Положитесь на меня, мадам!

Глава 28. МЕДВЕДИ, ГРАНАТЫ И ВЕСЕЛАЯ ФРАНЦИЯ

В которой барон фон дер Тренк и прелестная амазонка становятся авторами оригинальных идей

В зале шла драка. Точнее так: обе «служанки» обороняли вход в комнату синьоры, при этом Мадлен была вооружена своей шпагой-тростью, Флоранс же — обычной кочергой, которой орудовала почти как мечом, разве что не острым. Противников было пятеро: оба местных парня, что несколько часов назад расточали дамам неуклюжие комплименты, и еще трое хмырей… как знать, не тех ли, что до того храпели на лавках и по углам? У одного был тесак, у другого сабля, прочие обходились подручными средствами — от дубинки до косы. Стреляла явно Мадлен: разряженный пистолет валялся на полу у ее ног, а тот, кому досталась пуля, — у стены под единственным окошком.

На то, чтобы пустить в ход оба своих пистолета, у Тренка ушло мгновение, — благо, они были уже в руках. Один из бандитов упал, получив пулю в голову, другой (как раз тот, что говорил про серебряные талеры) схватился за простреленное плечо: с левой руки барон был не так меток, прочие, завидев нового серьезного противника, бросились к выходу.

Не тут-то было: дверь распахнулась так, что чуть было не слетела с петель. В дверях возвышался Карл: разъяренный, лохматый, голый выше пояса, с топором в огромной руке. Разбойник, что пытался покинуть помещение первым, попытался отшатнуться назад, понимая наверняка, что ему не уйти от страшной смерти…

— Оставь, дурак!

Тренку впервые в жизни удалось увидеть, как виртуозный финт, в последний миг изменяющий направление движения оружия, делают тяжелым орудием для колки дров — с той же видимой легкостью, с которой он проделывал подобные трюки шпагой.

Рука с топором, избежавшим встречи с черепом незадачливого грабителя, повернулась в воздухе, топор вонзился в дверной косяк. Однако инерцию несостоявшегося смертельного удара Карл вложил в менее смертельный — кулаком левой. Разбойник отлетел назад, сшибая с ног своего раненого товарища, второй — более удачливый — успел отшагнуть… Кочерга с размаху опустилась ему на темя, повергая мужика под ноги своей победительницы. Карл шагнул через порог, буквально выбросив вперед длинные руки, и одним движением сгреб за отвороты уцелевших — незарубленного и раненого (последний при этом взвыл от боли).

Похоже, чудесам в этот вечер не было числа: по крайней мере, подобрать еще какое-либо цензурное слово к тому, что он увидел, барон бы не решился. Вторым движением — красивым и слитным, Карл чуть повернул корпус, распрямляясь из полуприседа, — и с разницей в долю секунды метнул через порог наружу обоих грабителей. Послышался вопль — вероятно, простреленное плечо одного из них вошло в жесткое соприкосновение с грунтом, потом еще один крик… затем рычание.

Когда Тренк вслед за Карлом оказался снаружи, он сделался свидетелем третьего чуда. Похожая на огромную краюху хлеба почти полная луна освещала красивую сцену бегства: разбойники мчались в сторону ближней деревни, а за ними, перенося в прыжке вес с задних лап на передние, удивительно изящно и плавно галопировал медведь, с ошейника которого свисала порванная цепь.

— Красиво, — мечтательно произнесла подошедшая сзади Мари-Мадлен. Ее шпага опять превратилась в тросточку, вполне уместную в руках служанки, которая принесла нужную вещь главе семьи.

— На что медведя-то выпустил? — на памяти Тренка это были первые слова, которые рыжая амазонка адресовала бывшему мужу… Хотя нет, первыми были «Оставь, дурак!»

Великан пожал плечами и с немой надеждой посмотрел на нее. Флоранс, однако, и бровью не повела: окинула его надменным взглядом, взяла под руку Мадлен и удалилась в дом, откуда вскоре донеслись голоса обеих дам, синьоры и мальчиков.

