Безмолвная

* * *

Жизнь постепенно возвращалась на круги своя.

Спустя пару месяцев после инцидента, так и оставшегося лишь между народом сирен и Высшими, все те, кто пожелал найти свой путь, отправились следом за нами с мамой. Освободившись от влияния своего лидера и его уже мёртвых прихвостней, наши люди избрали нового — мою самую любимую на свете женщину, всё это время поддерживающую их дух, даже когда сама была на грани.

Она рассказала, что когда от папы избавились, её притащили в общину и заперли с теми, кто ещё мог быть полезен своей магией, и всё это время она знала, что я жива, да только выбраться, чтобы меня увидеть не могла. Доверять кому-то тоже было нельзя, и именно в то время, когда отчаяние начало прорастать в её душе, моя няня соизволила к ней явиться. Притворилась подругой, рассказывала, что со мной всё хорошо — в общем, убеждала, как могла принять «правильную» сторону.

Но мама глупой и не была и начала подозревать неладное, поэтому стала думать о побеге. Потерянный, казалось, навсегда вместе с её парой голос моря она с каждым годом начала слышать всё сильнее, даже будучи вдали от воды, и именно так узнала о том, что со мной происходило всё это время. Узнала и очень разозлилась, ожидая подходящего момента, который настал с приходом Высших…

И вот теперь мы снова были вместе. За нами вплавь последовали все бывшие пленные вместе с семьями, и мама привела их к этому побережью с жизнеутверждающим названием Мыс Надежды. Позже она объяснила, что мой отец когда-то наложил защиту не просто на наш дом, но и на весь этот городок, чтобы нас никогда не нашли, но благодаря той жуткой магии их в итоге и обнаружили, спустя несколько лет нашей спокойной жизни.

Теперь же мы начали жизнь заново. Похоронили тех, кто стал жертвой Чёрного Бога, как его называли люди, шепчась по углам; привели город в порядок, и готовы были его защитить от любой угрозы — благо теперь у большинства из нас имелась магия, а те, кто не умел ею пользоваться, начиная с младших, упорно учились её контролировать и развивать. Я даже преподавала иногда, взяв себе целый класс учениц, помогающих мне выращивать некоторые культуры.

И в целом, мне нравилась эта спокойная, размеренная жизнь. С утра до вечера я занималась с девчонками, помогала маме, когда она просила, а вечером спускалась на берег, где с удовольствием окуналась в воду, позволяя ей унести какую-то тягучую, болезненную тоску, одолевающую с каждым днём всё сильнее. Я не понимала, почему чувство, будто я потеряла или забыла что-то важное, никак не оставляло в покое. Если это так важно, я не должна была забывать, ведь так? Тогда почему это не давало мне покоя ни днём, ни ночью?

Ночью было особенно тяжело. Моё сердце ныло, а тело горело огнём, и я просыпалась от ощущения, словно чьи-то руки меня касались во сне, возникая и наяву, а потом я долго не могла прогнать эти болезненно-сладкие, порочные иллюзии, становящиеся лишь ярче. И даже море не помогало от них избавиться, отказываясь их забирать, а взамен на мои слёзные мольбы лишь загадочно отвечало:

«Всему своё время, дитя…»

Я не могла с этим так просто справиться, но хуже всё стало, когда ко мне начали проявлять внимание наши мужчины. Вокруг было полно красивых девушек, только многие почему-то настойчиво пытались доказать, что мне нужен муж, и наш дом вскоре стали одолевать бесконечными визитами с кучей ненужных мне подарков и букетов. Я чувствовала, что медленно лишаюсь рассудка, а эти слишком реальные сны, в которых меня кто-то звал и так бесстыдно касался, окончательно сделали из меня сумасшедшую, вздрагивающую по поводу и без.

В одну из таких ночей, я резко проснулась от звука имени.

«Лея… ─ повторял кто-то незнакомым и одновременно родным голосом, сбивая с толку.

Леей звали мою прабабушку, и я не понимала, почему это адресовано мне. Что-то, связанное с этим именем подтачивало мозг, но ничего кроме головной боли я себе не заработала, пытаясь вспомнить хоть что-то из забытого мной отрезка времени, когда по словам мамы я сбежала из общины.

Что я делала? Где была? Кто ответит на эти вопросы, если я сама не могу?

Всё это казалось таким бредом вместе с толпами не сдающихся парней, от которых меня уже тошнило, что хотелось выть… И эта ночь стала последней каплей. Я просто сбежала к морю, не способная больше выносить это безумие, и только оказавшись у кромки воды, собравшись плыть, пока не кончатся силы, осознала, почему меня так непреодолимо потянуло сюда.

Омываемые волнами, на берегу лежали двое мужчин. Едва я подошла ближе, чтобы оказать помощь, меня пронзило странной дрожью, и колени подкосились, вынуждая меня упасть на песок рядом с ними. И стоило одному из них открыть глаза, я впервые за несколько месяцев узнала, что значит открыть в себе второе дыхание.