Современная румынская пьеса

НЕБО АФИН

Улица в Афинах. Большинство горожан еще не проснулись, утомленные ночными увеселениями. Д и о г е н останавливается перед домом, стучит посохом в дверь. Никто не отвечает. Он снова стучит. Наконец показывается голова сонной и растрепанной м о л о д о й ж е н щ и н ы.

Ж е н щ и н а (видя, что он грязный и в лохмотьях). С утра начинаете попрошайничать! У меня ничего нет! Работай, ты молод! Кто не работает, тот не ест.

Д и о г е н. А кто не ест, тот не работает. (Показывает пустую суму.) Может, у тебя найдется постель на несколько ночей…

Ж е н щ и н а. Постель? Для кого?

Д и о г е н. Для одного философа.

Ж е н щ и н а (резко). Нет. (Чувствуя потребность объяснить.) Нет у меня постелей для философов. Они если поселяются, то не уходят… И ничего не платят… И живут долго…

Д и о г е н (улыбаясь). Может, тебе повезет: его приговорят к смерти и ты скорее избавишься.

Ж е н щ и н а. А где философ?

Д и о г е н (разводя руками). Перед тобой.

Ж е н щ и н а (с гримасой). Ты?

Д и о г е н. Тебе не верится?

Ж е н щ и н а. Судя по тому, какой ты грязный, ты, видно, и вправду философ.

Д и о г е н. Я из праха, прахом и стану. Может, поторгуемся?

Ж е н щ и н а. А чего торговаться? У меня всего одна постель. Да и в той сплю я.

Д и о г е н. Если ты возьмешь меня в свою постель, я дам тебе свет и тепло.

Ж е н щ и н а. Свет, ты?

Д и о г е н. Свет мудрости и тепло тела.

Ж е н щ и н а. Мудрость мне ни к чему. И так проживу… А тепло… (Смеется.) Не думаю, что тепло проникнет сквозь грязь на твоем теле!

Д и о г е н (весело подмигивая). Ради тебя, красавица… (уточняя) и ради твоей постели я готов даже вымыться.

Ж е н щ и н а (снова внимательно оглядывая его). Если вымоешься, то входи!

Д и о г е н (горько). Как странно устроен этот мир. Никто ничего не дает, не попросив чего-либо взамен. Ты одинока?

Ж е н щ и н а. Одинока.

Д и о г е н (понимая опасность). Предупреждаю тебя, что и я одинок. Не обольщайся: два одиночества никогда не восполняют друг друга. Одинокие навсегда остаются одинокими, даже если объединяются. Так что с сегодняшнего дня у тебя будет не одно, а два одиночества. Меня зовут Диоген.

Ж е н щ и н а (дотрагиваясь пальцами до его лица). Я не понимаю, Диоген. В моей постели побывало множество мужчин. Я помню лишь одного из них: у него были голубые глаза и мягкий, ласковый голос… Теперь… через столько лет… только теперь я начала понимать. (Со злостью.) Он любил меня, несчастный! (Резко.) Я — женщина. Потому я одинока. Но ведь ты же мужчина и не должен быть одинок.

Д и о г е н. Чтобы не быть одиноким, надо найти человека, хотя бы одного человека. Я ищу его… (Понимает, что женщину не интересуют его поиски.) Знай, что ты мне нравишься именно такой: одурманенная сном, с полуопущенными веками, чтоб не спугнуть прекрасных сновидений…

Ж е н щ и н а (с отчаянием). Гадкие, Диоген! Это самые отвратительные сновидения! Ну входи же наконец!

Д и о г е н. Таким грязным?

Ж е н щ и н а (хватая его за руку). Ты сейчас у меня так вымоешься, как не мылся с самого детства. (Секунду смотрит ему в глаза, затем естественным, ровным голосом, какой может быть только у детей, когда они говорят о чем-то важном.) А потом я выйду за тебя замуж.

Д и о г е н (вырывает руку). Что тебе взбрело в голову, женщина? Я человек свободный. (Отступает на шаг назад.)

Ж е н щ и н а. Свободный, но одинокий.

Д и о г е н. Свободный и потому одинокий.

Ж е н щ и н а (опустив глаза). Так какого же черта ты ищешь человека?

Д и о г е н (улыбаясь какой-то своей мысли). Все философы чего-то искали. В этом их проклятье — искать. Я хорошо знаю, что не найду…

Ж е н щ и н а. У тебя будет собачья жизнь.

