Друзья и герои

– Вы знаете, что он сказал мисс Джей? – вопросила миссис Бретт.

Мисс Джей, некогда пышная плоть которой обвисла и болталась на костях, словно тряпье, сердито сказала:

– Хватит уже об этом, Бретти.

Но миссис Бретт было не остановить.

– Он сказал, что женщин, которые выглядят так, как мисс Джей, следует прикончить из жалости!

Бен Фиппс расхохотался от восторга.

– Неужели? Ладно, пойдемте. Если он еще хоть пискнет, мы с ним разберемся.

Они поднялись на судно, готовясь к столкновению с Каллардом, который вместе с Дубедатом стоял, опершись на борт, но тот никак не отреагировал на их появление. Он смотрел на Плаггета, который шел за ними.

– Теперь-то все вылезли из нор, – произнес Каллард. – Взгляните-ка на этого слюнтяя Плаггета. Родственники жены содержали его двадцать лет. Теперь он спасает собственную шкуру и бросил их голодать.

Плаггет, который до этого момента с важным видом шагал следом за женой, ахнул, но ничего не сказал. Чуть позже Гарриет встретила его на палубе. Рядом с ним стояли родители его жены и их старшая незамужняя дочь. Она держала в руках чемодан; на лице ее было написано стоическое отчаяние.

– Она едет с нами? – спросила Гарриет.

– Нет, – решительно ответил Плаггет. – Хотела поехать, но родители начали рыдать, и она растерялась. Жена считает, ей надо остаться. Да и я так считаю. Сказал, что это ее долг.

– Бедняжка! Что же с ней будет?

Плаггета раздосадовало сочувствие Гарриет.

– Всё будет в порядке. Нельзя же увезти всех. А я бы что делал с двумя женщинами?

Он повернулся спиной к убитым горем родственникам и спросил:

– Вы нашли место для ночлега?

Самые большие каюты занял майор со спутниками, а палуба была завалена его вещами. Все оставшиеся места разобрали приехавшие ранее. Гай и Фиппс разошлись по кораблю в поисках укрытия, но Гай тут же погрузился в беседы со знакомыми, в результате чего именно Фиппс, с его неукротимой энергией, первым вернулся и объявил, что обнаружил свободную каюту на нижней палубе.

Подозвав Гая, миссис Бретт и мисс Джей, они отправились вниз, где было темно и пахло маслом и фекалиями. Все выходы были заколочены, чтобы предотвратить побег заключенных. Плаггет, который увязался за ними следом, принялся жаловаться:

– Если в борт угодит торпеда, нам отсюда не выбраться!

Однако он не отставал, пока они не дошли до узкой каюты на три койки рядом с машинным отделением. Заглянув внутрь, Плаггет объявил:

– Вы, леди, залезайте сюда, – он похлопал по средней койке, – а Принглы устроятся наверху. Вы молодые и ловкие. Мы с супругой ляжем внизу. Она слаба здоровьем. Договорились?

Никто не стал спорить, только Гай спросил:

– А как же Бен?

– Лягу на полу, – ответил Фиппс. – Там чище.

Никаких матрасов и покрывал на койках не было – это были обычные деревянные полки, липкие и покрытые кровавыми следами раздавленных клопов.

– Похоже на гробы, – заметила миссис Бретт. – И, однако же, это настоящее приключение!

Единственным источником света была грязная желтоватая лампочка. Миссис Бретт огляделась и заявила:

– Надо бы отмыть раковину.

Мисс Джей вытащила из-под койки три ночных судна, покрытых многолетним желтым налетом.

– Роскошный парфюм, – объявила она. – Надо послать это Куксону.

Пока они наводили порядок, в дверном проеме возник недовольный Тоби Лаш. Увидев, кто занял места, он замялся.

– Мне нужна эта каюта, – сказал он неуверенно.

– Для чего же? – спросил Фиппс.

– Майору могут понадобиться места для багажа. А если он захочет что-нибудь распаковать, я думал…

– Если у майора будут какие-либо вопросы, отправьте его ко мне, – ответил Фиппс.

