Современная румынская пьеса

Б э ж е н а р у. Краткая.

К р и с т и н о ю. Разве мы так с вами договаривались?

М а н о л е с к у. Но ведь в конце собрания положение выправилось…

К р и с т и н о ю. Ничего не выправилось, ничего не выправилось.

В этот момент радио передает: «Сегодня в двенадцать часов коллективу Министерства по делам печати представлен новый министр товарищ Константин Брана…»

(Выключает радио.) Сегодня в двенадцать!

Б р а х а р у. Да, в двенадцать!

К р и с т и н о ю. В двенадцать, сказали?!

Б э ж е н а р у. Точно.

К р и с т и н о ю. Сейчас который час?

Б э ж е н а р у. Двадцать минут первого.

К р и с т и н о ю. У вас правильные часы?

Б э ж е н а р у. Проверял по радио.

К р и с т и н о ю. Тогда кто же это был? (С возрастающим бешенством.) Кто это был?

И все словно окаменели.

К и т л а р у (у рампы). Кто это был? Вам-то, конечно, ясно, что я его не знаю. Я не видел его никогда в жизни. И все же прекрасно знаю, кто это был. Необыкновенная личность! Человек, которого можно встретить где угодно и всюду. В городе, в селе, в поезде, на улице… У него разное обличье — это рабочий, крестьянин, государственный служащий, солдат, студент — все, кому дороги интересы нашего народа, нашей партии. Он разного возраста — молодой или старый. Это может быть женщина или мужчина, коммунист или беспартийный, но от его внимания ничего не ускользнет. Его нельзя ввести в заблуждение, он думает, оценивает… Это общественное мнение… Уважаемые зрители, начиная с этого момента наша пьеса может пойти по разным путям, развиваться в разных вариантах. Например…

Застывшие Кристиною и его подпевалы оживают.

К р и с т и н о ю. Кто это был? Кто был это? Это кто был?

Б р а х а р у. Кто это мог быть? Министр, кто же еще? Возможно, его назначили не сегодня, а вчера.

К р и с т и н о ю. Ясно. Оставьте меня одного, прошу вас. (Звонит.)

Появляется с е к р е т а р ш а.

Китлару! У меня нет людей, мне не на кого опереться!

С е к р е т а р ш а, Б р а х а р у, М а н о л е с к у уходят. Кристиною включает радио: раздается приятная, успокаивающая музыка. Входит К и т л а р у.

Заходи, Китлару, садись… Как поживаешь?

К и т л а р у. Хорошо.

К р и с т и н о ю. Как сердце? Могу поклясться, что во время собрания я все время думал о твоем сердце. (В отчаянии.) Что скажешь, каковы люди! Ты хоть почувствовал, как я все время пытался их утихомирить?.. Все время пытался успокоить.

К и т л а р у. Почувствовал.

К р и с т и н о ю. Что делать, Китлару! Таковы люди. С такими мне приходится жить и работать — других взять неоткуда… Но в конечном итоге собрание прошло хорошо… Очень хорошо… И я уверен, министру понравилось. Когда ты собираешься в Швецию? Воспользуйся случаем, отдохни, ни о чем не думай, займись своим здоровьем. Я тебя очень прошу…

К и т л а р у (у рампы). Таков оптимистический вариант… Но события могут повернуться совсем по-другому!

К р и с т и н о ю (та же поза, та же реплика, тот же тон). Кто это был? Кто был это? Это кто был?

Б р а х а р у. Я ничего не понимаю.

Б э ж е н а р у. И я.

М а н о л е с к у. Давайте позвоним в министерство.

К р и с т и н о ю. Верно. (Звонит.)

Входит с е к р е т а р ш а.

Соедините меня с министерством.

С е к р е т а р ш а уходит.

Кто это мог быть?

Входит с е к р е т а р ш а.

С е к р е т а р ш а. Приемная министра. (Уходит.)

