Не меньше, чем барон

Эти домашние туфли ей определённо становятся малы, и это весьма некстати — мачехина кузина лишь недовольно нахмурилась, узнав размер ноги Софики, и едва ли обрадуется необходимости покупать той туфли на размер больше, а у Руфины и Амальи нога гораздо меньше, так что, не удастся позаимствовать туфли у них, как можно было бы сделать с одеждой.

Когда Софика, теперь уже полностью приготовленная к тому, чтобы спуститься в столовую, выпрямляется, она обращает внимание, что на растерянном лице Руфины вдруг появляется столь нежное, трогательное выражение, что Софика не знает даже, что ей и делать.

— Ты правда заметила, что у меня вчера был плохой аппетит? — спрашивает Руфина, и тёмные глаза её до того светятся благодарностью, что Софике на мгновенье отчего-то становится ужасно стыдно. — Это очень мило с твоей стороны!

Руфина порывисто обнимает сестру, и в объятьях её гораздо больше нежности, чем когда-либо. Когда Руфина отстраняется, её щёки красны от румянца, а в глазах стоят слёзы, которые она со смущённой улыбкой вытирает чистеньким носовым платочком, взятым из расшитого бисером кармана.

Они спускаются к завтраку, не говоря друг другу ни слова. И — тоже направляющиеся на завтрак — тройняшки удивлённо переглядываются из-за этого. И Марта, пошептавшись с сёстрами и, должно быть, заручившись их согласием, отправляется стучаться в комнатку под номером пять. Софика знает — тройняшки дружат с белокурой полненькой девочкой из пятой комнаты, и готовы сплетничать гораздо больше других девушек в пансионе.

Амалья к этому времени уже сидит за столом, но Руфина поспешно занимает свободное место подальше от неё. На лице Амальи явственно читается искреннее огорчение, и Софика, пожав плечами, подбадривающе ей улыбается и садится на свободное место рядом с Руфиной, не чувствуя себя вправе уйти к Амалье после утренних объятий. Амалья тихонько вздыхает.

На стол ещё не подают — не подадут, пока за столом не появится мачехина кузина и не объявит привычно строгим голосом, что все опоздавшие остаются без завтрака. Примерно тогда на столе окажутся тарелки с каким-нибудь блюдом. На завтрак обычно подаётся всего одно — каша, омлет или оладьи с каким-нибудь вареньем. Софика мысленно молится, чтобы сегодня подавали не кашу — омлетом или оладьями она позавтракает с куда большим удовольствием.

Но, когда мачехина кузина садится во главу стола — за столом сидят уже все воспитанницы, нет ни единого свободного места, — подают молочную рисовую кашу, должно быть, противно сладкую на вкус. Софика даже не может заставить себя попробовать хотя бы ложечку.

И пока она лишь тайком следит за мачехиной кузиной, всегда — и весьма удачно, что так выходит — не слишком внимательной во время приёмов пищи.

— Терпеть не могу рисовую кашу на молоке, — шепчет Софика Руфине, когда мачехина кузина поворачивается к одной из учениц, чтобы сказать ей что-то. — Можешь съесть мою порцию, если хочешь.

Руфина молча кивает и, доев свою кашу, осторожно, чтобы не заметила мачехина кузина, забирает тарелку Софики. Руфина, кажется, действительно ужасно голодна. И Софика со стыдом думает, что это она-то — подкрепившаяся горячей кукурузой по пути к Гесиму и печеньем у него дома с жадностью набросилась на ужин, чувствуя себя в состоянии проглотить целого слона. Каково же пришлось Руфине, которая весь вчерашний день просидела голодная, а затем нисколечко не подкрепилась за ужином, слишком обиженная распределением ролей в предстоящем спектакле, чтобы вкушать бульон или фрикадельки?..

