Положитесь на меня, мадам!

Глава 29. КУКЛОВОДЫ

В которой разные люди с переменным успехом пытаются дергать за веревочки, а удивленный читатель узнает о том, что среди артистической богемы даже в XVIII столетии встречались наркоманы

За окнами неприметного дома в Видене царила дивная весна: кипела и переливалась через край, как игристое вино, призывно подмигивала из-под небрежно наброшенной вуали цветущих деревьев, ласкала невесомыми пальцами ароматного теплого ветерка. Зато в самом доме была не весна, не зима и не осень: время там словно застыло. Артист бы и вовсе не приходил туда, — да что там, не приближался бы и на милю… Увы, была необходимость.

— Вчера там было просто столпотворение, — докладывал осведомитель, первый тенор Венской оперы, полноватый манерный господин средних лет. — Мы с госпожой Кориллой очень удачно туда наведались. Старый каноник теперь благоволит мне, — с тех пор, как я начал проявлять отцовский интерес к малютке Анджеле, этому случайному произведению моих чресел: бедняга не догадывается об истинных причинах. Ах, Корилла ее просто обожает, что же до меня…

— Попрошу ближе к делу, — сухо прервал его тот, кто выслушивал доклад.

Этот человек для артиста оставался безымянной фигурой без лица, которая всегда стоит в тени, порой дергая за веревочки и заставляя марионеток плясать или кланяться. Кукловод — зловещий персонаж того безумного тоскливого карнавала, в который превратилась в последние годы его жизнь.

— Хорошо, хорошо, — синьор Андзолетто примирительно поднял руки. — Итак, столпотворение. Во-первых, я наконец-то застал на месте синьору Порпорину. Да, передал ей записку. Она не стала ее читать: сразу спрятала за лиф. Видимо, думает, что это какая-то ерунда, и вот же будет потом сюрприз… Мы очень мило с нею поцапались, — на мой взгляд, с моей стороны это был просто шедевр актерской игры. Так-то мне до нее и дела нет: что бы она ни думала, но она уже не та беззаботная девчушка, пленительно выросшая из своего платья, с которой мы проводили сладкие часы на набережных Венеции, а потом в ее комнатушке. У нее четверо детей, она худа, как палка, безбожно занудна, а теперь еще и без голоса… Да-да, понимаю, ближе к делу.

Тенор вытер пот со лба и продолжил:

— Так вот, наша прелестная цыганочка прибыла туда не одна, а с целой толпой народа: три служанки, слуга, какой-то опасный тип, что все время держит руку на эфесе шпаги. Я видел ее карету: кучером у нее теперь служит какой-то мордоворот, похожий на одетого и причесанного великана из сказок. Я слегка подслушал: одна из ее служанок также решила оставить у этого святоши своих детенышей. Я так думаю, они куда-то собираются, — иначе к чему разводить эту богадельню с толпой младенцев на воспитании у священника?

— Куда же? — «неутомимый мистер Креснер» заинтересованно поднял брови.

— Вот этого не скажу, — певец красивым сценическим жестом развел руками. — Наш с Кориллой визит подошел к концу. Единственное, что я успел услышать: они что-то толковали про старших детей цыганочки, которые учатся в пансионе, словно дворянские бастарды… Надо думать, они ими и являются. Дальше мне просто не дали дослушать: моя глупая Корилла засобиралась обратно… Ну что сударь, я принес вам хорошие сведения? Я заслужил сегодня…

— Погодите. Может, вы сможете описать тех людей, что прибыли с синьорой Порпориной?

— Ну… Пожалуй, двух ее служанок я бы сравнил с прекрасной Амарилли и нимфой Доридой[43], третью, что оставила детей, — с простушкой Гризельдой[44], а сопровождавший ее боец, если его немного омолодить с помощью грима, сошел бы даже за Ринальдо[45]. Ну так что же с моим волшебным зельем, синьор?

— О Боже, — Креснер вздохнул от столь детальных и образных описаний и вытащил из-за пазухи маленький сверток с высушенными «листьями бодрости», что были известны индейцам и покорившим их испанцам под названием «кука» или «кока».

В них-то и заключался секрет, благодаря которому господин тенор, обленившийся и растолстевший на постоянном контракте с императорским театром, старался очень шустро добывать сведения для своего нанимателя: индейское зелье весьма способствовало выразительности актерской игры. А также успеху с дамами, ведь в этой области поистаскавшийся красавец Андзолетто тоже начал заметно сдавать.