Истоки инквизиции в Испании XV века

IX

Хуан Пачеко и Педро Хирон были известны своим происхождением от мавров с отцовской стороны и от евреев, обращённых в христианство, — с материнской. К середине пятнадцатого века их мавританская кровь была уже весьма основательно разбавлена браками со «старыми христианами», но их еврейская линия длилась дольше, хотя и здесь, согласно Tizon, она закончилась пять поколений назад[1206]. В любом случае, не был секретом тот факт, что их прабабушка была еврейкой.

Семейство Пачеко, разумеется, считало себя христианами, или скорее «старыми христианами», целиком и полностью. Вряд ли стоит упоминать о том, что у них не было никакого эмоционального участия и ни малейшего интереса к иудаизму. Однако мятежники утверждали, что они считали «евреями» всех потомков евреев как минимум до пятого колена[1207], и братья Пачеко как раз находились на грани этого определения. Должны ли они быть обеспокоены расистской кампанией, проводившейся против конверсо, когда их собственное древнее родство с евреями столь несомненно? Похоже, что их категорично отрицательный ответ никого бы не удивил.

Докладчик, однако, думал иначе, и он занялся доказательствами этого момента.

Чтобы представить диапазон аристократических семей, могущих быть задетыми расовой теорией, он составил список многих грандов королевства Кастилии и Арагона, имевших частичное происхождение от конверсо или вступивших с ними в брак[1208]. Список оказался огромным. Он охватывал многих и даже, пожалуй, большинство баронов и магнатов, включая самых ведущих из них, и он показал, что в том случае, если расовый принцип будет принят, больше половины первых лиц Испании должны будут лишиться своих должностей. Результаты такой политики, если она будет применена, неминуемо окажутся катастрофическими. Многие благородные дома окажутся поделёнными и ослабленными, многим связям будет нанесён ущерб, и права на многие поместья подвергнутся сомнению. Помимо социального и экономического хаоса, в который будет ввергнута страна, способность аристократии функционировать в качестве правящего класса пострадает сильнейшим образом, если и вовсе не исчезнет. Социальное отличие, связанное с принадлежностью к высшему классу общества, и порождаемое им естественное уважение масс настолько принизится обвинениями приверженцев расизма, что престиж аристократов резко упадёт и постепенно заменится неуважением и презрением. Может ли расовая теория зайти так далеко? Может ли такое на самом деле случиться? Докладчик отмечает, что это уже началось. Это уже успело нанести немалый ущерб аристократии в целом, потому что «запятнало» тех, кто находится в той или иной степени родства с конверсо еврейского происхождения[1209]. Все эти «гранды, графы и графини, выдающиеся прелаты сегодняшней Церкви Господней, рыцари и магистры военных орденов, а также члены монашеских орденов, идальго и доктора [теологии и юриспруденции], так же как и ревизоры, и чиновники короля, и члены его совета, и многие другие видные люди, у которых есть доля этого происхождения», теперь стали субъектами «бесчестья, поношений и оскорблений»[1210].

Было ли это истинным положением вещей или же Докладчик просто указал на возможные последствия расовой теории для этих людей? Нет сомнения в том, что толедские расисты копались в происхождении каждого представителя высшего класса, особенно тех, кто был против них, искали расовые дефекты в их происхождении и связях. Ненависть, злословие, сплетни и обычное наслаждение простонародья в унижении знаменитостей, в нахождении пороков в жизни больших людей естественным путём подталкивали общественное мнение в этом направлении, даже несмотря на то, что формально лидеры мятежников пока что воздерживались от открытых нападок на «смешанные» элементы аристократии. В любом случае, Докладчик был уверен в том, что такие нападки уже подготавливались, что потенциал был готов превратиться в реальность — если расовая доктрина и те, кто сеет её зёрна, не будут вовремя поставлены вне закона и подавлены.

Докладчик неоднократно подчёркивает главную опасность действий толедцев, содержащуюся в усвоении ими нового принципа и новой философии. «Превыше всего, самое порочное [морально] и худшее [так же и по-другому], — говорит он, — это превращение ошибки в догму»[1211]. Если бы толедские бесчинства были простым результатом социальных несоответствий, ревности и трений, можно было бы предположить, что урон был бы нанесён только «новым христианам» Толедо — или пусть даже марранам некоторых других городов, где господствовали подобные социальные условия. Точнее, проблемы рассматривались бы как принадлежащие к определённым ограниченным районам и особым обстоятельствам и поэтому разрешились бы в относительно короткое время. Но в случае преследования марранов в Толедо дело обстояло иначе. Оно питалось не только эмоциями, возникшими на почве обычного антагонизма между группами и классами, но и новой философией, догмой, выходящей далеко за пределы всех местных или временных соображений. Такая теория не может ограничиться Толедо; на самом деле она даже не останется только в границах Кастилии. «Это уже ударило не только по аристократам Кастилии, но и по тем, что во всех испанских королевствах и даже во всём мире»[1212].