К р и с т и н о ю (в трубку). Алло! Говорит Кристиною. Министр у себя?.. Да? Еще у себя… у него люди?.. Скажите, он давно в министерстве?.. С утра, с восьми? И не выходил? Еще один вопрос, у министра есть заместитель?.. А, еще не назначен?! Спасибо… (Положив трубку, собрался, успокоился, он снова хозяин положения.) В конце концов, почему я должен ломать себе голову? Меня это не интересует… И знать не хочу и узнавать не собираюсь… Собрание было?.. Хорошее?! Настоящее?! Принципиальное? Люди сказали свое слово! Открыто, честно, принципиально. Так ведь, Брахару?

Б р а х а р у (все возрастающее ликование). Конечно!

К р и с т и н о ю. Моя обязанность — прислушиваться к мнению коллектива и принять решительные меры. (Звонит.)

Входит с е к р е т а р ш а.

Китлару ко мне! Оставьте нас одних, пожалуйста!

Все уходят. Звонит телефон.

(Снова обрел привычный апломб.) Да. Разумеется. Исключено! (Кладет трубку.)

Входит К и т л а р у.

Послушай, Китлару, вот что я хочу тебе сказать…

К и т л а р у. Я знаю.

К р и с т и н о ю. Откуда?

К и т л а р у. По вашему лицу. Вы принадлежите к типу людей сердечных, открытых, у которых все написано на лице…

К р и с т и н о ю. Спасибо, что хоть какие-то положительные качества ты у меня заметил…

К и т л а р у. Вы принадлежите к категории людей, которые не опасны, когда им грустно, неспокойно или что-нибудь угрожает. Тогда вы добры, великодушны, полны участия. Вы принадлежите к людям, которые становятся опасными, когда находятся в хорошем расположении духа, веселы и счастливы. Тогда вы способны на любые преступления. Я это знаю. Потому — ухожу. Все кончено.

К р и с т и н о ю (скрытая угроза). Нет, еще не кончено, Китлару! Только начинается!

К и т л а р у. Что со мной может случиться? Самое страшное — я умру. Тут все понятно: одни умирают сразу, другие медленно угасают.

К р и с т и н о ю. Да? А я к какой категории принадлежу?

К и т л а р у. К третьей: вы давно мертвы, но еще не знаете этого. (Подходит к рампе.) Это пессимистический вариант. Не исключено, что события могут развернуться и по-другому. И чем больше я думаю, тем яснее вижу наиболее вероятный вариант. Общественное мнение скажет свое веское слово, заставит к себе прислушаться. И теперь я понимаю, почему автор настаивал, чтобы у Общественного мнения и у министра был один и тот же облик. Автор хотел выразить простую мысль: справедливые стремления людей должны находиться в гармоническом единстве с решениями и действиями руководителей.

К р и с т и н о ю (та же реплика, тот же тон). Кто это был? Кто был это? Это кто был?

М и н и с т р (входя). Зачем вы пытаетесь разгадать тайну, которая тайной не является. Вы не в силах понять одну простую истину: я был и там и здесь. Разве в обязанности руководителя не входит всегда быть повсюду? Знать обо всем, быстро принимать решения. Например, вы, товарищ Кристиною. Вы безнадежно устарели и не видите перемен, происшедших в стране. Вы освобождены от занимаемой должности. Освобождены! Главным редактором назначен товарищ Китлару. (Обращается к Брахару, Бэженару и Манолеску.) А с вами мы подумаем, как поступить. (Китлару.) Желаю успеха!

Внутренний занавес опускается, горят настольные лампы. К и т л а р у редактирует рукопись. П а с к а л и д е пишет.

К и т л а р у (поднимает глаза от рукописи). Паскалиде…

П а с к а л и д е. Да…

К и т л а р у. Что бы ты сказал, если бы узнал, что два часа назад меня назначили главным редактором?