На примерке, уже после окончания завтрака, Софика обнаруживает, что для неё приготовили ярко-жёлтое шёлковое платье с рукавами-фонариками, тонким чёрным поясом и кружевным шейным платком чуть более приглушённого, нежели платье, оттенка жёлтого. Платье кажется ей вполне прелестным, и она про себя отмечает, что несколько благодарна мачехиной кузине за такой выбор. Честно говоря, Софика вообще даже не представляла, что платье, которое ей достанется, будет столь хорошо.

Софике заплетают косу — по правде говоря, она знает, что большинство девушек отправятся на пикник с распущенными волосами, лишь убрав от лица и заколов на затылке пряди с висков, однако у Софики волосы длиннее, чем до пояса, и ей определённо не следует распускать их перед всеми. Или стоит обстричь — но на это Софика едва ли способна дать согласие.

Амалья, как и следовало ожидать, крутится перед зеркалом в платье из голубого бархата с прелестной вышивкой на поясе, подоле и рукавах и шелковым шейным платком, украшенном мелким бисером. Амалья восхищена собой и своим роскошным платьем — самым роскошным из всех, пожалуй, что здесь находятся. Марта, Камилла и Долли перешёптываются в почти одинаковых бирюзовых атласных платьях — отличают платье лишь вышивка на подоле да разноцветные пояса. Подруга тройняшек с удовольствием любуется на себя в голубом батистовом платье с вышитыми бабочками. Фасоны у всех действительно одинаковые — до размера рукавов-фонариков, длины юбки и количества аксессуаров. И Софика с любопытством оглядывает всех вокруг, пока не замечает Руфину в полосатом коричнево-бежевом платье, должно быть, из камлота, а пояс и шейный платок кажется чрезмерно простыми.

Осознание острой несправедливости происходящего переполняет Софику почти мгновенно — она почти чувствует, как вскипает от праведной ярости кровь в её венах. Она быстрым шагом пересекает зал, почти расталкивая некоторых воспитанниц мачехиной кузины, что находятся у неё на пути, оказываясь рядом с Руфиной, и хватает сестру за руки.

— Мы можем попроситься поменяться платьями, — шепчет Руфине Софика, не особенно заботясь о том, не слишком ли громок её шёпот. — Я могу сказать, что больше хочу носить камлот, чем шёлк. Несправедливо, что у тебя слишком простое платье, тогда как у всех украшены кружевами или вышивкой! Это просто свинство со стороны этой грымзы! Если уж кто и заслуживает носить камлот без всяких украшений, то это я, а вовсе не ты!

— Я вовсе не так хороша собой, как ты или Амалья, чтобы носить шёлк или бархат, — вздыхает Руфина, качая головой, и заставляет себя улыбнуться. — И, Амалья права, пою я ужасно.

Улыбка выходит жалкой и вымученной, и Софике почти физически больно это видеть. Признаться честно, Руфина нередко оказывается мишенью насмешек Софики и всяческих её острот, но однако Софика никогда в жизни не желала причинить ей настоящие боль и огорчение. И уж точно она не готова позволять кому-либо ещё в целом свете смеяться над слабостями собственной сестры. Софика знает — Руфина страстно желает оказаться красивой, страстно желает нравиться и определённо жаждет внимания, которого, признаться честно, заслуживает куда больше своих сестёр. И выбор платья на пикник со стороны мачехиной кузины определённо кажется чрезмерно жестокой насмешкой над Руфиной.

— Глупости! — горячо возражает Софика, и голос её звенит в воцарившейся тишине. — Амалья действительно хорошенькая куколка с белокурыми волосами и румяными щёчками, но я-то уж точно никогда не была такой. И вообще — ты ведь знаешь, какая я неряха! Насколько я знаю, большинство считает это недостатком куда серьёзнее не слишком красивого голоса.

На них все смотрят — осознание этого факта приходит определённо несколько запоздало. Все — начиная изумлённо открывшей рот Амальей и заканчивая мачехиной кузиной, которая как раз входит в комнату, чтобы проследить за тем, насколько завершены сборы на пикник.