Под «всем миром» Докладчик, разумеется, имел в виду христианский мир, и именно это он действительно хотел подчеркнуть. В его глазах «заблуждение» (или «ересь») Маркильоса, несмотря на то, что совершенно очевидно является антихристианским в своей сути, претендует представлять «истинное» христианство и в качестве такового неизбежно будет пытаться завоевать доминирование во всём христианском мире. И это потому, что теория действует силой своего принципа и продвигается вперёд силой инерции, если её не остановить. Несомненно, Докладчик сознавал всё это и так же правильно оценивал движущую силу расовой теории. Эта сила была огромной, «дьявольской», по его словам[1213].

Главной целью длинного перечисления Докладчиком аристократов, которые могут пострадать от этого движения (то есть тех, кто могут оказаться «частичными евреями» и, следовательно, «расово нечистыми»), было не доведение этой теории ad absurdum, как может показаться на первый взгляд. Главной целью Докладчика было, вне сомнения, обратить особое внимание на угрозу, которую представляет эта теория для испанской аристократии, а следовательно, для всего социального порядка Кастилии и других стран. Проще говоря, он хотел показать, что невозможно разорвать переплетение конверсо и испанской аристократии, и падение одной группы неизбежно повлечёт за собой падение другой. Попытки некоторых «расово нечистых», по толедской теории, аристократов остаться безучастными к страданиям конверсо, на которых обрушилась сила удара, останутся тщетными. Как бы далеко ни находились они от сцены борьбы и как бы далеки ни были их родственные связи с евреями, «теория», в конечном счёте, построена так, чтобы ударить по ним, если только ей будет позволено развиваться и действовать. Она не остановится ни перед какими высотами — будь то звание, почёт или достижения, — она доберётся и до самой монархии, и Докладчик продолжает показывать, что и королевские дома Наварры, Арагона, Кастилии и Португалии тоже «запятнаны» еврейской кровью[1214].

Докладчик полагал, что такой довод должен подействовать на инфанта (чей собственный дом был, по случаю, связан матримониальными узами с королевскими домами Наварры и Арагона) и в особенности на братьев Пачеко и Хирона, частично еврейское происхождение которых не было секретом и которые планировали браки с членами семей аристократов, указанных Докладчиком. В любом случае, Докладчик лишний раз позаботился о том, чтобы его поняли как следует. Он выразил свою веру в то, что «сеньоры, которые близки к Его Высочеству (то есть фавориты инфанта — Пачеко и Хирон), из уважения к их достоинству, и их личностям, титулам и происхождению, не захотят быть вовлечены в дела, подающие такой скверный пример, которые направлены против Бога и против Его Святой Веры и столь опасны для души, бесчестя Бога и весь мир»[1215]. Обратите особое внимание на слова: из уважения к их происхождению, в которых Докладчик хотел сказать, что они обязаны видеть себя замешанными, даже если их частично еврейское происхождение давностью в пять поколений. Эти дела, которые «подают столь скверный пример» — а именно, которые не ограничатся Толедо или правилами, установленными толедцами, — «опасны, конечно, для души» (поскольку они антихристианские и еретичные). Но религиозное одеяние, в которое наряжена угроза, слишком тонко, чтобы завуалировать её главную направленность. «Скверный пример распространится, и всякий, у кого будут найдены следы его еврейских предков, как бы далеки они ни были, окажется перед лицом угрозы бесчестья. Это и есть «бесчестье всего мира». Бесчестье повлияет и на религиозное, и на светское положение человека (потому что оно направлено «против Бога и всего мира»). Более того, слово «мир» намекает и на другой негативный результат: те, кто пострадают от расового навета, не найдут от него убежища, он будет преследовать их повсюду, куда бы они ни бежали, потому что у этих наветов есть свойство позорить человека перед всем миром.

Это наблюдение было проницательным, а прогноз — дальновидным. В своё время аристократия почувствует на себе силу удара расовой теории, распространившейся из Толедо, и будет в результате жестоко наказана. Промежутка времени в пять поколений не хватит, чтобы «очистить» кого бы то ни было от расовой «грязи». Придёт день, когда капли еврейской крови будет достаточно, чтобы задеть «чистоту» любого человека, как бы высоко он ни стоял и как бы велики ни были его заслуги.