П а с к а л и д е (продолжает писать). Что в период перехода от капитализма к коммунизму расцветает все самое прекрасное в человеке, но одновременно вылезают наружу его низкие и подлые качества. Поэтому в этот период я руководствуюсь тремя заповедями: не удивляйся, не жалуйся и не бойся. (Уходит с рукописью.)

Входит Т у р к у л е ц.

К и т л а р у. Я тебя слушаю, Туркулец.

Т у р к у л е ц. Начал поступать сигнал. (Собирается уходить.)

К и т л а р у. Подожди, не уходи. Что бы ты сказал, если бы узнал, что два часа назад меня назначили главным редактором?

Т у р к у л е ц. Что за двадцать лет моей работы я многое видал, но у меня нет времени удивляться. Я из тех, кто работает. Делает газету. (Уходит.)

Появляется О т и л и я.

К и т л а р у. Что с вами, Отилия? Почему вы в этот час в газете?

О т и л и я. Я сегодня дежурю по номеру. Как говорят, «свежая голова».

К и т л а р у. Вот человек, который мне нужен. Что бы вы сказали, Отилия, если бы узнали, что два часа назад меня уволили?

О т и л и я (суфлеру). Не суфлируйте. Я вынуждена отойти от текста. (Китлару.) Давай импровизировать. Спроси меня еще раз.

К и т л а р у. Что бы вы сказали, Отилия, если бы узнали, что два часа назад меня уволили?

О т и л и я. Что я рада. Такого рода опыт не помешает. Вы были слишком уверены в себе, защищены от любой ошибки. Ты понимаешь, как фальшиво написал автор мою роль, если требовал, чтобы я любила тебя с самого начала пьесы. (Короткая пауза.) Но во время собрания, когда я увидела тебя растерянного, сбитого с толку градом обвинений, не понимающего, что происходит, огромная симпатия, на этот раз подлинная и глубокая, затопила мое сердце.

К и т л а р у. Это значит, что ты можешь меня полюбить…

О т и л и я. Ну зачем говорить глупости? Совершенно ясно, что надо готовить хэппи-энд пьесы, чтобы обеспечить ей успех.

К и т л а р у. Итак?

О т и л и я. Итак? Если действительно вас выгнали, значит, приготовьтесь к трудным дням… К долгим тяжелым дням, когда не звонит телефон, никто не стучит в дверь, когда лучший приятель забудет ваш адрес и плотная тишина окружит вас… В такие дни человек, который придет к вам, — настоящий человек. Потому что он человек.

К и т л а р у. Вы бы пришли, Отилия?

О т и л и я. Зачем вы пытаетесь вырвать у меня признание? Думаю, пришла бы. И знаете почему? Презираю трусость. Если сравнивать преступника с трусом, преступник мне кажется менее жалкой фигурой. Он хотя бы рискует.

К и т л а р у. Я тебя люблю, Отилия.

О т и л и я. Неужели? Может быть, ты даже хочешь меня поцеловать?

К и т л а р у. Нет! Я хотел бы задать тебе еще один вопрос. Что бы ты сказала, если б узнала, что меня назначили главным редактором?..

О т и л и я. Я бы расхохоталась и сказала бы, что именно теперь я должна присматривать за тобой, как бы слава не опьянила тебя. (Уходит.)

К и т л а р у (у рампы). Дорогие зрители, вы видели несколько возможных вариантов и можете выбрать тот финал, который вас больше устраивает. Что касается меня, я вам обещаю: как бы ни развернулись события, я останусь таким, каким был. Простым, ровным, спокойным, готовым протянуть руку любому вошедшему, который скажет: «Добрый день». (Став Ведущим.) На том наш спектакль кончается. В эпилоге комедии «Как вам это понравится» Шекспир просит, чтобы актерам аплодировали. Наш автор, не будучи классиком, на это не претендует.

Пока он кланяется, падает занавес.