Современная румынская пьеса

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Входит Р е т а, возбужденная, полная энтузиазма. Бондок с неприязнью и удивлением смотрит на нее.

Р е т а. Мне господина Кристиана.

Б о н д о к (почти кричит). Господина Кристиана нет дома!

Р е т а. Это не беда. Я его подожду. (Направляется к смежной комнате.)

Б о н д о к. Я не знаю, открыта ли дверь.

Р е т а. Она всегда открыта.

Б о н д о к (раздражен, но не в силах противостоять ее напору). В конце концов… если вы так настаиваете.

Р е т а. Очень настаиваю. Я принесла весьма важную для него весть. Хочу первой сообщить ему.

Б о н д о к (сухо, но с любопытством). Надеюсь, это хорошая весть!

Р е т а. Прекрасная. Господин Кристиан поедет за границу во главе делегации специалистов.

Б о н д о к. Каких специалистов?

Р е т а. Биологов. Вы удивлены? И другие тоже! Этот человек удивительно скромен.

Б о н д о к. Кто?

Р е т а. Господин Кристиан. Создается впечатление, что он не принимает себя всерьез. Но нас-то он не смог провести.

Б о н д о к (все с большим недоумением и досадой). Кого именно?

Р е т а. Нас, своих сотрудников. Меня и еще нескольких.

А л и н а (не вставая с кресла). Вы с ним работаете?

Р е т а. Представьте себе. Я даже заведую его отделом. Не потеха ли. Он ученый с мировым именем, можно сказать. А мне приходится морочить ему голову всякими директивами. Я за него отвечаю. (С трудом сдерживает смех.)

А л и н а. Перед кем?

Р е т а. Меня назначили по политической линии. Я говорила товарищам: это грандиозный человек, мы должны снимать перед ним шляпу. Как я могу давать ему указания? Для меня радость обменяться с ним некоторыми мыслями. Это всеобъемлющий, потрясающий мозг в области биологии.

Б о н д о к. А вы случайно не преувеличиваете?

Р е т а. Возможно, и так. Но именно такое чувство я испытываю по отношению к нему.

Б о н д о к (строго). Может быть, это чувство капитуляции?

Р е т а. Нет. Это человек, за которого я могу дать любые гарантии: честью, жизнью, карьерой. Я сказала товарищам: это подлинный посланник нашей страны, он может принести нам огромную пользу. И не только нам.

Б о н д о к. Что же вам ответили товарищи?

Р е т а. Было очень трудно. Не все люди подготовлены. «Какой из него посланник, — сказал мне один, — в таком случае вы не знаете, что такое дипломатия, вам еще надо поучиться». Другого он обидел, обозвал дураком. Меня он дразнит ящерицей и говорит: «Да прекрати, ты, дура». Его от этого не отучишь. Таков уж он есть. Я пошла выше, настаивала, пришли двое коллег. Нет, он не идеалист, сказал один из них. Нет, он биолог, верит в то, что открывает. Идеалист — это вы сами, потому что верите в предвзятые, готовые идеи и, не имея никаких позитивных знаний, декретируете все, что вам придет в голову. Он материалист и диалектик. А почему его уволили из института? Именно за это его и выгнал товарищ академик. И я назвала имя того, кто считался тогда глашатаем определенных теорий, рвал и метал, а теперь повернул на сто восемьдесят градусов и числится среди самых рьяных защитников противоположных концепций. Это уже называется не идеализм, а совсем иначе. И мне он противен.

А л и н а. Простите, что я вас прерываю. Вы замужем?

Р е т а (просто и прямо). Да, замужем. Мой муж мне изменяет. Возможно, потому, что ему нечем больше заняться. Он не любит свою профессию. А я вот люблю и считаю для себя счастьем, что могу работать вместе с господином Кристианом.

Б о н д о к. А вы не боитесь, что эта… страстная поддержка господина Кристиана вызовет у кого-нибудь подозрения?

Р е т а. Да, я об этом думала. Пусть дураки болтают что угодно. Ну опозорят меня… велика важность. Важно, чтобы суть стала очевидной, чтобы все прояснилось.

Б о н д о к. И проясняется?

Р е т а. Уже прояснилось. Превзошло все ожидания. Возможно, его и другие знали. Сменился кое-кто из начальства, вплоть до высокого. Теперь ему поручат исключительно ответственную научную работу. Пока вот посылают на конгресс.

Б о н д о к. А его противник? Что сделали с ним?