— М-да, спать сегодня не придется, — задумчиво произнес Тренк. — Да и пить тоже не рискну: хозяева подливают в вино какое-то зелье.

— Да я их… — начал Карл.

— Гони монету, как договорено, — давешняя гулящая девица, отдаленно похожая на Флоранс, остановилась на пороге, уперев руки в бока. — Ты мне талер должен.

— Карл? — Тренк обернулся к солдату, тот опустил глаза, пробормотал под нос какое-то ругательство и — ну надо же! — покраснел.

— Как видишь, — Тренк развел руками, — ты пришлась ему не по душе, так что одного талера с тебя хватит. К тому же ты навела на нас грабителей.

— Я? — возмутилась девица. — Вот еще, я девушка честная! Шайка в сговоре с хозяевами, а я просто помалкиваю, что хозяйка наливку для богатых гостей на конопляных цветочках настаивает! А кучер твой пусть не врет, черт рыжий! «Да, милая, ах, хорошо-то как, солнышко мое, ты меня простила…». Это пока я ему Францию-то показывала. Потом уж, как целоваться полез, да понял, что баба не та, — так и заругался, тьфу!.. Тебе, тебе говорю, ирод, — и пусть твоя баба тебя век не простит, да и вовсе не подпустит…

Последние слова она говорила уже в спину Карлу, что широкими шагами удалялся в сторону конюшни. Медведь, которому, видимо, надоела погоня, прошел с ним рядом и устало растянулся под деревом, на котором была закреплена цепь.

— Погоди, — Тренк жестом остановил поток ее экспрессивной речи. — Твоя взяла, доплачу, эээ… как тебя?

— А какое твое дело? — видимо, по инерции рявкнула девица, впрочем, с улыбкой глядя на то, как барон протянул руку за пазуху — за деньгами. — На что тебе…

— Умница, — с нежностью произнес Тренк. — Я тоже думаю, что постель — не повод для знакомства. Ты мне вот что скажи… Ты сделала все, как я учил, — и мой кучер принял тебя за Флоранс? Если я верно понял твои слова…

Карл меж тем забрался в карету и захлопнул за собой дверцу. Из комнаты синьоры Порпорины по-прежнему доносились голоса, но теперь их сопровождали нежные колокольчики женского смеха: Мари-Мадлен вела прямо-таки хрустальным перезвоном, Флоранс вторила на более низкой ноте. Синьора, однако, не смеялась.

— Да куда уж вернее! — отвечала девушка, решившая сохранить свое инкогнито, немало ободренная его комплиментом и монетой. — Ты вот что… Талера маловато будет за кучера твоего, хамлюгу. Битый час ведь от души старалась, а в ответ: «пошла отсюда, знать тебя не знаю»…

— Нет, милая, — улыбнулся Тренк. — Не пытайся вить из меня веревки.

— Лады, — ответила она, — ну тогда я кружечку вашу забираю: картинок ты славных нацарапал, авось на торгу что и выручу.

Девица гордой походкой прошествовала к столу, прихватила с него оловянную кружку, на которой пьяный Тренк, вспоминая свои выработанные в тюрьме навыки, выгравировал очередную эмблему и французский стих, — он уже и сам не помнил, о чем, — и удалилась наверх.

Хозяева гостиницы, вполне резонно опасаясь расправы, так и не объявились. Коротая время до рассвета, Тренк за ноги вытащил наружу трупы. Потом связал хозяйскими вожжами оставшегося разбойника, которого кочергой оглушила Флоранс. Затем наведался в погреб, прихватив бочонок пива и головку сыра — компенсацию за издержки. Можно было бы еще поискать тайный схрон, где хозяева прячут денежки, — наверняка, он здесь имелся… Однако начинало светать, пора было трогаться в путь, а потому барон счел такие мысли недостойными офицера, дворянина и орденского адепта. Зато думать в ином направлении его звания не запрещали.

«Она красива, как богиня, храбра, как дьяволица, верна, как святая, — думал он. — Умеет хитрить, как еврейка, гадать, как цыганка, любить, как француженка… и что? Один предпочел другую, второй решил ее убить. Какого черта им еще надо?!»