Д и о г е н. Так надо.

Ж е н щ и н а. И собачья смерть.

Д и о г е н. А разве люди умирают лучше собак? Нет, девочка, ни сейчас, ни когда-нибудь потом я не женюсь. Мне очень жаль столь доброе и одинокое существо, как ты… (Удаляется.)

Женщина застывает на пороге дома, ее сонное лицо ничего не выражает, разве что некоторую жалость к оборванному и грязному философу, который теперь стучит посохом в дверь другого дома. Ж е н щ и н а медленно уходит в дом, закрывая за собой дверь. На углу улицы появляются те д в а п р и с л у ж н и к а, которых мы видели в доме Аристодема. Диоген настойчиво стучит в дверь. Появляется с т а р и к.

С т а р и к. Чего тебе, юноша? (Внимательно оглядывает его.) Постой, я дам тебе немного хлеба и мяса.

Д и о г е н. Этим немногим ты хочешь заслужить еще немножко благосклонности богов? Мне нужна постель. Эту ночь я спал под открытым небом, прямо на улице. А ваши улицы ужасно зловонны и кишат крысами.

С т а р и к. Ты не здешний…

Д и о г е н. Я из Синопа. Идиоты, они изгнали меня, потому что я делал фальшивые деньги.

С т а р и к. Фальшивые деньги? Это худо.

Д и о г е н. Настоящие деньги еще хуже. Фальшивые пачкают только руки, а настоящие — и душу. Приюти меня на несколько ночей.

С т а р и к. А какими деньгами ты мне заплатишь? Теми, что пачкают руки, или теми, что пачкают душу? (Улыбается.)

Д и о г е н (тоже улыбаясь). Чтобы у тебя не было никаких сомнений, я не буду платить. Я беден, как урожай с голого камня.

С т а р и к. Чем же ты теперь занимаешься?

Д и о г е н. Созерцаю мир. Я философ.

С т а р и к. Глупое ремесло! Ты останешься ни с чем. А ученики у тебя есть?

Д и о г е н. Ты будешь первым…

С т а р и к (ухмыляясь). Слишком поздно, юноша. Жить мне осталось немного, а что за польза умереть философом. Ну ладно, входи, я дам тебе постель, только помолчи. При первом же умном слове я вышвырну тебя вон как последнего негодяя!

Диоген намеревается войти, но приближаются два прислужника Аристодема и загораживают ему дорогу.

П е р в ы й п р и с л у ж н и к. Спокойно, спокойно. Документы!

Д и о г е н. Какие документы? Я свободный человек.

В т о р о й п р и с л у ж н и к. У всех свободных граждан должны быть документы.

Д и о г е н. Я не гражданин. Я Диоген.

В т о р о й п р и с л у ж н и к. Хватит болтать! Насколько мне известно, документы должны быть у всех, даже у Диогенов. (Шутит.) Откуда нам знать, что ты Диоген, а не кто-нибудь другой, скрывающийся под этим именем?

П е р в ы й п р и с л у ж н и к. Если у тебя нет документов, отправишься в тюрьму.

Д и о г е н. Очень хорошо. Я как раз искал себе приюта под небом Афин.

В т о р о й п р и с л у ж н и к. Ты вроде бы говорил, что ты человек свободный. Что же делать свободному человеку в тюрьме?

Д и о г е н. Свобода — это моя внутренняя суть, и ее нельзя заточить.

В т о р о й п р и с л у ж н и к. Где-то уже я слышал эти прекрасные слова. Документы!

С т а р и к. Я беру его к себе в дом.

П е р в ы й п р и с л у ж н и к. А ты помолчи, старикан! Не имеешь права давать приют бродячим метекам{112}, подозрительным типам. Хочешь заплатить штраф?

С т а р и к. Штраф? Я беден. Почти так же, как он.

П е р в ы й п р и с л у ж н и к. Тогда занимайся своим делом! Пока сам не угодил в тюрьму… И не открывай дверь всяким проходимцам. (Диогену.) А ты мотай отсюда, да поживее, пока я не свернул тебе шею!

С т а р и к испуганно уходит в дом.

Катись отсюда, бродяга!