Р е т а. Что с ним сделаешь? Да это и не имеет никакого значения. Важно, что Павел Кристиан… наш Павел… Скажу вам искрение, я отправила одну из его статей за границу. Конечно, официально. Послала одному его знакомому, чтобы проверил. Сначала я сама проверила. Ведь я как-никак его начальница. Мне показалось, что там есть что-то совершенно новое. Она меня ошеломила. Поразительно, что статья ошеломила и иностранца. Думаю, что это тоже сыграло известную роль.

Б о н д о к. И как он допустил, чтоб вы одна всего этого добивались?

Р е т а. А он ничего не знает. (Видя удивление на лице Бондока.) Конечно, не знает. Я приходила к нему, мы спорили, потом я кое-что прихватывала с собой из его бумаг. Училась. Это допускается. В науке все воруют. Он сам об этом говорил. Только одни воруют ради собственной славы. Как тот академик… Все делают только ради себя. Если у них есть талант, они его эксплуатируют, продают с аукциона. А вот господин Кристиан… Да вы сами его знаете.

Б о н д о к. Вы и теперь ничего ему не скажете?

Р е т а. Ни слова. Что я могу ему сказать? Что надо мной из-за него подтрунивают. Что его посылают за границу, а меня ругают. Это нормально! Он сила! Я, конечно, пересолила, и меня долго будут за это поносить. Коллеги будут на меня пальцем показывать. Но наука движется вперед — это главное.

Б о н д о к (злобно, недовольный этой подозрительной верностью). А если господин Кристиан станет важной персоной?

А л и н а. Марчел!

Р е т а (откровенно). Если господин Кристиан станет важной персоной, будет очень хорошо.

Б о н д о к. Особенно для вас…

Р е т а. Для меня? Почему? (Соглашается.) Да, признаюсь, это было бы очень хорошо и для меня. Я убедилась бы, что человек, в которого я верила больше, чем в кого-нибудь, которого я…

Б о н д о к. Почему вы замолчали? Признайтесь, вас что-нибудь смущает?

Р е т а (пристально смотрит на него). Нет, я боюсь только, что вы меня не поймете!

Б о н д о к (с сарказмом). Об этом не беспокойтесь, ваш пафос был достаточно красноречив. Впрочем, как и ваши визиты.

Р е т а (продолжая смотреть на него, не обращая внимания на иронию). Тогда… (Решившись.) Знаете, товарищ, есть люди, которые не переносят возвышения. Других. И своего тоже. После большого успеха разлагаются, из них получается нечто отвратительное, тягостное. Существа мягкотелые, легко поддающиеся любому влиянию и совершенно лишенные способности мыслить.

Б о н д о к. Не вижу связи.

Р е т а (продолжая мысль). И что самое удивительное — некоторые из них, возвысившиеся и разложившиеся в результате сложившихся обстоятельств, позднее винят эти обстоятельства в том, что они стали такими.

Б о н д о к. О чем вы? Надеюсь, мы говорим о моем соседе?

Р е т а. Да. Когда сильно привязываешься к человеку, то хочешь видеть его большим и в обстоятельствах, где другие становятся мелкими. Но поскольку обстоятельства в счет не идут, в счет идут только люди. Обстоятельства — это то же самое, что и люди, которые их создают. Таким образом, я смогу радоваться, что высоко наверху у меня будет человек, который…

Б о н д о к. Который будет оказывать вам протекцию.

Р е т а. В которого я буду полностью верить. А вы, извините, ни в кого целиком не верите? Я убеждена, что верите, иначе вы не смогли бы жить, вы давным-давно покончили бы самоубийством.

Б о н д о к (задет за живое). Во всяком случае, я уже избавлен от легкомысленных иллюзий и фанатизма, присущих вашему возрасту.

Р е т а. Они так рано у вас затормозились?

Б о н д о к (раздражен). Возможно, уважаемая. И поэтому я борюсь, чтобы растормозить их, увеличить здесь свое жизненное пространство.

Р е т а. К чему вам его расширять, чтобы снова замкнуть?

Б о н д о к. Вижу, что вы слово в слово вызубрили лекции господина Кристиана.

Р е т а. Мне кажется, я прошла ту же школу мышления вместе с вами, товарищ директор. Но вы, вероятно, все, что вам преподали, забыли.

Слышно, как в замке поворачивается ключ.

(Встрепенулась.) Это он. Узнаю его шаги.