Современная румынская пьеса

ПОБЕГ

Прошло несколько лет с тех пор, как Диоген поселился в доме Аристодема. Сам хозяин постарел, но еще достаточно красив; это человек, знающий, как поддерживать тело и дух. Диоген и Пасифон возмужали.

А р и с т о д е м и П а с и ф о н беседуют как два старых приятеля.

А р и с т о д е м. Значит, и старик Ксениад ушел от нас…

П а с и ф о н. Не такой уж он был старый.

А р и с т о д е м (с ужасом или с суеверием стареющего человека). О, намного старше меня. К тому же он был болен, бедняга.

П а с и ф о н (не понимая слабой и тщетной самозащиты отца). Он был на два-три года старше тебя. Болен? С чего ты взял? Он держался до последнего мгновения.

А р и с т о д е м (как бы сам с собой). Ты говоришь глупости, дружок. (Поднимается с кресла, тяжело вздыхает.)

П а с и ф о н (с беспокойством). Отец, у тебя что-нибудь болит?

А р и с т о д е м. Я же приказал этим тупицам положить в кресло подушку! Пока я сидел в нем, у меня мозоли на заднице образовались.

П а с и ф о н. Ты никогда не жаловался. Да к тому же ты терпеть не можешь подушек?!

А р и с т о д е м (тем же тоном). Я им все время твердил, но меня в этом доме никто не слушает. (Собирается уйти.) Как ты полагаешь, не слишком ли обременительной стала для меня в последнее время должность архонта?

П а с и ф о н. Не понимаю.

А р и с т о д е м. Я имею в виду, что пора и мне отдохнуть и продолжить свои заметки об афинских законах.

П а с и ф о н. Ты хочешь отказаться от должности?

А р и с т о д е м. Я отказался бы от нее без сожаления, но кто же снимет с моих плеч это бремя?

П а с и ф о н. Если не найдется никого более достойного, я могу ее занять.

А р и с т о д е м (с удовлетворением). Я думал, ты испытываешь отвращение к официальным должностям.

П а с и ф о н. В общем-то да. Но чем ей переходить в руки какого-нибудь тупицы…

А р и с т о д е м. Твое решение меня радует, Пасифон. Оно свидетельствует о серьезности и мудрости.

Входит Д и о г е н.

Посоветуйся с ним. Если Диоген тебя поддержит, значит, это решение ниспослано тебе свыше. (Выходит, держась прямо, несмотря на свой возраст.)

П а с и ф о н. Ты слышал мой разговор со стариком?

Д и о г е н. У меня нет привычки прислушиваться к разговорам моих хозяев.

П а с и ф о н. Перестань шутить! Ты же знаешь, что мы твои друзья, а не хозяева. Если тебе что-нибудь не поправится, скажи мне. Я хочу, чтобы ты чувствовал себя в этом доме как мой родной брат.

Д и о г е н. Если бы мне и могло что-то не понравиться, так это чрезмерное внимание, которое мне здесь уделяют, и чрезмерная любовь, которой меня окружаешь ты и твой отец. И все же я здесь чужой…

П а с и ф о н. Ты не чужой. Ты самый близкий для нас человек. А если наши доказательства любви и дружбы были недостаточно красноречивыми, это не делает нам чести. Значит, мы не способны оценить тебя по заслугам.

Д и о г е н. Что толку в этих сомнениях, Пасифон. Никогда и нигде я не пользовался таким уважением, как в вашем доме. Мне остается только быть вам признательным на всю жизнь. Да и самой жизнью я обязан Аристодему.

П а с и ф о н. Ты уже давно расплатился за то, что для тебя сделал мой отец. А теперь мы должны быть тебе признательными. И если я теперь такой, какой я есть, если я стал умнее, чем прежде, то лишь благодаря тебе.

Д и о г е н (давясь от смеха). Что за бес в нас вселился и мы обмениваемся лишь любезностями? Мы что, мирный договор заключаем?

П а с и ф о н (тоже развеселившись). Мы стоим перед необходимостью принять решение, но я не хотел бы этого делать без твоего совета.

Д и о г е н. Ты женишься?

П а с и ф о н. Я подумываю о том, чтобы заменить отца в должности архонта.

Д и о г е н (вздрагивая). Ты?

П а с и ф о н. Если ты считаешь, что я не подхожу для этого, скажи. Я с радостью откажусь, зная, что Диоген против подобного решения.

Д и о г е н (с легкой тенью грусти в глазах). Напротив, Пасифон, я считаю тебя самым подходящим, самым достойным для этой должности. Ум, чувство справедливости, любовь к правде, честность, смелость, стремление к свободе — качества, редко встречающиеся в одном человеке. У тебя всего этого в избытке.

П а с и ф о н. Похоже, ты все-таки не рад моему решению.

Д и о г е н. Я рад, но в какой-то степени это меня вроде бы и печалит. Трудно тебе объяснить.

П а с и ф о н. Диоген, если ты думаешь, что в моем намерении есть капля дурного, прошу тебя — разочаруй меня, разбуди, ударь, разбей мне морду, не позволяй мне, как идиоту, сделать шаг, о котором я позднее смог бы сказать: лучше б я тогда сломал ногу.

Д и о г е н. Речь идет не о чем-либо дурном. Просто я почувствовал… как бы тебе сказать… что и ты и я… немного постарели…

П а с и ф о н (хватает его и трясет). Почему ты не скажешь прямо, что я не гожусь для этой должности?

Д и о г е н (спокойно). То-то и печально, что годишься. Видишь ли, до сих пор я никогда не думал, что когда-нибудь настанет и такой момент… что ты и я окажемся подходящими людьми, чтобы что-то сделать…

П а с и ф о н (не выпуская его из своих рук). Ты думаешь, что в этом случае мне придется поступиться своими убеждениями?

