Не меньше, чем барон

Софика кладёт все записки на стол для писем и поднимается в свою маленькую комнату, откуда не выходит до самого завтрака — разглядывает многочисленные букеты цветов, порой уже увядшие, стоящую на прикроватной тумбочке статуэтку, похожую на ту, что около двух недель назад Софика бросила в стену в общей комнате с Руфиной и Амальей (когда Софику ещё не отселили в отдельную комнату).

За завтраком справа от Софики усаживается Жюли — с ней они уже почти подружились с того четвёртого бала, на котором Софика так неосторожно протанцевала с Джеком в саду. С Жюли довольно легко разговаривать — она знает кучу всяких шалостей и весёлых (и не всегда пристойных, что вполне удивительно, учитывая прожитую почти безвылазно уже много лет в пансионе мачехиной кузины жизнь) историй.

С другой стороны от Софики почти тут же оказывается Долли, оттеснив несколько в сторону Руфину — а ещё две девочки из тройняшек Домирре Камилла и Марта болтают в основном с Амальей. Долли слушает рассказанные шёпотом истории и шутки Жюли, внимает несколько безрассудным идеям Софики о том, как проведут они пятый — последний вводный — бал.

— Я слышала в кухне, что сегодня должны подать тосты с омлетом! — шёпотом делится Софика добытой информацией, не сообразив толком, на какую другую тему возможно перевести разговор, как только в поле зрения появляется мачехина кузина, которой уж точно не стоит знать ни планов Софики, ни анекдотов Жюли.

Лицо у Долли тут же становится ужасно довольным — а мачехина кузина, обратившая было внимание на их разговор, явно расслабляется и не подходит к ним ближе, а сразу усаживается на своё место во главе стола.

— Терпеть не могу омлет! — вздыхает Жюли почти на ухо Софике. — Я бы с гораздо большим удовольствием позавтракала творогом с вареньем!

Софика на это глупо хихикает, прикрывая рот ладошкой. Мачехина кузина посылает ей строгий — на удивление, не суровый, как обыкновенно — взгляд, и тут же обращает внимание на расшалившуюся Джакетту, а после — на Арабеллу, вышедшую к завтраку в неподобающем наряде (у Арабеллы вырез в утреннем платье гораздо больше разрешённого, и мачехина кузина находит это проявлением определённо дурного тона и неподобающего легкомыслия).

К завтраку сегодня опаздывают трое — все они, кажется, исполняют роль муз в предстоящем маленьком спектакле, в котором Софика поёт за Осень. Мачехина кузина называет их, и Софика узнаёт, что девушку с раскосыми глазами зовут Ханой (Долли шепчет Софике, что в этом имени всего одна буква «н»), невысокую хрупкую блондинку с довольно крупной родинкой на щеке — Татьяной, а курчавую румяную девушку, больше напоминающую своим лицом младенца — Лаурой.

Арабеллу, Хану, Татьяну и Лауру оставляют без десерта — кажется, любимое наказание от мачехиной кузины. Они — лица Ханы, Арабеллы и Татьяны даже не становятся хоть сколько-нибудь расстроенными от этой новости — делают книксены мачехиной кузине и проворно занимают свои места, не желая злить свою наставницу ещё больше.

Мачехина кузина обводит всех своих воспитанниц пристальным, надменным взглядом, словно решая, стоит ли ей уведомлять сидящих перед ней девушек о какой-то чрезмерно важной новости.

— Сегодня состоится небольшой музыкальный вечер у графини Сторнес, — в голосе мачехиной кузины слышится неприкрытая гордость, — и девушки нашего пансиона, конечно, же приглашены!

Большинство девушек из пансиона восхищённо ахает. У Амальи, Констанции, Арабеллы и Татьяны на лицах и вовсе читается такой восторг, что Софике едва не становится стыдно за собственное недоумение — её сама эта новость едва ли трогает даже в том случае, если мачехина кузина позволит ей присутствовать, не продлив наказание с запретом выхода в свет ещё и на этот вечер.

