Современная румынская пьеса

А р и с т о д е м. Чем больше я убеждаюсь в твоей мудрости, тем сильнее мне хочется поселить тебя у себя. Пойдешь?

Д и о г е н. Я предпочитаю постель у старика, который здесь живет.

А р и с т о д е м. Он ее тебе не даст. Никто не захочет платить штраф или угодить в тюрьму из-за нищего бродяги философа.

Д и о г е н. Он тоже нищий.

А р и с т о д е м. Ты слишком веришь в человеческую порядочность, Диоген. Тебя ждет море разочарований.

Д и о г е н. Знаю.

А р и с т о д е м. Ты останешься один.

Д и о г е н. Знаю.

А р и с т о д е м. И умрешь как собака.

Д и о г е н (в ярости). Это мне сегодня уже говорили.

Появляется к и ф а р е д, которого мы видели в доме Аристодема.

А р и с т о д е м. Проснулся, кифаред? И тебе не снится?

К и ф а р е д. Я услышал, что здесь Диоген…

Д и о г е н. Да, я здесь.

А р и с т о д е м. У тебя к нему какое-нибудь дело? (Бросает ему несколько монет.) Пой!

К и ф а р е д. Я пою… но не за деньги. (Не поднимает монеты.) Я пою, потому что мне нравится петь. (Начинает петь.)

Д и о г е н. Хорошо поешь, кифаред!

А р и с т о д е м. В Афинах тысячи людей поют лучше его.

Д и о г е н. Этот парень, с его силой и фигурой, мог бы стать разбойником с большой дороги. Если между ножом и кифарой он выбрал кифару, значит, как бы он ни пел, он поет хорошо.

Кифаред с отсутствующим видом поет, будто речь идет не о нем.

А р и с т о д е м. А ты, который из стольких ремесел выбрал ремесло фальшивомонетчика…

Д и о г е н. Я не крал денег, я работал ради них. Ничто так ни трудно подделывать, как деньги.

А р и с т о д е м. Когда ты надумаешь прийти ко мне, разыщи меня.

Д и о г е н. Никогда.

А р и с т о д е м (с иронией в глазах). Философ не должен выражаться столь категорично. Настоящая философия не знает слова «никогда». Эй, кифаред! Ты мне нужен. Я устраиваю пир.

К и ф а р е д. (продолжая играть). Я остаюсь с Диогеном.

А р и с т о д е м (вздрагивая). О, да ты осмелел! (Улыбается.) Хочешь пасти блох вместе с ним?

К и ф а р е д. (холодно). Я остаюсь с Диогеном.

Д и о г е н. Иди, Аристодем. Когда он поет, он глух. Когда устанет — услышит песню своего желудка. И тогда вернется к тебе. А ты как-нибудь случайно не натыкайся на меня.

А р и с т о д е м. Диоген, я приготовил для тебя мягкую постель. Когда у тебя заноют кости, измученные камнем улиц, когда ты устанешь бороться с крысами и захочешь обрести теплое и тихое место, приходи. Я жду тебя. (Уходит.)

Д и о г е н. Видишь, кифаред, этот мир куда злее и хитрее, чем нам кажется. Ты думаешь, что он обрушится на тебя пощечинами, кулаками, нищетой, унижением… А он бьет тебя шелком и бархатом, сытым желудком, удовольствиями жизни. С этими врагами, чарующими и коварными как сирены, которые соблазняли Одиссея{113}, бороться труднее… А теперь иди, кифаред.

К и ф а р е д. (на миг прервав свою печальную песню, качает головой). Я остаюсь с тобой.

Д и о г е н. Зря. Я один еще справляюсь со своей нищетой. Двоим ее не вынести, они согнулись бы под ее тяжестью. (Поднимает деньги, брошенные Аристодемом, и протягивает их кифареду.) Возьми эти деньги и иди.

Кифаред, не притрагиваясь к деньгам, отходит на несколько шагов и снова начинает играть, глядя на Диогена.

(Сует деньги в кошелек, привязанный к поясу.) Иди ты к черту, ненормальный! (Возвращается и стучит посохом в дверь старика.) Эй, дедушка!

