Положитесь на меня, мадам!

* * *

— Вам надо одеться цыганкой, мадам, — Тренк подошел к ней, когда она, подготовив все, что могла, перебирала запасы театрального реквизита, оставленного синьорой. — Пестрый платок на голову, побольше ярких бус, которые спрячут ваш авантюрин. И, само собой, карты в руки: «Позолоти ручку, яхонтовый, погадаю, всю правду скажу».

Она невольно улыбнулась, но потом посмотрела скептически:

— Цыганка? Я же рыжая… — однако все же вытянула из сундука связку бус и приложила к вороту платья.

— Вы не рыжая, Флоранс, — с улыбкой ответил барон. — Вы золотая… Я ведь тоже буду цыган. Конокрад: кто-то должен держать лошадей. Готлиб сойдет за опереточного еврея, тоже с клячей в поводу, а Карлу и вовсе не надо стараться, изображая медведя, — он и есть огромное тупое животное…

Женщина, оставив бусы, резко обернулась к нему: теперь в ее глазах горела какая-то совершенно первобытная ярость.

— Не говорите того, в чем ничего не смыслите! — прошипела она. — Карл — один из самых лучших людей на земле, ясно?! Не вам чета… господин дамский угодник!

«Однако, — про себя усмехнулся Тренк, примирительно поднимая руки. — Вот же собака на сене! Или не на сене… «Не кусай, сама укушу», — это, скорее, что-то родственное».

— Пистолеты, спрятанные под кушаками, отлично пригодятся цыганам, — сказал он вслух, переводя тему. — Медведь же…

— У него топор, — перебила дама. — Безоружен только Готлиб…

— И Альберт, — серьезно ответил Тренк. — Отдадите ему один пистолет… И главное — не стесняйтесь обнять его, слышите? Он ответит, поверьте. Особенно если вы предстанете перед ним прелестной цыганкой, — кажется, у него к таким слабость.

Женщина снова подняла на него глаза — синие омуты, в которых гнев на сей раз мешался с печалью.

— С чего вы так уверены, — медленно произнесла она, — что мне надо, чтобы он мне отвечал?

Тренк не нашелся с ответом: для него разница категорий «хочу» и «надо» относилась к чему угодно — только не к любви.