— После музыкального вечера нам позволят пришить на платье для театра кружева на пояс или вышить на рукавах, ближе к запястьям, по веточке какого-нибудь растения! — шепчет Жюли Софике, поясняя восторг других девушек. — Это будет означать, что мы станем на ступеньку выше других девочек нашего возраста.

Софика не видит в этом особого повода для тщеславия. Она припоминает, что Амалья говорила, кажется, о том, что на театральные платья сестёр Траммо уже пришили кружева, полагающиеся после того, как выходящих в свет барышень представят королеве — и Амалья вчера появлялась в театре именно в таком, чуть обновлённом, платье. В конце концов, платье даже не меняется слишком сильно — и уж тем более не изменяется в соответствии вкусам своей носительницы, — чтобы произвести совсем иное впечатление, чем прежде.

И Софику определённо не слишком сильно интересует музыка — нет, она любит танцы или народные песни, но едва ли на званном музыкальном вечере вроде этого прозвучит что-то весёлое. Подобные музыкальные вечера вполне могут понравиться Амалье. Или даже Руфине. Может быть даже, Констанции или Арабелле. Но Софика не уверена, что она не заснёт хотя бы в первой половине этого определённо важного светского мероприятия.

Наконец, подают омлет, и Софика тихонько шепчет Жюли, что может съесть и её порцию, если той блюдо не нравится настолько, чтобы к нему даже не притронуться. Жюли благодарно улыбается и тут же кивает, мгновенно соглашаясь на это почти что великодушное предложение.

— Мы будем в платьях, похожих на наши бальные — только немного скромнее, без декольте и с длинными рукавами! — радуется Долли, придвигая стул чуточку ближе к Софике. — А это значит — никаких корсетов и никаких кринолинов! Это ведь просто чудесно — наши животы будут свободны от оков!

Софика усмехается, мысленно согласившись с тем, что вот эта новость и правда — совершенно чудесная. Софика терпеть не может корсеты — даже учитывая тот факт, что в них её точёная фигурка смотрится почти что прелестно — и всегда рада, когда их необязательно — или и вовсе не нужно — надевать, стискивая свою талию в этих — как иногда кажется — стальных тисках.

Впрочем, Софика никак не может согласиться с этой мыслью Долли вербально — в этот момент её рот занят довольно вкусным омлетом, от которого Софика определённо не желает сегодня отказываться.

Несколько следующих часов после окончания завтрака проходят в занятиях — сначала идёт литература, к которой Софика почти равнодушна, если только не идёт речь об обсуждении приключенческих романов, а затем совершенно — невыносимо — скучный урок о платьях, которые молодым девушкам — и замужним женщинам — стоит надевать по какому случаю выхода в свет.

Почти весь урок литературы Софика смотрит в окно или перебрасывается записками с Жюли — ведь они проходят какие-то дурацкие сборники «поучительных историй», в которых слишком уж много морали и слишком уж мало сюжета. От этих историй Софику обычно клонит в сон, но переписка с Жюли — и карикатуры на безмерно скучных персонажей, которые довольно метко рисует эта забавная стриженная девчонка — её почти веселит.

Одному из персонажей Жюли рисует непропорционально огромную голову, другому — ужасно длинный нос, третьей — уродливо большие бёдра, а на четвёртом рисунке красуется перекошенное лицо их учителя литературы. Софика прыскает со смеху и тут же передаёт рисунки Долли, которая с таким же удовольствием ими любуется.

Руфина, заслышав приглушённое хихиканье, оборачивается к ним и укоризненно и строго смотрит на Софику. Та лишь улыбается почти стыдливо, и принимается разглядывать пятую из карикатур — на мачехину кузину, которую Жюли рисует ещё более высокой и тощей.

