Положитесь на меня, мадам!

* * *

Комендант тюрьмы Святого Венцеслава на все Светлое Триденствие[54] отбыл в загородный дом и велел не беспокоить по пустякам: наверно, молился, но скорее — пьянствовал с зятьями и прочей родней. Заместитель коменданта, привыкший отдуваться за двоих, как всегда остался на месте — в роскошном кабинете, находящемся в отдельном флигеле, где он порой и ночевал, когда домой идти не хотелось. Не тянуло его к семейству и в этот раз, — что там делать, с женушкой и ведьмой-тещей в часовне всенощную стоять?

«Грехи отмолятся!» — думал он около полуночи, велев слуге принести несколько бутылок лучшего вина да изысканной снеди и поставить на стол три бокала.

«Еще как отмолятся! — продолжал он, скинув мундир и сапоги и заваливаясь на широкую, далеко не походную, кровать в ожидании, пока дежурный солдат приведет из женской камеры обеих его любушек — свеженьких деревенских молодок, три месяца тому задержанных за воровство. — Нынче такой день, что прощается буквально все».

Наутро заместитель коменданта спал крепко, очень крепко: как завалился, спровадив пьяненьких девушек обратно в камеру, — так и рухнул, словно подрубленный, на перину, после веселой ночки порядком сбившуюся на одну сторону. Выстрелов и прочего переполоха он даже не слышал.

Впрочем, поспать ему не дали: примчавшийся солдат доложил, что в тюрьме в святое утро творится что-то несусветное: то ли в помещение для свиданий кто-то пронес пистолет, то ли один из караульных обезумел и открыл стрельбу по пришедшим на свидание бабам, и это послужило поводом для бунта заключенных… Словом, кажется, имелись жертвы.