Истоки инквизиции в Испании XV века

V

Трудно сказать, какой практический эффект оказал базельский декрет на положение марранов. Возможно, в Кастилии он был использован короной для оправдания ее политики по отношению к марранам, и самые важные лидеры марранов, занимавшие высокие посты в Церкви, должны были широко распространить его. Может быть, кастильские марраны кое-что выиграли в результате декрета. Но в том, что касается Арагона, никаких достижений замечено не было. Мы делаем такой вывод, читая формальную петицию, направленную арагонскими марранами папе Евгению IV 31 января 1437 г.

Подача этой петиции папе говорит о том, что ни муниципальные власти в Арагоне, ни королевская администрация не принесли марранам никакого облегчения. Альфонсо V, король Арагона, завяз в то время в своих итальянских делах, и пока он жил в Неаполе, Арагоном управляла его жена, донья Мария, и его брат, Хуан Наваррский, отец будущего короля Фердинанда Католика и сам будущий король Арагона. Все это усилило позиции кортесов, представителей общественного мнения, которое в любом случае было более влиятельным в Арагоне, нежели в Кастилии.

Касаясь истоков крещения в Арагоне, а именно погромов в 1391 г., петиция марранов начинается с того, что отмечает тот факт, что новообращенные вступили в христианство лишенными всего своего материального состояния. Это был прямой ответ на обвинения в награбленном богатстве, которые откликнулись эхом в базельском декрете 1434 г. «Христос, тем не менее, в Его милости, — продолжают авторы петиции, — следил за тем, чтобы те, кто крестились, процветали», и таким образом «своим законным трудом и талантами они приобрели значительное достояние» и имеют свои ремёсла. Почти все те, кто крестились в результате погромов, уже умерли, а почти все живущие сегодня родились в католической вере, воспитаны в ней и живут в соответствии с ее ритуалами»[766]. Тем не менее есть и другие, которые «под влиянием Педро де Луны, известного в этих странах под именем Бенедикта XIII, и проповедей нескольких благородных людей познали истину и, озаренные светом правды… добровольно и преисполненные страстного желания, вместе со своими женами и детьми приобрели духовное возрождение через святую воду [крещение], сбрасывая [с себя] старого человека и приобретая нового. И так они, с помощью Иисуса, крестились, более трех тысяч человек, которые с тех пор живут как добрые католики[767]. Они не хранят памяти о своем неверии, и да будет слава в пастве Истинного и вечного пастыря»[768].

Здесь подчеркнуты две вещи. Первое — первоначальное поколение марранов, пришедших в христианство во время погромов 1301 г., почти полностью исчезло, а новое поколение, представляющее собой подавляющее большинство марранов, родилось и выросло в католической вере и живет согласно католическому закону. Второе — лагерь «новых христиан» заключает в себе многих обращенных, которые пришли к христианству не в результате насилия, а как те, что вступили в Церковь после диспутов Тортосы. Это описание предпосылок, и истоков, и образа жизни арагонских марранов означало, разумеется, что нет никаких причин считать, что большое количество обращенных втайне живет по-еврейски или недостаточно предано католической религии.

«Некоторые сыны зла», тем не менее, «которые только именуются христианами, — продолжает документ, — стараются отделить этих недавних обращенных в христианство, и не только их, но и их потомков, взращенных на груди Святой Матери Церкви, от остальных христиан, отказывая им в доступе к общественным должностям или советам и правительствам городов»[769]. Для этой цели они издали ряд декретов и муниципальных постановлений, в которых они относятся к этим прозелитам и к их следующему поколению как к иноверцам. Они «отказываются вступать в браки с прозелитами» и, сверх того, «подвергают их такой брани, что они [т. е. прозелиты] теперь оказались в худшем положении, чем если бы оставались евреями. И действительно, евреи и другие иноверцы смеются над ними и говорят, что они ничего не выиграли от своего крещения и их положение было бы лучше, если бы они оставались в своей иудейской слепоте». Поэтому многие евреи меняют свое решение по поводу крещения, «оставляя своё первоначальное намерение обратиться к христианству»[770].

Эти цитаты ясно указывают на религиозное и социальное положение марранов в Арагоне в середине тридцатых годов. Они видели себя христианами, они «покинули» иудаизм, они были «воспитаны» в христианстве и вели себя как настоящие христиане. И, несмотря на это, они оказались социально дискриминированными, и к ним относятся фактически как к париям. Недопущение марранов к общественным должностям и отказ от заключения браков с ними воздвигли стену между ними и «старыми христианами», и она укрепилась неустанной общенациональной кампанией поношения и брани в их адрес. Базельский собор, как мы видим, запретил все подобные явления, но его декрет явно не возымел действия. В своей петиции марраны, не колеблясь, назвали свое положение худшим, чем положение евреев, которым с социальной точки зрения было лучше в своей еврейской среде, и это унижение марранов отвратило многих евреев от радикального шага крещения, хотя они и были склонны к этому.

