Истоки инквизиции в Испании XV века

VI

Дон Лопе де Барриентос был «человеком на все времена», сочетавшим в своей личности разнообразие талантов и многие качества, которые делают людей великими. Учёный и теолог, оратор и историк, доминиканский монах и человек света, дон Лопе был ещё и прекрасным дипломатом и государственным деятелем отнюдь не среднего уровня. Наделённый дальновидностью, бесстрашием и несомненным патриотическим пылом, епископ не раз играл решающую роль в истории Кастилии. Снова и снова, когда страна стояла перед лицом крупного политического кризиса, дон Лопе появлялся на сцене и протягивал сильную руку помощи. Так было и в этот раз. Когда толедский скандал достиг критической точки, дон Лопе, известный как доверенное лицо короля, умудрился сделаться советником принца. Для короны его участие было благом, для конверсо — счастливым случаем.

Для нас очевидно из начала Наказа, что епископ был известен своей поддержкой конверсо и дружескими отношениями с Докладчиком. Более того, у него были родственники конверсо, с которыми он явно был близок[1149]. Ходил даже слух, что он сам происходил из конверсо, полностью или частично. Это, как он сам отметил[1150], не соответствовало истине, но он был настолько занят защитой конверсо и настолько идентифицировался с их делом, что этот слух казался правдивым и поэтому так и распространился. Разумеется, его враги, как и враги конверсо, способствовали распространению этого слуха[1151]. В любом случае, слух ходил ещё долгое время. Даже через два века, когда Tizon de España (исторический документ XVII в.) перечислил знаменитых испанцев еврейского происхождения, имя Лопе де Барриентоса было среди них[1152].

Обращаясь к прелату «старых христиан», Докладчик счёл необходимым объяснить, почему именно к нему он обратился со своей мольбой. Из всех людей он выбрал епископа Куэнки, потому что верил, что дело имеет отношение к нему — во-первых, потому что тот был не только епископом, но и экспертом в «священной теологии», а данный вопрос, как собирался показать Докладчик, затрагивал целый ряд теологических проблем, а во-вторых, потому что «он всегда помогал и защищал нас»[1153]. Слово «всегда» указывает на неоднократное вмешательство дона Лопе в защиту конверсо в то время, тогда как слово «нас» предполагает, что он и Докладчик относятся по своему происхождению к разным группам. Завершая Наказ, Докладчик обращается к нему как к «нашему главному адвокату и нашему Отцу»[1154], практически такое же обращение мы находим в начале Наказа[1155]. Мы не должны поддаться соблазну и решить, что термин «наш отец» означает принадлежность епископа к группе конверсо (точка зрения, поддерживаемая учёными в течение некоторого времени). Докладчик называет его «наш отец» символически — то есть в смысле расположенного к конверсо надёжного защитника. Докладчик добавляет: «Мы все, и я в частности, видим Вас таковым (т. е. «отцом»), потому что я никогда не видел никого, кто бы сделал мне столько добра, как Ваше преосвященство, без того, чтобы я сделал что-либо для него с моей стороны, и без того, чтобы я заслужил это»[1156]. Докладчик ясно просит его об особой услуге, не такой, которая базируется на естественном заявлении о близости, и это также заметно в начальных фразах Наказа, где он ручается епископу не только за себя, «но также и за всю бедную преследуемую нацию того же человеческого происхождения, что и Господь наш, Иисус Христос во плоти»[1157]. Это обращение к человеку, который был весьма расположен к Докладчику и к конверсо вообще, но это обращение к человеку, не принадлежащему к этой группе.

В Наказе содержатся три вида аргументов, которые могут быть обозначены как религиозные, правовые и социальные. Но они взаимосвязаны и основаны, в большей или меньшей степени, на базе христианской идеологии. Тем не менее каждый из них направлен, в основном, если не полностью, к различным членам группы принца. Так, религиозные доводы направлены прежде всего к епископу Куэнки, дону Лопе. Часть правовых аргументов, относящихся к каноническому закону, тоже, разумеется, предназначается ему, в то время как другая их часть, имеющая дело со светским законом, предназначена главным образом принцу. Социальные аргументы, имеющие в виду также и принца, направлены, как мы увидим, специально к его фаворитам, Пачеко и Хирону.

Докладчик открывает представление своих доводов утверждением, которое рассчитано на то, чтобы произвести впечатление на лидера Церкви. Первым делом он пытается доказать, что толедские преследования ударили не только по марранам, но также, и даже много больше, по Церкви в целом, потому что они подвергли угрозе продвижение воинствующей Церкви и даже угрожают вообще остановить его. В действительности, отмечает он, они уже принесли два очевидных негативных результата: во-первых, они остановили крещение евреев и других иноверцев (мусульман) и, во-вторых, опорочили конверсо до такой степени, что «породили у некоторых из них потребность уйти в страны мавров и другие королевства с целью снова стать евреями»[1158]. Никто не должен быть удивлён, заметив первое явление (то есть прекращение перехода в христианство), «потому что, увидев, как скверно отнеслись [«старые христиане»] к тем, кто пришёл к [христианской] вере», так же как и к «их потомкам», которые уже родились христианами, кандидаты на обращение среди евреев и прочих пришли к уверенности в том, что если совершат крещение, то их ждёт такая же участь. В результате они остаются в своём неверии, «они продолжают богохульствовать против веры каждый день», и «они будут продолжать богохульствовать» и в будущем, если продолжающиеся сегодня преследования не прекратятся[1159].

