наступает с последним словом, с поставленной точкой последнего предложения. По всей видимости, работая над книгой, Лимонов уже предвидел свою смерть именно в том виде, в каком она и случилась:

[Вывод, в общем, пессимистичен: даже великих смерть хватает за горло, чего уж говорить об остальных]

Иду вглубь пещеры и ложусь лицом кверху, и на голову мою надевают маску и прищелкивают маску к операционному столу. И включаются лучи. И я начинаю не торопясь считать – сотен немного, это же операция.

Но перед этим он ставит последнюю точку – разбирается с женщинами своей жизни. И эти страницы в книге звучат особенно громко, они как остров в море воспоминаний, на котором и происходит заключительный акт драмы «Лимонов».

Отношения с последней, Фифи, изображены как лишенные страсти (если оставить за скобками плотскую). Что удивительно, ведь это в буквальном смысле противоречит духу Лимонова, который жил страстью и невероятным образом сумел конвертировать ее в историю, которую мы теперь изучаем.

«Она вообще не смотрела на него и даже с ним не разговаривала. Так у них повелось, ничего исключительного и в этот день», «Половину времени в Paris она меня не слушала и хамовато шагала впереди», «С Фифи я сдался, принял женщин какие они есть (…) Когда я был молодым, я с ними спорил, дрался, отстаивал себя. Теперь понял: себе дороже будет. Зашли, поели в свинском месте, только и всего».

Вот Лимонов пишет, что за девять лет у них нет ни одной совместной фотографии, и сложно сказать, чего в этом больше – традиционной претензии на исключительность («Я не такой, как обыватель») или сожаления. Ведь яркие постановочные фото с Еленой Щаповой и Натальей Медведевой известны не менее лимоновской прозы.

«Всю жизнь по сути дела, я имею связь с одной и той же женщиной, принимающей только разные обличья» – пишет он, но все же дает исчерпывающую, краткую и резкую характеристику каждой, коих всего семь. Больнее всего достается актрисе, которая «была недобрая, и бесчувственная, и неумная».

Впрочем, и это «припечатывание» бывших выглядит необязательным, ведь читателю лимоновской прозы о них все известно. Если бы не один эпизод, который, пожалуй, и можно считать самым значимым в книге – отказ от встречи с первой женой Еленой в Италии. Лимонов не говорит, что это месть, но слишком настойчиво цитирует подругу, которая именно это и утверждает. Сам он называет такое решение поступком: «Через некоторое время, уже в Москве, я понял, что совершил, отказавшись встретиться с ней, поступок. Ведь и в самом деле: совершил поступок».

Так закольцовывается проза Лимонова, спустя более чем полвека: от Елены к Елене, от первой книги к последней.

Сила книги «Старик путешествует», безусловно, в факте смерти Лимонова. И во всей предыдущей биографии. Читать его прозу, написанную начиная с 1990-х годов, интересно зная, «что было раньше». Вся эта жизнь, перетекающая из книги в книгу, как сериал, пусть не оскорбит Эдуарда Вениаминовича такое сравнение, который, если начать смотреть с поздних сезонов, вызовет очень много вопросов. Сложно представить себе человека, начинающего читать Лимонова не с «Эдички», «Дневника неудачника» или «Подростка Савенко», а например, с «Монголии» или «По тюрьмам». Но вот «Старик путешествует» для такой цели вполне пригоден. Кто этот старик, чем он известен, что написал, какие дела переделал? Обязательно захочется выяснить, и вполне возможно, что именно эта книга для молодых и будущих поколений станет точкой входа «в Лимонова» (с оговоркой: если, конечно, молодые и будущие поколения будут в этом заинтересованы). Уверен, ее обязательно должно выкупить крупное издательство и опубликовать большим тиражом.

Ну и – куда же теперь без этого – встречается на лимоновских страницах и страшное слово коронавирус, всего однажды. Оно теперь кажется связующим между ушедшим «миром Лимонова» и наступающим «миром после Лимонова», своеобразным мостом между ними.

«Я думаю, что я люблю экзотические смертельные болезни и их жгучий пот».

Что ж, вполне лимоновское заключение. В качестве колумниста он-таки успел высказаться подробнее:

«Однажды, еще в советское время, я как-то попал в городе Феодосии в карантин, так как произошла вспышка холеры. Если не ошибаюсь, это был 1972 год. Вспоминаю ту осень как лучшее мое время в Крыму. Пляжи пустые, вино дешевое. Сидели с приятелем в кабачках, там прохладно. Умерших нет, не видел».

Вряд ли бы ему понравилась нынешняя ситуация. Пенсионерам запретили выходить из квартиры; можно ли представить самого Лимонова «на самоизоляции», как теперь говорят?

Похоронили «старика» все же не так, как завещал. Поднялось много глупого шума вокруг первого завещания с сожжением на погребальном костре. Но никто не обратил внимание на второе и последнее, опубликованное в «Лекциях о будущем»:

«Не жадничайте местом, отмерьте приличные квадратные метры, чтобы люди могли приходить и побеседовать со мною незримым на место моего захоронения, спросить совета либо обратиться с вопросом. Прошу посадить саженец дерева – дуб, таким образом, чтобы тень его, когда вырастет, падала бы на мою могильную плиту».

Судя по фото с кладбища, могила Лимонова занимает немного места, расположена возле дороги. А так и представляется, что в тени этого дуба, спустя много лет, можно было бы читать именно эту, последнюю книгу, «Старик путешествует». И чтобы она там всегда лежала, всякий мог взять и прочесть.

«Так что, вперед в будущее?

Вперед в будущее».

Опубликовано в интернет-журнале «Дискурс»

(2020)