Тоби Лаш затянулся трубкой. Нерешительно потоптавшись, он произнес:

– Рад, что вы благополучно погрузились.

– А что, вы нас не ждали? – спросила Гарриет.

– Ну что вы! Это вы зря! – Тоби с деланым испугом прикрыл лицо рукой. – Вы же не думаете, что это моя вина? Мы со стариной здесь ни при чем. Всё устроил майор. Он с нами не советовался.

– И вы ничего не знали?

– Почти ничего. Как бы то ни было, вы добрались, так что к чему эти придирки? Вам же сказали захватить с собой еды на три дня?

– У нас не было никакой еды.

Прозвучал сигнал воздушной тревоги. Тоби раздраженно цокнул языком.

– Очередные магнитные мины, – сообщил он и удалился с таким видом, словно собирался лично с ними разобраться.

– Мы здесь словно в ловушке, – сказал Плаггет и поспешил вслед за Тоби. Остальные заторопились следом. Когда они поднялись на главную палубу, береговые пулеметы загрохотали, словно свора собак. Началась паника. Женщины хватали детей на руки и спрашивали, что им делать. На берегу было бомбоубежище, но, видя, как пассажиры спешат к трапу, Дубедат крикнул с высоты шлюпочной палубы:

– Мы отплываем с минуты на минуту! Если вы сойдете с корабля, то останетесь в Греции.

Бомбы падали в гавань, вздымая водяные колонны, и на корабль сыпался дождь из плававших в воде обломков. Пассажиры сгрудились в коридорах главной палубы. Заслышав испуганные голоса и детский плач, Тоби Лаш высунул голову из каюты и скомандовал:

– А ну-ка тише! Вы мешаете майору.

После чего он захлопнул за собой дверь, прежде чем кто-либо успел ему ответить.

В полдень посреди очередного обстрела в порту появился Добсон. Он привез сотрудников миссии.

– Встретимся на земле фараонов! – крикнул он Гаю высоким голосом.

– Милый старый Добсон, – с чувством сказал Гай, глядя, как его автомобиль разворачивается и уезжает обратно в Афины.

– Раз уж нас благословил сам Добсон, нам, возможно, позволят отчалить, – заметил Фиппс. Однако жаркое солнце поднималось всё выше, в небе кружили самолеты-разведчики, а «Эребус» и «Нокс» по-прежнему оставались недвижимы.

Студенты приехали на такси, чтобы попрощаться с Гаем, и сообщили, что умер премьер-министр Александрос Коризис[99].

– Отчего он умер? – спросили пассажиры. Никто не удивился: казалось, что в мире уже не осталось ничего, что могло бы удивить людей.

– Немецкое радио сообщает, что его убили британцы.

– Вы же не поверили?

Студенты качали головами. Они ничему не верили и ничего не понимали: жизненные драмы окончательно сбили их с толку. В Пирей приехали и другие греки. Глаза их покраснели от бессонницы и слез. Вместе с ними в порт проникла царившая в городе атмосфера мучительного ожидания. Англичане снова стали расспрашивать про Коризиса. Греки и сами казались обреченными. Они качали головами, пораженные тем, как уместно эта смерть вошла в сценарий общей трагедии.

Англичане на борту не знали, доживут ли они до отплытия, и состоится ли это отплытие вообще. День для них тянулся, словно какое-то мучительное видение. Оставалось только ждать. Единственным событием стало появление торговца апельсинами. Несмотря на окрики Дубедата, женщины поспешили на берег, поскольку на борту не было питьевой воды.

Со шлюпочной палубы был виден Акрополь. Гарриет несколько раз поднималась на палубу, чтобы полюбоваться им. Глядя, как сияют в закатном солнце колонны, она вспоминала Чарльза, уже не в силах отделить свои фантазии от реального образа. Ранее она порицала стремление Гая жить в мире грез, но теперь ей казалось, будто грезы – это неотъемлемая, необходимая часть жизни. Она вспоминала, как Чарльз поймал цветок, и девочку, которая раздавала цветы, чтобы почтить доблесть воинов и утешить поверженных.

