Положитесь на меня, мадам!

Глава 12. МЕМУАРЫ БЕЗУМЦЕВ

В которой барон фон дер Тренк пытается писать свои знаменитые мемуары и отчаянно недоговаривает

Крутые дяди говорят: "Твои потуги смешны,

Куда годна твоя дурацкая рать?

Подумай сам: коснется дело настоящей войны, –

Они же строя не сумеют держать".

Ты серый снег смахнешь с лица, ты улыбнешься легко,

Ты скажешь: "Верно. Но имейте в виду:

Где ваши штатные герои не покинут окоп, –

Мои солдаты не сгибаясь пройдут."

(Олег Медведев, «Идиотский полк»)

Тем временем март медленно, но верно, вступал в свои права, и в городе начиналась настоящая весна: с теплыми лучами, льдинами на реке, первоцветами, всюду лезущими из оттаявшей земли, — что в ухоженном цветнике, что на грязном пустыре, на который выливали помои. С птицами, строящими свои шаткие щебечущие амуры и спешно соображающими, кому с кем нынче вить гнездо и которой от которого высиживать птенцов. С охотящимися на них котами, которые выясняли аналогичные вопросы так, как привык решать их Тренк, — в поединках с правилами и без. С пьяницами, которым весна словно бы добавляла градуса. И, конечно, с сумасшедшими, безумию которых она придавала огонька и фантазии… О, это Тренк понимал отлично: как-никак его отряд состоял сплошь из городских сумасшедших, — а других бойцов брать было негде и некогда. Да и Бог весть, справятся ли здесь нормальные…

Следующая неделя была масленичная: на нее и был запланирован побег. Идея была незамысловата и в целом осуществима: выбраться из окна камеры по веревке, пройти мимо подпоенных зельем солдат, соединиться с ждущим его отрядом, смешавшись с толпой ряженых на городских улицах, а потом на лошадях рвануть к ближайшей заставе.

— Он уже подпилил кандалы и решетку? — спрашивал Тренк, зная по опыту, что эта работа занимает от недели до месяца, а зависимости от качества метала и инструмента.

— Он не мог! — с уже привычным фанатичным жаром отвечала рыжая предводительница. — То есть сначала он и не собирался: у него были другие задачи. А потом и вправду не мог: обвинение в шпионаже и допрос с пристрастием… У него вывихнуты руки после дыбы, — ее голос предательски вздрагивал.

— Тогда какого черта вы планируете, рядовая гвардии? — резонно вопрошал Тренк. — У вас ничего не готово!

— Матиаш отомкнет его кандалы, — отвечала женщина. — Окно с подпиленной решеткой имеется в одной из общих камер, это тоже решено заранее. Матиаш проведет его…

— Так вы собираетесь устроить массовый побег уголовников? — барон присвистнул. — Да у вас щедрая душа, мадам. Впрочем, это тоже неплохо: один чародей и толпа бандитов, в большом беспорядке проще затеряться.

Самым слабым местом в этом плане был расчет на Матиаша, хотя… У него были аж два дублера, правда, оба с приветом: «уверовавший» писарь Людвиг Хоффмайер и пастор Готлиб Шварц, который, надо сказать, был тоже слегка не от мира сего.

За две недели Тренк успел привыкнуть к своему странному отряду, — и ей-Богу, теперь они не казались ему такими безнадежными: солдат Карл был силен и исполнителен, коридорный надзиратель Матиаш — хитер и практичен, судейский писарь Людвиг, хоть с придурью, был внимателен к деталям и мог вызнать что угодно, молодой пастор Готлиб имел доступ в тюрьму к своей пастве и вдобавок столь невинную рожу, что его не заподозрили бы ни в чем, даже застукав с топором в руке рядом с расчлененным трупом…

Да в общем-то и «святая женщина» оказалась волне вменяемой дамочкой, а ее боевой опыт мог быть очень даже полезен. На самом деле, ценный вариант в таких вот рискованных операциях: женщина, от которой не ждут ничего, кроме слабости и глупости, порой может уделать любого врага даже эффективнее, чем мужчина — как раз-таки пользуясь эффектом неожиданности. Кроме того, эту компанию собрала именно она, да и какой-никакой план побега у нее уже имелся, — оставалось «отшлифовать» его, придав необходимый блеск и изящество исполнения.

