Истоки инквизиции в Испании XV века

Глубоко изучив закон, изданный против конверсо в Толедо, Докладчик отметил, что в нём заложено гораздо больше, чем обыкновенное грубое нарушение освящённой временем политики Церкви, её норм и обычаев. То, о чём идёт речь, было специфической теорией, оправдывавшей эти нарушения и определённым образом поддерживающей их. Это, по словам Докладчика, была расовая теория, которая выносит эту проблему за рамки нарушения закона и приводит её к прямой конфронтации с центральными христианскими догмами. Следовательно, эта теория должна рассматриваться как фундаментально противоречащая духу и самой сущности христианства.

Именно эту теорию больше, чем что-либо другое, Докладчик хотел опровергнуть в этом документе, и, по существу, он посвятил этой цели большую часть Наказа. Он сказал, что допущение того, что христианство узаконило дискриминацию против конверсо, будет «великой» и «отвратительной» «ересью»[1183]. Это напрямую противоречит христианской доктрине, выраженной в обоих Заветах, Ветхом и Новом, противоречит учениям Отцов Церкви и источникам христианской теологии, принижает, если не полностью отрицает, то, что находится в некоторых постулатах веры[1184]. Среди прочих вещей это выхолащивает догму о крещении, которая является центральной в христианской религии. Утверждение о том, что новообращённый всегда сохраняет и приносит с собой в своё христианское бытие все аморальные качества и склонности своей дохристианской жизни, аннулирует веру в эффективность крещения, которое, как предполагается, делает его «новым человеком». И действительно, как верят все истинные христиане, «оно очищает и освобождает его от всех упрёков и обвинений, так что он не должен быть подвержен епитимье, оно очищает от любых грехов настолько основательно, что не оставляет никаких следов порока»[1185]. Ясно, что не может быть «нового человека», если «старый» не изменился — и более того, если он никогда не может измениться, как утверждают теоретики расизма.

Если их теория должна рассматриваться как антихристианская, исходя из общих основ христианской доктрины, то её следует видеть худшей вдвойне из-за её расистской позиции — или, точнее, сосредоточенности на еврейской расе. Потому что теория, которая наваливает груды грязи, позора и бесчестья на всю еврейскую расу, включая обращённых, из чисто расистских соображений, находится в таком резком противоречии с церковными идеями, как и с историей, культом и богослужением христианства, что, будучи принятой, она неизбежно должна будет отвращать от христианства. Невозможно быть приверженцем этой теории и одновременно считать себя христианином и «защитником всего связанного с этой верой», потому что «как можно почитать праздники Господа Бога нашего, Главы нашего, который пришёл во плоти из этого племени [евреев], или пресвятой Девы Марии, Его матери, или апостолов святых и мучеников, которые [точно так же] были того же племени», или «тех, кто Священное Писание определяет как «основу божественного Избрания» (т. е. всего христианского мира)[1186]. «Потому что [в основном] мы постимся на их бдениях и очень редко на других, потому что именно они явились основанием Божьей Церкви, и ими, и их словами мы крещены, им мы исповедуемся каждый день, и их авторитетом, основанном на Божьей воле, папы и прелаты прощают нас. Отсюда следует, что властью, переданной ими священникам, исповедникам, которые действуют как их агенты, последние отпускают нам наши грехи[1187]. Короче, когда мы рождаемся и умираем, когда мы молимся и присутствуем при мессе — «мы всегда с ними, и мы никогда не отделяем себя от них, если хотим быть христианами»[1188].

Если христианин гнушается еврейской расы, то, логически рассуждая, он должен гнушаться христианства и даже питать отвращение к самому себе как к христианину, потому что христианин является таковым благодаря тому факту, что евреи, и только они, создали эту веру, основали Церковь и служат по сей день её главным источником вдохновения. Невозможно игнорировать этот вклад или избегать признания его непрекращающегося влияния на жизнь каждого христианина. И несмотря на эти решающие факты, включая то, что Сам Спаситель, Господь наш, Сын Божий во плоти, пришёл именно из еврейской, и никакой другой, расы, «мы убиваем тех, кто из этой расы, грабим и бесчестим их» — и делаем это «в то время, когда Церковь ежедневно молится Богу, чтобы Он привёл их в Его веру»[1189].

Никто не выставил на свет с большей силой и остротой противоречие между тем, чем христианство обязано евреям, и тем, чем оно на практике расплачивается за свой долг перед ними. В этот момент Докладчик думал не только о Гарсии и его фанатических последователях, и не только о конверсо, их мишени. Он думал о поведении всех христиан — или точнее, о христианах как едином целом — по отношению ко всем принадлежащим к еврейской расе, обращённым в христианство или нет. Обратите внимание, как тонко он перешёл от ограниченного к более обобщённому обвинению: «Мы убиваем тех, кто из Его расы» и т. д. «Мы», все христиане, а не только еретики — противники марранов, и «те, кто Его расы», а не только обращённые[1190]. Фразы вырываются из-под его пера почти бесконтрольно, скрывая под тонкой, но едкой иронией болезненную правду, которую он хочет спрятать. Если его попросят разъяснить, то он, конечно, сможет сказать, что под словом «мы» он имел в виду общее представление о всех христианах в глазах преследуемых марранов — «мы», которые преследуем, и «мы», которые терпимо относимся к преследованиям, позволяя злодействам оставаться безнаказанными, как будто они вовсе и не преступления. Нет сомнения в том, что всё может быть понято из этого утверждения — и Докладчик, безусловно, ссылается на него тоже. Но из этой тонкости поднимается звенящий голос протеста — протеста еврея против всего христианского мира за его шокирующую неблагодарность еврейскому народу, за его циничное и жестокое поведение по отношению к народу, который внёс самый большой вклад в христианство.