Пелопоннесские холмы, залитые закатным солнцем, порозовели, затем побагровели и наконец скрылись во тьме. Парфенон еще долго сиял на фоне неба, ловя последние лучи, но затем и он растворился в ночи. Более Афины им были не видны.

Вскоре после полуночи двигатели «Эребуса» заворчали и завибрировали.

– Сейчас мы беззвучно исчезнем во мраке, – заметил Бен Фиппс, сидя на дрожащем полу каюты.

Корабль стонал, трясся и, казалось, вот-вот развалится от напряжения, но кое-как ему всё же удалось тронуться с места.

На следующее утро, выйдя на палубу, они увидели вздымающийся над облаками серебряный пик горы Ида[100]. Бок о бок с «Эребусом» шел «Нокс», а с другой стороны находился ранее не виденный ими танкер. Он был покрыт ржавчиной, как и его спутники, но в этих трех старых посудинах присутствовало своеобразное достоинство: они уверенно шли вперед, никуда не торопясь и спокойно пребывая в родной стихии.

Большинство пассажиров воспринимали скорость передвижения как должное, но Бен Фиппс и Плаггет, посовещавшись, отправились к старпому и потребовали ускориться. Им ответили, что суда экономят силы перед опасным проходом вдоль побережья Киренаики[101].

Фиппс, упрочив свой авторитет в глазах Плаггета, отправился в обход по кораблю. Бессонная ночь ничуть не повлияла на его энергию: никому не удалось заснуть из-за рева мотора, клопов и тараканов. Плаггет чувствовал себя обязанным не отставать, но Гай уселся на шлюпочной палубе, прислонившись к борту, и перечитывал материал к лекции о Кольридже. Женщины, пребывая в каком-то оцепенении, расселись вокруг.

Бен то и дело подходил к этой группе, надеясь расшевелить Гая и пробудить в нем живое негодование, но Гай отказывался признавать испытания и опасности, которым они подвергались, и не двигался с места.

Бен Фиппс обнаружил, что спасательные шлюпки приржавели к креплениям и воспользоваться ими при необходимости вряд ли удастся.

– Эти двое бойскаутов, Лаш и Дубедат, пытаются обучить всех пользоваться шлюпками. Если увидите их, передайте от меня лично, что шлюпок у нас, считай, нет.

Он удалился, вернулся вновь и сообщил, что на борту нет ни одного радиста, но ему удалось справиться с передатчиком самостоятельно и поговорить с постом на острове Суда.

– Приятно знать, что у нас есть связь с миром, – заявил Фиппс, взглядом ища у Гая поддержки и одобрения. Гай, как и полагалось, одобрительно улыбнулся, но в этой улыбке проскальзывала ирония. Гарриет начала подозревать, что Фиппс утрачивает для Гая былую привлекательность. Когда он попытался уговорить Гая прогуляться и увидеть всё своими глазами, тот лишь покачал головой и вновь погрузился в книги. Так он и просидел весь день, словно студент в библиотеке. Единственным отличием было то, что он тихонечко бубнил себе под нос – так тихо, что только Гарриет знала, что он напевает:

Если пролетаешь над Ущельем смерти,
Ружья не помогут в этой круговерти.

Иногда он переходил к припеву:

Попрощайся с яйцами, яйцами, яйцами,
Коль мотор откажет, то прощайся с яйцами.

Разомлев под ласковым весенним ветром, Гарриет наблюдала, как из-за облаков проступает Крит. Вышло солнце. Два сторожевых корабля из бухты Суда покружили вокруг их каравана и дали им пройти. В небе над ними кружил разведывательный самолет, порой опускаясь так низко, что на крыльях отчетливо были видны черные кресты, а некоторые даже божились, что видели лица вражеских пилотов. Но более ничего не произошло. Гражданские корабли не представляли никакого интереса.

Они обогнули западный мыс Крита; этот маршрут был непопулярен в судоходстве. Из воды поднимался остров – каменная глыба без единого признака жизни, необитаемый остров в пустынном море. Чуть позже, однако, они увидели какой-то корабль; это оказалось госпитальное судно, которое медленно прошло мимо, словно парящая в воздухе чайка. Пассажиры еще долго видели его вдали: солнце отражалось в его серебристых бортах.