Д и о г е н. Кажется, вы соблазняли меня прекрасной тюрьмой…

В т о р о й п р и с л у ж н и к. Ты хочешь, чтобы государство кормило тебя и предоставляло кров… Но ты не гражданин Афин.

Д и о г е н. Я гражданин мира.

П е р в ы й п р и с л у ж н и к. О, это что-то новое! (Второму прислужнику.) Гражданин мира… Это что-то вроде шпиона, не так ли?

В т о р о й п р и с л у ж н и к. Скорее, вроде сумасшедшего.

Д и о г е н (раздраженно). А вы кто такие?

П е р в ы й п р и с л у ж н и к. Мы представители порядка.

Д и о г е н. Судя по тому, как вы себя ведете, я — представитель беспорядка.

В т о р о й п р и с л у ж н и к. Видать, что философ.

Д и о г е н. Значит, вы меня знаете. Так зачем вы требуете документы?

П е р в ы й п р и с л у ж н и к. Таков закон.

Д и о г е н. Второй раз слышу в Афинах о законе. Вчера вечером я попал в дом одного влиятельного и нахального типа — Аристодема, кажется, — где говорили о законе как о шлюхе высшего разряда.

П е р в ы й п р и с л у ж н и к (дает ему пощечину). Да как ты смеешь?!

Д и о г е н. Эта пощечина за закон или за Аристодема?

П е р в ы й п р и с л у ж н и к. Чтобы тебя не мучили сомнения, получай еще! (Снова дает ему пощечину.) И за то и за другое.

В конце улицы появляется А р и с т о д е м.

Д и о г е н. Та же рука, что защищает закон, защищает и Аристодема.

А р и с т о д е м (приближаясь). Я случайно проходил мимо и услышал свое имя. Что случилось, Диоген?

Д и о г е н. Надо быть чрезвычайно умным, чтобы случайно проходить мимо как раз тогда, когда произносят твое имя.

Аристодем смеется.

От твоего имени я и получил пощечину: собственно говоря, две. Вторую — от имени закона.

А р и с т о д е м (возмущенно). Кто осмелился тебя ударить?

Д и о г е н. Эти доблестные мужи, поддерживающие порядок пощечинами.

А р и с т о д е м (разгневанно прислужникам). В уме вы, идиоты! Мы живем в демократическом городе.

В т о р о й п р и с л у ж н и к. Он оскорбил закон.

А р и с т о д е м. Закон выше всяких оскорблений.

П е р в ы й п р и с л у ж н и к. Он и тебя оскорбил.

А р и с т о д е м. А что я, такой дурак, чтобы меня защищали от оскорблений? Разве я не такой же человек, как все прочие, и меня нельзя обругать или похвалить?! Прочь с моих глаз!

Оторопевшие п р и с л у ж н и к и уходят.

Д и о г е н. Отлично! Только вот пощечины остаются!

А р и с т о д е м (смеясь). Ничем не могу помочь. Даже если б я надавал им пощечин, тебе не стало бы легче… Просто было бы трое побитых вместо одного.

Д и о г е н. Чтобы прийти к подобной мудрости, не нужны были несколько тысячелетий цивилизации. Думаю, люди могут обрести тысячелетний опыт в считанные мгновения.

А р и с т о д е м. Или никогда. Чем ты занимаешься? Где живешь?

Д и о г е н. Я как раз пытался совершить обмен, предлагая прекрасное небо Афин за жалкую постель.

А р и с т о д е м. Ты щедр, юноша. И никто не предложил тебе постели?

Д и о г е н. Эти симпатичные ребята соблазняли меня тюремной камерой. Я еще не решил, на чем остановиться.

А р и с т о д е м. Действительно, задача не из легких. А ты не хотел бы пожить у меня?

Д и о г е н (категорично). Нет, не хотел бы.

А р и с т о д е м. Философ так же необходим при доме, как и собака.

Д и о г е н. У тебя уже есть один, Аристипп. Будет слишком тесно.

А р и с т о д е м. Я хоть сейчас готов обменять старую собаку на молодую, да еще с острыми клыками.

Д и о г е н. Молодые ведь диковаты, Аристодем. Они кусаются.

А р и с т о д е м (с легкой улыбкой). Приручим. И диких зверей можно приручить.

Д и о г е н. Что за польза миру, если все звери и все люди станут ручными? Не осталось бы даже сравнений. Нельзя было бы сказать: сильный, как лев, злой, как волк, хитрый, как лиса…