На уроке этикета Долли сидит рядом со своими сёстрами, Камиллой и Мартой, а Софике приходится сидеть рядом с Арабеллой и Татьяной. Эти две девушки внимают словам учительницы с такими сосредоточенными лицами, что на Софику нападает зевота. Ей хочется уснуть прямо там. Она бы и уснула — если бы урок проводился в том же классе, что и литература, где были вполне удобные парты, на которые можно было опереться. Но урок этикета проводится в музыкальном классе, и там совсем нет парт — только обитые бархатом неудобные скамьи без спинок. И уснув там, Софика рисковала бы пребольно удариться, свалившись.

Ближе к обеду Софику и Руфину просят спуститься в холл — остальные девушки отправляются на очередной урок танцев. Амалья и Жюли провожают Софику и Руфину удивлёнными взглядами. Другие, кажется, и вовсе не замечают их вынужденного отсутствия.

В холле обнаруживаются мачехина кузина, двое сорванцов, похитивших вчера медальон Руфины, и отчим сорванцов, сухощавый, немолодой, с суровым почти неприятным лицом. Сорванцы и их отчим сегодня одеты гораздо аккуратнее — и даже роскошнее — вчерашнего, а лица у обоих мальчишек сегодня гораздо более пристыженные, чем были в тот момент, когда Софике удалось поймать младшего за руку.

Софика настороженно замедляет шаг, завидев всю эту компанию. Ей вдруг представляется, что этот мужчина — с него станется — рассказал мачехиной кузине совсем иной взгляд на сложившуюся ситуацию. Лицо у Софики тут же становится решительным — она твёрдо убеждена, что сейчас ей придётся объяснять мачехиной кузине причину, по которой она, Софика побеспокоила столь занятого джентльмена и оставила, должно быть, синяки на запястье младшего из его пасынков.

Руфина едва ли сумеет хоть что-нибудь ответить в свою защиту — Софика уверена в этом. Руфина вся сожмётся и спрячется за спину младшей сестры, как только услышит обвинения в свой адрес. Руфине и без того стыдно за вчерашнее — за то, что Софике пришлось, рискуя жизнью, как считает Руфина, залезть на крышу и вернуть медальон. И Руфина уж точно не будет в состоянии хоть как-то возразить, если мачехина кузина отнесётся к этому слишком сурово.

О! Софика входит в холл в самом боевом состоянии духа!

— Джерри и Ричард хотят принести вам, милые барышни, свои извинения! — говорит мужчина строго, когда Софика и Руфина делают по очереди книксены ему и мачехиной кузине.

И Софика едва не вскрикивает от удивления. Сдерживается лишь в последнее мгновенье — и тут же бросает взгляд на Руфину. Та тоже кажется удивлённой. И, пожалуй, определённо более смущённой, чем следует — саму Софику переполняет вполне искреннее ликование.

— Просим прощения! — говорят сорванцы почти что хором, и их отчим одобрительно кивает.

Руфина ещё больше смущается, вновь делает книксен — на этот раз Софика никак не может понять, сорванцам ли, их отчиму или мачехиной кузине — и почти выбегает из холла, успев пробормотать только едва слышно «это очень мило с вашей стороны», что кажется едва ли достаточным в данной ситуации.

— Будет гораздо более мило, если вы перестанете доставать мою сестру всякий раз, когда она выходит на улицу! — не удерживается Софика от маленького насмешливого замечания и почти осекается, подумав, что мачехина кузина, должно быть, едва ли одобрит подобную дерзость.

Но на лице мачехиной кузины не отражается и тени неодобрения. Напротив, она сурово кивает Джерри и Ричарду, и те в одно мгновенье становятся ещё более пристыженными, чем прежде. Их отчим кивает тоже, а затем делает им рукой ещё какой-то знак, при виде которого Джерри и Ричард поспешно покидают дом мачехиной кузины. Их отчим выходит вслед за ними.