Новый старый дом

Глава 26

Важнейший день наступил так скоро, что Аглая и заволноваться не успела. Вот только хлопотала она по хозяйству, а уже пора торопиться топить баню и собираться, хоть и только утро на дворе.

– Нужно обязательно взять одеяло какое, чтобы юбки прикрыть. Ехать далеко, прибудем в совершенно неприличном виде! – Елизавета Фёдоровна быстрым шагом прошла к шкафу.

В ожидании обещанного Хочевым экипажа она всё суетилась, не останавливаясь ни на миг. Аглая сидела у трюмо в матушкиной спальне, следила, как та бегает туда-сюда, и только улыбалась. Давно уж были приготовлены и покрывала с одеялами, грелись на печи завёрнутый в тряпки камень и несколько старых бутылок, наполненных водой: погода на этот день не сделала исключения, было по-прежнему холодно, а с неба сыпалась похожая на туман морось. Но для матушки сборы и суета были неотъемлемой частью сегодняшнего События, и Аглая не собиралась мешать ей этим наслаждаться. Тем более что в предыдущие дни у той вновь то и дело менялось настроение от радости до слёз, а сегодня последним было совсем не место.

Девушка улыбнулась очередным причитаниям и повернулась, чтобы ещё раз оглядеть себя в отражении зеркала. Она уже и не помнила, что может быть такой. У Елизаветы Фёдоровны и правда нашлись платья и даже туфли, она заняла ими целый саквояж. Аглая же наивно полагала, что в нём ехало матушкино бельё. Ещё удивлялась, что та так сильно бережёт его и дочкину стеснительность, что даже от предложения помочь донести его отказывается. Когда всё выяснилось, девушка не знала как себя вести. Была в душе и злость, потому что без никому не нужных парадных туалетов и лишней сумки добираться было бы проще. Да и продать их можно было уже не раз, деньги были бы очень кстати. Но гораздо сильнее было облегчение и радость. Чуть ли не впервые поступок матери, совершённый для поддержания реноме благородных дам, оказался оправданным.

Елизавета Фёдоровна взяла из дома самые красивые наряды. Аглаино шёлковое платье цвета пыльной розы с пеной кружев по краю декольте и кружевной же отделкой юбки и небольшого шлейфа. Его ей пошили взамен самого первого белого бального туалета дебютантки, когда носить его стало совсем уж неприличным. Наряд Елизаветы Фёдоровны был цвета тёмной терракоты с гладкой юбкой и лифом с глубоким декольте и вырезами вместо рукавов. Под него надевалась тончайшая расшитая блуза с воротником-стойкой. Нашлись у матушки и шёлковые перчатки до локтей, и нитка жемчуга на шею для Аглаи. Сейчас, коснувшись пальцами перламутровых горошин, девушка в который раз подумала, что всё это можно было бы продать. Возможно, и придётся.

– Дорогая, не переживай так.

Девушка поймала в отражении взгляд матери.

– Ты прекрасна, а локоны – просто прелесть.

Аглая не сдержала смешка. Слава богу, что никто не видел, как они пытались приспособить для завивки какие-то металлические колышки из сарая. Но теперь их причёски смотрелись почти что идеальными. Собранные на затылке шпильками, спереди волосы плавными волнами обрамляли лицо. Не хватало лишь украшений, но что уж. Зато привезённых с собою косметических средств хватило, чтобы придать лицу чуть более свежий вид. Девушка улыбнулась. Нынче ей не хотелось думать о бедах. Хотелось увидеть, какими глазами будут смотреть на неё дамы и господа. Или вот хотя бы Александр Прохорович. Огладив кружево на плече, Аглая вздохнула. Да, она была красива, но всё же корсет пришлось затянуть сильнее, а лиф теперь был слишком свободен. Не выглядит ли так, словно она одолжила платье у старшей родственницы?

В дверь постучали, и Елизавета Фёдоровна поторопилась открыть. За ней оказался Потап.

– Доктар приехали.

Мальчишка глянул на старую баронессу, на Аглаю и как-то неуверенно поклонился. Он всё ещё не слишком понимал, как держаться с хозяйками, а девушка не видела смысла учить его принятым для прислуги правилам. Всё же они ему не платили.

– Уже! Ну слава богу! Аглаюшка, пойдём же!