То, что некоторые конверсо теперь заново оценивают целесообразность их превращения в христиан и даже думают о «возвращении» к иудаизму, должно рассматриваться как опасный сигнал для будущего, даже если в данный момент число таких марранов весьма ограничено. Согласно Докладчику, эти случаи «переоценки» их религиозной позиции наиболее часты в среде малообразованных — среди первоначально обращённых, которые просто уцелели в результате крещения и не особенно разбираются в вопросах веры[1160]. Тем не менее сам факт, что такие мысли возникают у людей, которые жили — и хотели жить — как христиане, указывает на то, что в рядах христианского общества происходит некий зловещий и глубоко ошибочный процесс, нечто, дающее этим людям причину для такой радикальной перемены в их сердцах. Можно понять, что привело их к таким мыслям, потому что они говорят: «вера не защищает их от злодейств», которые выпали на их долю в результате крещения, и на деле они «преследуемы больше, чем евреи»[1161]. Соответственно, они ищут помощи и поддержки в разных направлениях.

Всё это, конечно, «скверная услуга Богу, посрамление и посягательство на нашу Святую Католическую Церковь»[1162]. Это противоположно христианству и является ударом по надежде привести евреев — как и всех иноверцев — в лоно Церкви, в паству Христа. Христианский епископ, приверженный воинствующей Церкви не меньше, чем целям триумфальной Церкви, не может равнодушно смотреть на ситуацию, при которой Церковь теряет скорее, чем завоёвывает, души; количество верных религии уменьшается, а число «богохульствующих» возрастает. Но именно это происходит и будет продолжаться; это то, что обязательно случится, если толедским негодяям будет дозволено продолжать их гнусную кампанию.

Таким начальным выстрелом Докладчик открыл свой Наказ. Это было в основе своей моральным аргументом, рассчитанным на то, чтобы пробудить чувство долга епископа ко всем, без какого-либо различия, членам Церкви, и его особую отеческую ответственность за тех, к кому скверно относятся и кто взывает к его помощи. Но это было ещё и прагматичным политическим аргументом, способным найти отклик у такого агрессивного церковника, как Барриентос, который, будучи приверженным идее воинствующей Церкви, мог противостоять всем и каждому, кто ставит препоны экспансии Церкви. В этом случае аргументы Докладчика могли быть направлены на достижение определённой психологически-технической цели, потому что они могли создать епископу условия пересмотреть и оценить, с одной стороны, конфликт внутри христианского общества, а с другой — антимарранское движение толедцев, отражённое в «Толедском статуте».

Правовые соображения

Среди различных специфических аргументов мятежников те, что касались законности «Толедского статута», выглядели для Докладчика наиболее угрожающими. Мятежники заявили, что их Статут зиждется на старых и устоявшихся законах, а если это так, то как же можно утверждать, что они представляют собой надругательство над религией? Вдобавок они настаивали на том, что их действия находились в согласии с гражданским законом, а в этом случае никак нельзя утверждать, что они действовали вразрез с законами государства. Их первое заявление представляло большой интерес для епископа, второе же имело особое значение для инфанта Энрике. Первейшей задачей Докладчика было доказать им обоим, что эти утверждения мятежников были абсолютно беспочвенны.

Указывая на якобы законную основу Статута, Докладчик чётко разъяснил, что существуют только два закона, которые при отсутствии доказательств в пользу противного могут ограничить права всех обращённых евреев, вне зависимости от их религиозного поведения. Один из них — канонический закон, а другой — светский (который, как саркастически добавил Докладчик, был канонизирован Маркильосом)[1163]. Первый представлен в шестьдесят пятом декрете Четвёртого Толедского собора 663 г., который запретил предоставлять общественные должности «евреям и тем, кто из евреев»[1164]. Второй закон включён в старое фуэро, составленное королём Эгикой около 693 г., и оно запрещает «евреям, как крещёным, так и некрещёным» свидетельствовать против христиан[1165]. В то время как второй декрет никогда не был включён ни в один из сводов церковного закона — несмотря на утверждения Маркоса Гарсии об обратном — следует понять, что, как и первый декрет, оба они относятся не ко всем обращённым евреям, а только к тем, которые после обращения в христианство впали в ересь и вернулись к своей прежней религии. Именно таким образом архидьякон Гвидо де Байсио[1166], один из самых авторитетных толкователей Грациана, интерпретировал шестьдесят пятый канон, и именно так следует правильно понимать закон из фуэро[1167]. Придавать этим законам значение, столь определённо приписываемое им Маркосом Гарсией, означает не только слабое понимание их содержания («слабое даже для бакалавра вроде Маркильоса»), но ещё и «большое богохульство против нашей Святой Веры, против всякого смысла и против всех законов»[1168]. Более того, это будет «отъявленной ересью», которая неизбежно будет отвергнута «священной теологией» и учением её докторов, «святыми авторитетами в писаном законе, как и в законе Божьем, апостольском и каноническом»[1169]. Докладчик указывает на главу в каноне, которая особо указывает, что никто не должен быть оскорблён или лишён почёта, достоинства или должности лишь потому, что был евреем до того, как обратился в христианство[1170]. И доктора теологии, которые комментируют это законодательство, находят необходимым сделать важное замечание, что эти обращённые ни в коем случае не должны быть унижены, они скорее должны пользоваться преимуществом[1171], и это в согласии со словами апостола Павла: «сперва еврей, и [затем] грек»[1172].