Не то чтобы осознание факта, что она снова оказалась в центре всеобщего внимания, может хоть как-то поколебать уверенность Софики в том, как следует поступить. Она уже поворачивается и готова с самым что ни на есть воинственным видом разговаривать с мачехиной кузиной. Никогда не могло, на самом деле.

— Тебя считают красивой люди, — Руфина хватает Софику за руку, не позволяя уйти и вступить в спор. — А это и делает девушку красивой.

Говорит Руфина так тихо, что едва ли хоть кто-нибудь, кроме Софики, может её расслышать. И она смотрит на сестру столь умоляюще, что Софика сдаётся и уже больше не пытается вырваться и поговорить с мачехиной кузиной на счёт совершенно вопиющей несправедливости.

— Меня скорее находят забавной, чем красивой! — смеётся Софика, перекидывая тяжёлую косу через плечо.

Руфина не говорит ничего, только улыбается ей в ответ, и из глаз её исчезло затравленно-оскорблённое выражение. Теперь её улыбка больше не выглядит жалкой — только спокойной и мягкой. Такой, с которой она становится почти необыкновенно красивой. Руфина благодарно сжимает руку Софике, и той не нужно никаких слов, чтобы улыбнуться тоже.

Мачехина кузина оглядывает Софику и Руфину беспокойно-настороженным взглядом, но, кажется, успокаивается, видя, что дальнейшего развития их разговор не получает, и громко хлопает несколько раз в ладоши, призывая своих воспитанниц разбиться по парам и встать друг за другом.

Амалья, беспокойно оглянувшись на сестёр, встаёт в пару со смуглой темноволосой девочкой совсем маленького роста, что одета в коричневое бархатное платье почти без всяких украшений. Руфина и Софика становятся вместе. Почти самой последней парой. За ними идут только две девушки, имён которых Софика не знает.

До парка, где проводится пикник, воспитанницам мачехиной кузины предстоит идти пешком — они выходят стройной, но, впрочем, тихо шушукающейся, колонной из дома, где обитают, а потом неторопливо идут по аллеям, отвешивая почтительные книксены нарядно одетым дамам и джентльменам. Они чинно бредут по яблочной аллее, потом поворачивают на черёмуховую — там Софике с улыбкой подмигивает продавщица лимонада, — и бредут по ней, пока не сворачивают на сливовую, а только затем — на вишнёвую. Парк, где проводится пикник, расположен где-то на вишнёвой аллее — и это всё, что о нём знает пока Софика.

Парк оказывается весьма большим и приятным на вид — окружённый чугунной почти кружевной на вид оградой, с множеством раскидистых деревьев и самых разных дорожек. Где-то в глубине парка виднеется пруд — к пруду мачехина кузина категорически запрещает воспитанницам подходить слишком близко, — а на столах, устеленных клетчатыми разноцветными скатертями, полно всяких лакомств.

Руфина и Софика с восторгом переглядываются, но тут лицо Руфины становится совсем расстроенным. И печаль не исчезает, когда мачехина кузина разрешает воспитанницам разбрестись по парку.

— Нам запрещено брать десерты самим — можно их есть, только если кто-то из джентльменов предложит! Мы ведь с тобой наказаны! — поясняет Руфина на недоуменный взгляд сестры. — Можно лишь надеяться, что кто-то принесёт нам хотя бы лимонада! Обычно лишь после шестого бала девушки обзаводятся кавалерами!..

Софика кивает молча и оглядывается по сторонам, надеясь увидеть Тобиаса, который мог бы помочь ей, но с разочарованием замечает, что его нет на пикнике. Это обстоятельство несколько расстраивает Софику, впрочем, не приводит в отчаяние, в котором явно пребывает Руфина. Можно обойтись и без Тобиаса, если уж того нет. Всё-таки, Софике уже семнадцать лет, и она всегда прекрасно справлялась, когда следовало обойти правила.