— Господин провидец спас Орден в тяжелые времена! — говорила женщина, и в ее голосе благодарность и преданность мешались с отчаянием. — Он мог уйти и раньше, когда его обвинили всего-то в мошенничестве и занятиях магией! Или вовсе избежать тюрьмы. Но когда на нас началась настоящая охота, он отвлек внимание, объявив себя магистром и приняв на себя все страдания, что уготованы попавшейся в капкан крупной дичи. Дал нашим людям возможность перегруппировать силы. Освободил адептов от присяги и обетов, что упростило их задачи. Это помогло на немалое время, но не спасло окончательно, а потому… Он сделал невозможное, заставив мир забыть о нашем существовании. Теперь Невидимые считаются не тайной силой, которую следует уничтожить, а просто сказочкой. Дезинформацией, которую распространил ловкий шпион под личиной чародея, чтобы распылить силы во время войны. А потому… на сей раз его обвинения слишком велики, чтобы ему сохранили жизнь[19]…

Как выяснилось из потока слов писаря Людвига, дама не только пребывала в отчаянии, а еще и малость скромничала: она была не просто бойцом — она была магом. Судя по всему, сильнейшее воздействие, буквально качнувшее мир в сторону, заставляя забыть о существовании определенных людей, было проделано не без ее участия. Писарь без конца говорил о том, какое великое деяние творила «святая женщина» заодно с Альбертом, — находясь от него на приличном расстоянии, но все же вместе с ним. О том, как провидец едва не умер во время пытки, а женщину, что взялась ворожить в церкви, чуть не разорвала взбешенная толпа*… Черт возьми, Тренк мог бы застать этот момент, если бы поехал сразу сюда, а не в Ахен к Амалии! Все это случилось буквально накануне его приезда, в первые дни весны, во время какой-то невероятной оттепели, сопровождавшейся редкой в этих широтах ранней грозой.

— Хорошо, побег будет успешным, но что вы планируете потом? — спрашивал Тренк. — Ему придется покидать страну. Я бы рекомендовал Францию…

— Нет! — отвечала амазонка. — Не просто страну, а Европу: на магистра точит зуб не только Империя, а потому он должен сесть на корабль и пересечь океан. Я знаю, где и как, поверьте, но для начала надо уйти из тюрьмы. Мы найдем способ переправить к нему его семью, — глаза ее подозрительно блестели, и это была скорее влага, чем огонь. — Если семья, конечно, захочет этого…

В эти дни Тренк с своим отрядом проводил «учения и рекогносцировки» в ближних окрестностях тюрьмы: здесь стоишь ты, здесь ты, согласно плану А мы отступаем в этот переулок, согласно плану В — в тот. Каждый наизусть знал расписание пересменков часовых, порядок их расстановки и чуть ли не каждого в лицо…

— У нас только одна попытка, — говорила рыжая фанатичка по дороге с очередных «учений». — Другой не будет!

— Кто вам сказал такое, мадам? Попыток может быть немало, — уверял ее Тренк. — У меня их было больше десятка. Конечно, меня не приговаривали к смерти, но уж парочка-то заходов возможна и здесь. Не волнуйтесь, его не казнят в ближайшее время: у меня свой человек в Вене при дворе.

Она смотрела с благодарностью, не догадываясь, насколько он блефует: вестей от Тринадцатого принца не было, хотя… времени-то прошло всего ничего. Впрочем, Тренк, немало не сомневаясь, внушал даме ложную уверенность: тревоги в ней и так хватало, а паника, в которую мгла впасть женщина в ответственный момент, была точно лишней.

Определенность — вот то, что было нужно им всем. Похоже, пытаясь внушить ее своему странному отряду, Тренк малость перестарался…