Выходит с т а р и к.

Как же с той постелью?

С т а р и к. У меня ее больше нет. Я изрубил кровать на щепки и бросил их в огонь, чтобы поджарить этот кусок мяса. (Дает Диогену кусок мяса и хлеб.)

Д и о г е н (берет их). Значит, ты испугался…

С т а р и к. Да, я испугался. Потом мне стало стыдно за свой страх и я бросил кровать в огонь. Всего хорошего! (Уходит в дом.)

Д и о г е н (смеется от души). Если испугался даже ты, старик, которому и жить недолго и терять нечего… Если даже ты… (Поворачивается к кифареду.) Уходи скорее, кифаред, ты не рожден для страданий.

Появляется П а с и ф о н и направляется к Диогену.

П а с и ф о н. Привет, Диоген!

Д и о г е н. А ты откуда меня знаешь? (Пауза.) Вроде бы и я тебя знаю. Кажется…

П а с и ф о н. Мы встретились вчера вечером на том ужасном пиру.

Д и о г е н. А, и ты был среди этих голодных волков Аристодема?

П а с и ф о н. Да, я был среди них. Но не с ними. Я ненавижу их всем своим существом.

Д и о г е н. Странно! Ты выглядишь вполне довольным.

П а с и ф о н (улыбаясь). Довольным? Чем? Кем? Я их ненавижу. И моего самовлюбленного отца-богача, и слабоумного Ксениада, и всех остальных…

Д и о г е н. Но они тебя кормят.

П а с и ф о н. Потому что еда принадлежит им. И храмы, и статуи, и философы… Надо что-то делать, Диоген.

Д и о г е н. Это еще зачем? (Смеется.) Думаешь, будешь лучше, если ты станешь архонтом вместо Аристодема?

П а с и ф о н. Я не стану архонтом, потому что не хочу им быть.

Д и о г е н. Зачем же тебе тогда бросать в них камни, если ты не хочешь занять их место? Чего ты, собственно, хочешь?

П а с и ф о н (прищурившись, смотрит на него). Собственно говоря, не знаю.

Д и о г е н. Как тебя зовут?

П а с и ф о н. Пасифон.

Д и о г е н. Ты — сын богатого и влиятельного человека. Чего тебе еще надо?

П а с и ф о н. Другого!

Д и о г е н (смеясь). Бедности, например.

П а с и ф о н (пылко). Я задыхаюсь, понимаешь? Я не хочу больше целыми днями бездельничать, не хочу выслушивать их добропорядочные и полезные советы, не хочу веселиться на их непристойных пирах, терпеть их нудную и тупую болтовню. Это же несчастье!

Д и о г е н. Нелегко тебе было бы отвыкнуть от таких несчастий. Существуют несчастья позначительнее и поощутимее.

П а с и ф о н (патетически). Ты не боишься их, Диоген. Я видел, как ты схватился с ними на пиру. Надо собрать молодежь…

Д и о г е н. Собрать? Мне? (От души смеется.) Зачем ее собирать? Да и где? Вокруг меня могут собираться лить собаки да мухи. Я не обладаю ни талантом, ни честолюбием вождя. И потом, мне нравится быть одному…

П а с и ф о н. Тебя они слушались бы, потому что ты изгой.

Д и о г е н. Это еще что такое?

П а с и ф о н. Аристодем приказал, чтобы тебя нигде не принимали. Его люди обходят дом за домом и угрожают штрафами и тюрьмой любому, кто тебя впустит.

Д и о г е н. Итак, Афины меня не приемлют. (Грустно улыбается.) Но я люблю их. И покуда жив, я отсюда не уйду.

П а с и ф о н. Ты должен бороться.

Д и о г е н (удивленно). Бороться? За место под открытым небом Аттики? За тень, которую я отбрасываю на ее землю? Нет, Пасифон, я не борец. Борец никогда не бывает свободным. Он тоже раб. Раб идеи, за которую борется.

П а с и ф о н (горячась). Но ты борешься за идею свободы.

