Огни юга. Часть 2. Дом Мрака

Глава 47. Чоли

1573 г. от заселения Мунгарда, северный берег Укаяли, Гундигард

Ночь в проклятом храме прошла куда спокойней, чем в джунглях. Ни гула, ни убийств. Тишину нарушал лишь треск дров в костре и доносившееся снаружи пение птиц вперемешку с редкими дождями.

В путь они выдвинулись на рассвете сразу после завтрака. Погода стояла солнечная и ясная, хотя ливень мог начаться совершенно неожиданно. Призывая его, лягушки надрывно квакали в бочагах. Без происшествий путники добрались до поляны, где расстались с Идоу. Там они остановились перекусить, хоть и присесть было негде.

– Ну что, дадите мне по серебрянику? – весело спросил Олаф. – Я всё верну сторицей.

Герда с Николасом вытряхнули из висевших на поясе мешочков-кошельков по монетке и положили на ладонь Олафу к ещё одному серебрянику от него самого.

– Это называется следственный эксперимент. Проверим, как работает местное колдовство, – он расковырял болотную жижу палкой, сложил в ямку монеты и закопал их. – Теперь волшебные слова.

Олаф вознёс руки в подобострастном жесте, но на колени опускаться не стал. Второй раз купаться в грязи не хотелось.

– Луи! Лиу! Лиу!

Николас пнул его локтем в бок.

– Прекрати придуриваться. Мы тебе деньги давали не для этого. Да и не к лицу будущему Магистру такое ребячество.

– О, значит, только тебе можно куролесить, как великовозрастному ребёнку? – Олаф потёр ушибленное место.

– Так я же никто. Что с меня, циркача и солдата удачи, взять?

– Вот водружу на твою буйную головушку корону Авалора и будешь ты править вместе со мной как всамделишный лорд Комри.

– Нет, спасибо. Лучше сразу на костёр. Готов признаться, что ел младенцев и наводил порчу на соседских коров, – отрезал Николас.

– Сколько разговоров было об ответственности, а как дошло до дела, сразу в кусты, – пожурил его Олаф.

– Мы вообще-то проводника вызываем, – напомнила Герда.

– Хорошо-хорошо. Чего вы такие занудные стали?

Шумно выдохнув, Олаф закрыл глаза и затянул песню, гнусавой мелодией похожую на те, которые любил Идоу:

«Хм-м-м, притяни мне деньжат

Хм-м-м, и любовь подари,

Хм-м-м, ты свет в моём теле,

Хм-м-м, на мне знаки твои.

Нарушь ход времени, нарушь.

О, Папа Легба, врата отопри.

И в город тысяч свечей

В объятья милосердной тьмы

Свези нас всех поскорей!» (*)

Ничего и не произошло. Даже ветер не поднялся.

– Здорово! Не знала, что ты так умеешь, – восхитилась Герда.

– Ничего особенного, просто хорошая память. Лучше бы я в юности не поддавался на издёвки старших и не призывал мстительных богов на наши головы, – печально вздохнул Олаф. – Ладно, идём. Нужно вернуться в лагерь до темноты.

Возле каменных деревень их промочил дождь. Как только он закончился, под ложечкой засосало. Впереди опасность! Чутьё предупреждало о ней так настойчиво, что Николас замер и вскинул руку.

– Где все? Я не чувствую аур, – поспешил к нему Олаф.

– И тихо, – добавила Герда.

Ни разговоров, ни стука топоров, ни треска дров в костре – только обычные звуки леса.

Олаф попытался проскочить в лагерь мимо Николаса, но тот его удержал.

– Осторожней, не забывай о трясине!

Пришлось снова вставать в строй и идти след в след до самого лагеря.

Площадь пустовала. Дрова в костре прогорели явно до того, как его залил дождь: только головешки остались в кругу из камней. Плоты – один готовый, второй собранный наполовину – валялись у реки. Моряков, их вещей и припасов нигде видно не было. Человеческие ауры не ощущались даже бледным призраком на самом дальнем расстоянии.

– Ду! Малыш! Где же ты?! – позвала Герда, приложив ладони ко рту.

Никто не ответил. Похоже, даже лис пропал.

– Может, напали дикари? – предположила она.

– Следов борьбы не видно, – замотал головой Олаф.

– Похоже нам оставили послание, как в легенде Идоу, – Николас подошёл к хорошо сохранившейся стене и указал на нацарапанную на камне надпись.

«Чоли», – было выведено имперской буквицей.

– Это название племени Идоу, – удивилась Герда.

– Значит, мстительный божок увёл наших матросов! – разозлился Олаф. – Решил отомстить за наше непослушание? Эх, зря мы его послушали и разделились.

– Он же неграмотный. Да и зачем ему оставлять здесь название племени, к которому он не принадлежит? – усомнилась Герда. – Он хотел заставить нас действовать самостоятельно, а не мстить.

– Ты всё усложняешь. В академии нас учили так не делать. Как правило виновным оказывается первый подозреваемый, а мотивы у него самые простые.

Герда покосилась на Николаса, ища в его глазах одобрение.

– Если Идоу и был похож на простака, то только потому что им притворялся, – смилостивился он. – Даже если бы Папа Легба хотел перед нами похвастаться, то оставил бы свой знак. Шляпу там или гитару. Мтетве сюда заходить боятся. Значит, это кто-то из своих. Бездушник. Пока нас не было, он превратил матросов в нзамбо и увёл за собой. А название племени вырезал, чтобы подставить Идоу. Но бездушник не знал, что под личиной гундигардца скрывается Папа Легба, который к племени чоли отношения не имеет.

– Только не говори, что тебе и частным сыском заниматься приходилось, – подозрительно прищурился Олаф.