Елизавета Фёдоровна подхватила со стула своё пальто, шаль и решительно направилась к выходу, обернувшись на дочь у самого порога.

– Вы идите, я сейчас.

– Не задерживайся слишком, опоздать будет совершенно неприлично. – Баронесса качнула головой, вышла и прикрыла дверь.

Аглая посмотрела на потолок.

– Утя, ты же здесь?

Дом в ответ скрипнул дверцей шкафа. Девушка вздохнула.

– Будь осторожен, пожалуйста. Я не знаю, что может с тобой случиться, но мы вернёмся, дай бог, чтобы не к утру, и мне… Мне тревожно оставлять тебя так надолго.

Тихонько задребезжали стёкла.

– Не смейся! – Аглая перевела взгляд на пол и прикусила губу. – Банда так и не пришла к нам, но вдруг они ждали, пока мы уйдём. Или ещё чего-нибудь. Крестьяне эти. Ещё и вино.

Семь бочек сейчас стояли в погребе, и вряд ли могло что-то случиться, но слишком много надежд было с ними связано. У Аглаи не выходило не переживать.

Задумавшись, девушка не сразу заметила, что в комнате потеплело. Она удивлённо оглянулась.

– Ты и так умеешь? Но не трать лишней энергии, прошу! Я постараюсь не волноваться.

Аглая слишком привыкла подпитывать Сердце по выходным, поэтому поздно поняла, что перед самым отъездом сделать этого не получится: не могла же она явиться на ужин без сил.

– Я всё сделаю, как только мы вернёмся.

Дом довольно звякнул стёклами, и сразу стало чуть прохладно, как и прежде.

Перекинув через локоть пальто и шаль, Аглая вышла в коридор. Уже там она услышала доносившиеся из передней голоса: матушка не стала держать Александра на пороге. В столь тонком и открытом платье было зябко, то и дело по коже пробегали мурашки, но всё же девушка решила надеть верхнюю одежду внизу. К ней вернулось игривое настроение, и захотелось спуститься такой вот красивой.

По лестнице Аглая старалась идти так, как когда-то наставляла матушка. Легонько касаясь пальчиками перил, совершенно естественно придерживая подол, ступая легко и невесомо. Смотря не под ноги, а на людей внизу.

Хочев обернулся на стук её каблучков, да так и остался. Нет, он, конечно же, не стоял с открытым ртом! Такое, может, и встречается в жизни, но чаще в сентиментальных романах. И всё же, поймав его взгляд, Аглая вспомнила слова про «милый образ, явившийся в сияющем ореоле». Казалось, в глазах Александра она видела отблески этого самого сияния. Он был влюблён, девушка же не могла говорить о своих чувствах однозначно, но сердце её полнилось триумфом.

Доктор очнулся, подошёл к лестнице и подал руку, помогая спуститься. Чуть сжал её пальчики и нахмурился.

– Аглая Петровна, вы совсем замёрзли. Ваше платье слишком лёгкое.

Отчего-то из-за этих слов девушке стало обидно. Проскрипели волей Дома ступени, и она услышала в этом Утино сочувствие.

– Это вечернее платье, Александр Прохорович. Разумеется, оно должно быть лёгким, тонким, воздушным, изящным.

Аглая заставила себя остановиться, понимая, что иначе перечислит всё, что хотелось бы услышать в качестве комплимента.

– Я помогу вам одеться.

Хочев протянул руку, и девушка передала ему пальто с шалью. Отказываться было бы глупо. После Александр принялся объяснять Аглае, почему им с матерью стоило бы на время пути надеть ботинки. Оказалось, до её прихода он безуспешно спорил об этом с Елизаветой Фёдоровной. Мысль была разумной. Вдвоём они всё-таки уговорили старую баронессу. Уже наедине Аглая настояла ещё и на тёплых чулках.

На улице у крыльца их ждал фаэтон с поднятым верхом.

– Мне хотелось бы арендовать вам карету, но их в наших краях не так уж много. Простите. – Александр покаянно склонил голову.

– А где же кучер? – Елизавета Фёдоровна смотрела удивлённо.

– Если позволите, сегодня я исполню его роль. Прошу! Мы остановимся в Дёмкино, чтобы вы могли погреться и выпить чаю.