Д и о г е н. Я не хочу быть рабом даже идеи свободы, понимаешь? Я ничего не хочу, кроме одного — быть свободным.

П а с и ф о н. Но разве человек, который спит на голой земле и просит милостыню, свободен?

Д и о г е н. Земля не принадлежит никому… только богам… или природе. И небо тоже. А за еду, которую я получаю, я ничего не даю взамен, даже признательности.

П а с и ф о н. Они будут отравлять тебе жизнь, гнать тебя отовсюду, преследовать тебя по пятам…

Д и о г е н. Отравлять жизнь? Что может отравить ее больше, чем изгнание? Как бы ни поступили со мной афиняне, им не превзойти в жестокости граждан Синопа. Они будут меня гнать? Куда? Более изгнанным, чем я сейчас, быть невозможно.

П а с и ф о н. Они тебя уничтожат.

Д и о г е н. Вряд ли, потому что они нуждаются во мне.

П а с и ф о н (изумленно). В тебе?

Д и о г е н. Людям нужны символы. А я тоже символ.

П а с и ф о н. Символ?!

Д и о г е н. Символ свободы. Ведь хорошо, если афиняне и все другие люди будут знать, что существует свободный человек, который живет по своим законам, делает только то, что хочет, никому не подчиняется и никого не угнетает, человек-собака, бродячий пес, существо, обитающее между небом и землей…

К и ф а р е д. (приблизившись). И я хочу быть свободным человеком, собакой, кем угодно, лишь бы мне не швыряли денег и не приказывали…

Д и о г е н. Если тебе не будут швырять деньги, кифаред, то будут швырять кости, как собакам… Какая разница?

П а с и ф о н. Мы могли бы… (замявшись) организоваться…

Д и о г е н (поворачиваясь к нему). А это еще что за слово? Где ты его откопал?

П а с и ф о н. Мы, все, кто одинок, могли бы собраться, объединиться…

Д и о г е н. Если мы соберемся и объединимся, то мы уже не будем одинокими. А если мы больше не одиноки, то мы больше и не свободны…

П а с и ф о н (взволнованно). Ты ничего не хочешь? Ничего не желаешь?

Д и о г е н. Найти бы человека… Настоящего человека.

К и ф а р е д.. Где же ты его найдешь?

Д и о г е н. Не знаю. Я его ищу. Возможно, я и не найду его никогда, но мое призвание в том, чтобы искать, искать до изнеможения.

П а с и ф о н (тихо, кифареду). Он безумец.

К и ф а р е д. (громко). Безумие Диогена мне нравится.

Д и о г е н (протягивает кифареду кусок мяса, полученный от старика). Возьми и ты немного мяса. Ты, верно, голоден…

Кифаред берет мясо и начинает есть.

П а с и ф о н (Диогену). Безумец ты или нет, хочешь ты того или не хочешь, но я соберу вокруг тебя молодежь.

Д и о г е н (испуганно). Нет!

П а с и ф о н. Ты боишься?

Д и о г е н. Да. (Тихо.) Я не хочу, чтобы меня постигла участь Сократа…

П а с и ф о н. У тебя своя участь. (Собирается уйти.)

Д и о г е н. Постой! (Устремляется за ним.) Не делай этого! Мне никто не нужен.

П а с и ф о н. Ты сам сказал, что тебе нужны люди. Я приведу их к тебе. (Уходит.)

Д и о г е н (горько). Идиот! Не люди мне нужны, а человек. Что мне делать, с людьми, если нет человека? (Поворачивается к кифареду, который только что кончил есть и теперь вытирает рот ладонью.) Эй, кифаред, я сказал тебе — возьми немного мяса, а ты съел весь кусок.

Кифаред, сразу опечалившись, удрученно смотрит на него.

(Улыбается.) Ты не виноват. Виноваты слова. Мы не в состоянии управлять словами.

Кифаред смотрит на него, не понимая. Диоген начинает заразительно, искренне смеяться… Начинает смеяться и сам кифаред. Оба хохочут от всей души, громко, глядя друг на друга…