– Где наша не пропадала? – попытался свести всё в шутку Николас, почувствовав в его голосе нотки зависти. – Если мтетве ушли, нужно осмотреть окрестности.

– Да, пожалуй, это единственное, что мы можем сейчас сделать, – опомнился Олаф. – Только держитесь рядом со мной. Не хватало ещё и нам разделиться.

Человеческих аур впереди не чувствовалось: ни мтетве, ни матросов. Троица вышла за пределы стен и принялась прочёсывать лес.

На мягкой почве попадались залитые водой следы сапог – дикари такую обувь не носили. Встречались поломанные ветки, но возможно, они остались после того, как матросы рубили здесь деревья для плотов. Когда из болот потянулся сумеречный туман, троица вернулась в каменные деревни с охапкой дров. Всё, что им удалось обнаружить.

Парни развели костёр. Герда взялась за готовку, правда, запасы овса, лепёшек и сушёного мяса подходили к концу. Путешественники брали продуктов всего на три дня, остальное охраняли матросы.

– Как в трясину провалились! Неужели все погибли? Неужели я это допустил? – Олаф выглядел мрачнее тучи, зачерпывая ложку постного варева из котла. – Теперь нам ещё и голод грозит. Без проводника мы даже не знаем, как найти здесь пищу, чтобы она не оказалась ядовитой.

– Я читала записки путешественников про растения и животных Гундигарда. Там были картинки, – Герда неуверенно повела плечами. – В этих лесах очень много съедобного, поэтому дикари даже поля вспахивать ленятся.

– Это нас не спасёт. Завтра ещё раз сходим на поиски и будем сплавляться на плоту сами. Если повезёт, и мы не разобьёмся на порогах, успеем как раз вовремя, чтобы животы не начало сводить от голода, – решил Олаф.

По смурному лицу было понятно, что ему не хочется бросать матросов в беде, но он старался мыслить бесстрастно, как лидер. О случившемся не говорили, чтобы не хныкать по товарищам, как последние слабаки.

Ночь прошла тихо. На утро после завтрака они снова отправились прочёсывать лес. Держались вместе. Первым шёл Олаф, проверяя ауры. За ним Герда. Она высматривала съедобные растения, которые помнила по книгам. Николас прикрывал тылы. Бродили до полудня, но ничего – ни Гилли Ду, ни даже лоскутов ткани – не нашли. Не мог же бездушник из демонического лиса нзамбо сделать! Или мог?

На дереве впереди росли крупные, покрытые колючками, словно зелёные ежи, плоды. Зрелые, с треснувшей кожурой валялись на земле. Герда аккуратно подняла один и показала парням.

– Это драконий плод. Он точно съедобный.

Николас взял его и расколол ножом.

В лицо ударил запах тухлых яиц, аж глаза заслезились.

– Фу, гадость! – Олаф закрыл нос изгибом локтя.

– Про вонь в книге тоже было. Жёлтая мякоть очень вкусная и сытная… несмотря на запах. Драконий плод называют королём фруктов, – заверила Герда и уже потянулась за плодом, но Олаф перехватил его и бросил на землю.

– Лучше впроголодь, чем отравиться вонючей невидалью.

Зашелестели ветви соседнего фикуса. В листьях едва заметно мелькнула тень. Николас выхватил меч и оттолкнул Олафа в сторону. С дерева спрыгнула огромная кошка с короткой светло-бежевой шерстью и чёрными пятнами на спине. Поджарая, длинный гибкий хвост напряжённо завис в пальце над землёй. Жёлтые глаза на треугольной морде хищно следили за людьми. Взгляд такой осознанный, дерзкий, почти человечий. Аура не демоническая, иначе бы они почувствовали опасность загодя.

Кошка едва слышно рычала, показывая свисавшие из-под верхней губы клыки. Мелькарис! Хотя челюсть не такая массивная, чтобы одним укусом ноги оторвать. Все эти мысли проносились в голове мгновенно.

Мелькарис зашипел и бросился на них. Николас взмахнул мечом, но мелькарис ловко увернулся и ударил его по животу когтистой лапой. Николас отсёк её, рубанул вбок и отбросил мелькариса ногой.

По рубашке стекала кровь. В ушах звенело, мир медленно погружался в сумерки. Сквозь них ещё различались перепуганные лица друзей. Похоже, рана серьёзная.

Ноги подкосились. Подхватив Николаса, Олаф аккуратно уложил его на землю, а потом стянул с себя рубаху и бросил её Герде.

– Перевяжи рану! Нужно остановить кровь и перенести его в безопасность. Я добью тварь.

Он исчез из сузившегося поля зрения. Только Герда оставалась рядом. Она дышала судорожно и двигалась суетливо.

Сознание то уплывало за мутную пелену, то с болью возвращалось в тело.

Вскоре Олаф вернулся. Вместе с Гердой они подхватили Николаса под руки и потащил к каменным деревням. Хорошо, что до них оказалось не так далеко. Тугая повязка сочилась кровью, от боли чувства притуплялись.

Друзья устроили Николаса возле костра и подложили под голову скатанный плащ.

– Оставьте… – прохрипел он. – Я… рад… Жи… живите.

Картинка перед глазами прояснилась, как никогда раньше.

– Морти… – сдавленно прошептала Герда.

По её лицу текли крупные слёзы. Олаф смотрел на него, почти соприкасаясь с ней лбом. Его голубые глаза выглядели огромными и блестящими, словно драгоценные камни, лицо вытянувшееся, мертвенно бледное. Будто умирал он, не Николас.

Последний вздох, и он провалился в забытьё.

– Нет-нет-нет, не уходи, – Олаф шлёпал его по щекам, пытаясь привести в чувства, но тщетно.