Хочев убрал заранее собранный на кухне ящик с вином под скамью, помог дамам устроиться, принёс бутылки и камень. Только сейчас Аглая заметила, что одет он скорее по погоде, чем для торжественного ужина. Расспрашивать, собирается ли доктор переодеться и где, ей показалось неделикатным.

Несмотря на все приготовления и чай на постоялом дворе в Дёмкино, за который как само собой разумеющееся заплатил Хочев, дорога оказалась долгой и зябкой. Стараясь посильнее закутаться и прижимаясь к матушке, Аглая отвлекалась размышлениями. Фантазировать о том, каким окажется сам вечер, быстро стало скучно. Зато вспомнились тревоги из-за великой ответственности перед многими душами. Жалость к Уте с его незавидной судьбой, в случае их с матушкой отказа от имения, превращалась в тихое негодование из-за того, что спасать его приходится не Елизавете Фёдоровне, которая в Доме души не чаяла, а самой Аглае, сначала вовсе не желавшей ехать в какой-то Белякинский уезд. Негодование вновь сменялось жалостью, а иногда и смешанной со страхом брезгливостью, когда мысли касались Беломорской Империи. Не той земли, на которой девушка сейчас жила, а далёкой «власти», что, оставаясь невидимой, могла и желала влиять на судьбу Аглаи. Ей не хотелось подчиняться. Иногда все эти мысли проносились в её голове словно одновременно, и тогда она становилась особенно задумчивой. Будто к шёпоту девушка прислушивалась к звучавшему из глубины души вопросу: «А чего же ты, собственно, желаешь?» Ещё недавно у неё был ответ, сейчас же он не подходил. При мысли о нём где-то внутри до боли натягивались нити, что за прошедшие месяцы связали Аглаю с этой богом забытой землёй.

В Белякино прибыли к пяти, хотя в переданных Хочевым пригласительных значилось шесть часов вечера. Елизавета Фёдоровна уже начала причитать о коварстве случая и судьбы, что позволила добраться до города так быстро, уже успела расстроиться, ведь приличным считалось явиться за пятнадцать минут до начала, а никак не за час, но Александр поспешил её успокоить.

– Не переживайте, Ваше Благородие. Приглашаю вас почтить своим вниманием мой дом. Там вы сможете согреться и дождаться приличного времени в комфортных условиях.

Видя, что матушка колеблется, Аглая поспешила согласиться.

– Благодарим за гостеприимство, Александр Прохорович. Мы, не откажемся от такого предложения, если это не слишком вас стеснит.

Им нужно было снять тёплые чулки, переобуться, поправить наряды и причёски, всё-таки пострадавшие в дороге. К тому же, Хочеву также требовалось привести себя в порядок, хоть он об этом и умолчал. Верно, доктор хотел привезти их к Горышкиным, а после отправиться домой и прийти позже. Девушка даже вздрогнула, представив, как ей пришлось бы войти в гостиную под десятками взглядов совершенно незнакомых людей. Нет уж, всё сложилось как нельзя лучше!

– Ни в коем случае, Аглая Петровна. – Александр блеснул улыбкой. Казалось, его вовсе не заботит холод. – В таком случае нам осталось недолго.

Вновь сев прямо, он направил лошадь в ближайший поворот с широкой улицы меж обычных крестьянских домов, по которой они въехали в город.

Побывав проездом в Белякино на пути в Ресань, Аглая его почти что не запомнила. В карете дремала, почтовая станция располагалась рядом с железнодорожной, так что, кроме этих не слишком оригинальных зданий, она ничего и не видела. Казалось очевидным, что уездный город должен быть ещё проще, чем Ресань, но всё же в девушке, утомлённой однообразными пейзажами вдоль дороги, проснулось любопытство. Впрочем, пока что утолить его было нечем. Улицы этой части Белякино состояли из низких каменных домов под шифером или железом. Некоторые выглядели ухоженными, деревянные заборы других покосились, а дворы заросли жухлой по осени травой. Несмотря на непогоду и вечернее время, по улицам то и дело спешили закутанные в платки бабы или мужики с поднятыми воротами своеобразных коротких пальто. Сначала Аглая при их приближении старалась сесть поглубже, спрятаться, но быстро поняла, что никому нет до неё дела.