Истинный христианин, будучи обращённым из иудаизма, не мог чувствовать иначе. Ничто не раскрыло этот цинизм так демонстративно, как другое противоречие, причинившее ему ещё большую боль, которое было неотъемлемой частью того же поведения, — противоречие между тем, каково должно было быть отношение к обращённым согласно требованиям настоящего христианства, и тем, как на самом деле относились к ним обширные сегменты христианского общества. По существу, это конфликт между теорией и практикой, между теми, кто держится и за то и за другое, и отсюда — циничное лицемерие, вновь возникающее из этих резких обвинений. Но всё это на языке Докладчика представлено — или как минимум рассчитано на это — как конфликт между христианством, с одной стороны, и его последователями — с другой, между «Божьей Церковью» и обществом, которое странным образом считает себя христианским. Конечно же, Церковь воспринимается Докладчиком в определённом смысле как абстрактная, неизменная, монолитная данность, отражающая свою ведущую роль и свои учения в чистом духе христианства, его теории и принципах. Разумеется, этот взгляд не соответствует реальности — то есть множеству проявлений Церкви в реальной жизни, — и Докладчик показывает себя проницательным наблюдателем. Тем не менее это возвышение Церкви не должно рассматриваться как произвольный шаг, предпринятый из тактических соображений. Это было важнейшим компонентом идеологии конверсо и являлось становым хребтом марранской психологии, которая удерживала их от потери всякой надежды и провала в тёмные бездны отчаяния. И, вдобавок ко всему, это было поведением, поддержанным немалой долей исторического опыта, потому что именно к Римской церкви марраны обращались как к последнему убежищу в часы испытаний, и именно к папам неоднократно обращались конверсо с призывом о помощи и облегчении их страданий. И на самом деле Церковь многократно и неустанно, на протяжении трёх поколений протягивала им руку помощи. И теперь голос папы громко прозвучал в их защиту.

Да, Церковь действительно представляет собой сердце, душу и абсолютную правду христианства — в этом Докладчик был уверен, как были уверены многие лидеры конверсо в то время. Не мог он сомневаться в том, что её позиция по отношению к обращённым (и обращённым из иудаизма, в частности) останется такой же, какой была и должна быть, как это указано выше. Если конверсо видели по отношению к себе такую сильную вражду и такое попрание самых основных прав, то это было виной не Церкви, а тех, кто, формально считаясь её членами, пренебрегал её политикой и насмехался над её распоряжениями, тех, кто стремился заменить каноны Церкви своими собственными правилами. Хуже того, они отвергали церковные доктрины и заменяли их теориями, противоположными доктринам Церкви, якобы являясь её истинными последователями. В этом заключалась особая опасность кампании, которую вели такие люди, как Маркильос. Они распространяют «великую ересь» — разумеется, «великую» в том смысле, что это никак не соответствует чему-либо истинно христианскому, и остаётся удивляться тому, «как набожные христианские уши могут слышать это или как верные христиане могут терпеть это»[1191]. Но Докладчик слишком хорошо знал, что многие католики не только слышат и терпят, но ещё и поощряют и всей душой поддерживают. Очевидно, что, как и другие еретики, выразители «расовой» ереси преуспели в одурманивании многих верующих и таким образом привели их на тропу зла.

Придерживаясь этой позиции, Докладчик делает смелый шаг в защиту конверсо. Если упомянутая ересь сбила с толку столь многих «старых христиан», как это произошло, следует ли удивляться тому, что само по себе появление этой ереси, захватившей такую большую группу последователей в христианстве, запутало и привело на ложный путь некоторых «новых христиан», хотя и непохожим образом? При этих обстоятельствах ни для кого не должно быть неожиданностью, что среди конверсо появилось несколько отступников. Скорее следует поражаться и восхищаться стойкой верностью христианству, его учениям и институциям, продемонстрированной этой группой в целом. Когда новообращённый принимает во внимание всё это — то есть то, что он видит, и то, от чего страдает, — «какое же терпение требуется ему, чтобы продолжать быть приверженным католической вере [которую он принял], и какую силу воли должен он иметь, чтобы следовать тому, что каждый добрый христианин должен делать?» Как может он понять, что к нему, который обратился в христианство и примкнул к верующим, «должны относиться ipso facto (лат. тем самым) как к тому, кто сбился с пути, и он должен терпеть такие страшные оскорбления и наказания, не согрешив хоть в чем-то? Как могут реагировать конверсо, «когда они лишены всякого почёта, достоинства, должности и заработка в качестве еретиков и иноверцев, когда такая опороченная личность, как Маркильос, еретически утверждает это?»[1192] Ответ на этот вопрос очевиден.

Еретики и иудействующие