Д и о г е н. Ты ими не поступишься, ты используешь их на своем посту.

П а с и ф о н. Это плохо?

Молчание.

Скажи!

Д и о г е н. Для дела хорошо, для тебя — не знаю. (Отводит его руки.)

П а с и ф о н. Не верю, что ты не знаешь! Почему ты неискренен со мной?

Д и о г е н. Видишь ли… когда заставляешь идею служить кому-то или чему-то, сама идея больше не принадлежит тебе, она что-то утрачивает, быть может, самую суть свою, смысл своего существования. Идея больше не имеет ничего общего с тобой, она становится похожей на того человека или на ту должность, которой она служит.

П а с и ф о н. Ты внушал мне, что идеи нельзя хранить в самом себе, для своей души и своего ума, что они должны принадлежать людям, приносить им пользу. Идеи должны проливаться, подобно дождю, и оплодотворять землю.

Д и о г е н. Да, я внушал тебе это.

П а с и ф о н. Так я и буду поступать. Это так и будет.

Д и о г е н. Ну, тогда хорошо.

П а с и ф о н. Ты меня обманываешь, дружище. Ты чувствуешь или знаешь, что это плохо.

Д и о г е н (мучаясь). Не знаю, поверь мне. А то, что я чувствую, может быть обманчивым.

П а с и ф о н. Я догадываюсь, что ты чувствуешь… Боишься, что я изменюсь, что, будучи на месте отца, стану похожим на него. Ты забываешь, что сам человек красит место!

Д и о г е н (дружески ударяет его кулаком в живот). Давай-ка лучше продолжим вчерашний разговор о музыке.

П а с и ф о н (с горечью). Стало быть, ты не согласен.

Д и о г е н. Стало быть, я полностью согласен.

П а с и ф о н. Я не разочарую тебя, Диоген, обещаю.

Д и о г е н. Я в этом убежден, Пасифон.

П а с и ф о н (обнимая Диогена). Пойду и скажу Аристодему, что его власти пришел конец. Мы, Диоген, будем править Афинами, подготовим завтрашнюю свободу, составим другие законы, станем жить в мире со всеми странами, освободим рабов, заставим людей учиться у философов тому, как надо жить, думать, чувствовать. Да здравствует Диоген! (Убегает.)

Диоген долго смотрит ему вслед, затем хлопает в ладоши. Появляется р а б.

Р а б. Приказывай, Диоген!

Д и о г е н. Плащ, посох и суму! Скорее! Старый плащ!

Р а б уходит и возвращается со старым плащом Диогена, подаренным ему отцом, с сумой и посохом.

(Надевает плащ.) Скажи Пасифону, что его первый декрет в должности архонта был выполнен. (Перевешивает суму через плечо, берет посох и уходит.)

Раб застывает на месте, ничего не понимая. Появляются А р и с т о д е м и П а с и ф о н.

А р и с т о д е м. Я рад, что Диоген одобрил твое решение. Это лучшее свидетельство твоего благоразумия.

П а с и ф о н. Он согласился без особой радости, но зато от всей души.

А р и с т о д е м (рабу). Позови Диогена! Я хочу разделить с ним радость. И принеси вина!

Р а б (Пасифону). Хозяин, Диоген приказал передать тебе: первый твой декрет в должности архонта выполнен.

П а с и ф о н (удивленно). Какой декрет? Опять Диоген шутит… Позови моего друга и принеси вина, как тебе приказано.

Р а б. Диоген приказал мне принести старый плащ, суму и посох.

А р и с т о д е м. Хорошо, хорошо… Позови его!

Р а б. Он ушел.

А р и с т о д е м (шокированный). Как?! Немедленно отправляйся и приведи его. Скажи, что я его прошу… Нет, я приказываю ему вернуться!

Раб направляется к выходу.

П а с и ф о н. Стой!

Раб останавливается.

Оставьте его в покое!

А р и с т о д е м. Не забывай, сынок, что Диоген принадлежит нам, что он связан с нами на всю жизнь.

П а с и ф о н (с грустью). Отец, не может быть, чтоб ты не понял, почему ушел Диоген… Я же начинаю понимать. Все эти годы, пока он жил у нас, он лелеял одну мечту: стать свободным. А теперь он считает, что может быть свободным.

А р и с т о д е м. Но я относился к нему, как к родному сыну. Ты был ему братом. У него все было: дом, одежда, еда, тепло, дружба, любовь…

П а с и ф о н. Все, кроме одного — свободы.

А р и с т о д е м. Он был свободен. Он мог делать все что угодно. Я даже не приставил к нему стражи.

П а с и ф о н. Ты не понимаешь, отец. Диоген хотел другой свободы.

А р и с т о д е м. Ты пожалеешь, если не позовешь его обратно.

П а с и ф о н. Если Диоген решил уйти, значит, для него так лучше.

А р и с т о д е м. Он же твой друг. Нельзя было позволить ему уйти как раз в тот момент, когда ты нуждаешься в его советах.

П а с и ф о н. Мне самому лучше знать, что надо делать. Если я не смогу делать все сам, без Диогена, значит, я не гожусь для того дела, которое ты мне доверил. Возможно, и он это понял.

А р и с т о д е м. Пасифон, прислушайся к совету старика: позови Диогена обратно.

П а с и ф о н (непреклонно). Отец, не думай, что я не прислушиваюсь к твоим советам. Но что касается Диогена, я лучше знаю, что надо делать.

А р и с т о д е м. Не забывай, что я могу и приказать.

П а с и ф о н. Не забывай, что с сегодняшнего дня приказываю я.

Оба смотрят друг другу в глаза открыто, без ненависти, с полным пониманием. Но между ними как бы блуждает странная тень. Тень Диогена.