Предположительно или на самом деле, этот аргумент был рассчитан на то, чтобы повлиять на папу, который понимал, какую огромную роль преследование евреев сыграло в деле их крещения. Но он, несомненно, отражал и взгляды многих марранов, которые рассматривали свои собственные проблемы и еврейский вопрос в целом, потому что они пришли к убеждению, что и в их интересах, и в интересах их прежних собратьев было бы последовать их примеру и присоединиться к католической церкви. Но если они, как и евреи, подвергаются оскорблениям, дискриминации и всевозможным обвинениям, то движение обращения должно неминуемо прийти к концу.

О степени невыносимости положения марранов свидетельствует следующее утверждение: «Когда сии обращенные, их дети и потомство видят себя униженными и отделенными от Церкви и паствы Иисуса Христа, который получил Свое бесценное тело от их собственного народа, людей, которым первым Он хотел принести избавление… из числа которых вышли обращенные, руками которых Он создал… основу Церкви — они обращаются в слезах, и с болью в сердце, и с великой тревогой к папе, ибо он есть наместник Христа на земле и его долг — свести паству в единую семью и хранить единство Христианской Церкви»[771].

Хотя и составленная в религиозных выражениях, эта жалоба ясным образом перерастает религиозный момент и приобретает ярко выраженное социальное и расовое звучание. Акцент, сделанный марранами на единстве Церкви, и их протест против попытки «отрезать их от этого союза» и «отделить их от груди веры», несомненно, является указанием на их борьбу против социальной и расовой сегрегации. Аналогично, их обращение к таким исключительным фактам, как а) происхождение Иисуса из их собственного народа и б) то, что еврейство было колыбелью христианства, было предназначено не просто для того, чтобы обратить внимание на лживость обвинений против марранов на расовой почве. Отвечая на эти обвинения, из-за которых возникли препятствия для браков между марранами и «старыми христианами», этот документ по существу совпадает с документом, поданным в 1449 г., когда вопрос марранизма разорвался расовой бомбой посреди политической бури. Ещё одна ремарка этого документа, как мы увидим, поддерживает нашу интерпретацию того, что упоминание об их родстве с Иисусом, которое предполагает расовое превосходство, было по существу ответом на утверждение об их расовой неблагонадёжности. Глубоко оскорблённые этими утверждениями и окружающей их атмосферой презрения, марраны понятным образом находили удовольствие в подчёркивании своего этнического родства с Иисусом. Это не только подпитывало лелеемое ими самоуважение, но и являлось одновременно эффективным ответом на утверждения их критиков и хулителей. Ситуация была и сложной, и мучительной, и марраны обратились к папе, по их выражению, «со слезами и болью в сердце и с великой тревогой». Мы можем считать, что эти слова указывают на их настроение в то время.

Они умоляют папу «поддержать» марранов, которых они называют «угнетёнными и подавленными», и призывают «отменить все уставы и муниципальные постановления, направленные против них, которые приводят к деградации ортодоксальной веры». Они также просят папу указать епархиальным властям, чтобы те, под страхом церковного порицания и других мер, «удерживали светских чиновников всех рангов, общины и прочих лиц, официальных и частных, от упомянутых действий, и, таким образом, обеспечивали такое же отношение к марранам, как и ко всем прочим христианам во всех вопросах и по любому поводу, и чтобы не было никакой разницы между ними и другими под предлогом их еврейского происхождения»[772].

Последнее предложение однозначно относится к тому, что мы сказали по поводу расового аспекта антимарранской агитации. Из этого документа видно, что основная оппозиция марранам была сконцентрирована в административных и бюрократических кругах городов, и это указывает на то, что упорные попытки марранов проникнуть в эти круги встречали резкое сопротивление. Таким образом, расистская агитация против марранов проистекала в первую очередь из этих кругов. В любом случае марраны были в этих районах дискриминированы не только административными путями, но и формально-юридическими. Мы знаем, что против них были изданы уставы и муниципальные постановления — или, точнее, против занятия ими официальных должностей в советах и прочих учреждениях — из того, что они просили папу аннулировать их, и эти уставы явно базировались не на религиозном, а на расовом принципе, или, говоря языком наших документов, на том «предлоге», что прозелиты «происходят из евреев». Таким образом, расовые дискриминационные порядки, предложенные Анайей для коллегия Саламанки, не были изолированным инцидентом. Протянулась прямая линия развития от Саламанки через законодательство в Арагоне к «Толедскому статуту» 1449 г.

Очевидно, что короли Арагона не предпринимали никаких мер в защиту марранов, иначе авторы петиции отметили бы этот факт или вообще не обратились бы к папе. И в этом моменте ситуация марранов в Арагоне кардинально отличалась от ситуации в Кастилии. Кастильские короли приняли строгие меры в защиту прав марранов, и их стабильная позиция в этом вопросе дала возможность марранам неуклонно продвигаться вперёд. В результате в Кастилии, в отличие от Арагона, «старые христиане» столкнулись с настоящей оппозицией и, хотя они были большей фракцией, чувствовали себя проигрывающей стороной. Как следствие, ситуация не могла разрешиться в пользу одной из сторон, потому что проигрывающие не хотели признать поражение, а победители не желали отказываться от своих трофеев, и обе партии продолжали набирать силу: марраны — завоёвывая новые позиции, а их противники — новых сторонников. Для тех, кто умел разглядеть знаки времени, должно было быть очевидным, что обе стороны бесповоротно стремятся к неизбежному кровавому столкновению.