Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом

1

– «Мне сказали… Мне сообщили… Я получила известие…» Нет, погодите, мисс Фрисби…

Светлое чело миссис Пигрим омрачилось. Верно говорят, что нет мучений хуже, чем поиск литературных образов, и сочинительница воистину легла костьми, стараясь подбавить огоньку в свой отчет для прессы.

Она закусила губу и даже, возможно, вцепилась бы дрожащими пальцами в волосы, если бы не опасение нанести ущерб прическе. Секретарша по фамилии Фрисби, вялая и безразличная молодая особа, терпеливо ждала со стенографичеким блокнотом на коленке, постукивая карандашиком по зубам.

– Пожалуйста, мисс Фрисби, прекратите стучать, – раздраженно бросила страдалица. – Вы мешаете мне думать. Оти, дорогой, может, предложишь яркую фразу? Ты же драматург!

Отис Пилкингтон, распростертый в кресле у окна, очнулся от раздумий, которые, судя по складке над переносицей черепаховых очков, не доставляли удовольствия. После премьеры он провел бессонную ночь, перебирая в памяти резкие слова, которые бросил вчера в разговоре с Джилл.

Простит ли она их когда-нибудь? Достанет ли у нее великодушия осознать, что никто не отвечает за свою несдержанность в тот миг, когда обнаружил себя одураченным, ограбленным, облапошенным? Промучившись до утра, он собирался поразмышлять и сейчас, но вопрос тетки прервал течение скорбных мыслей.

– А? – откликнулся он.

– Да не будь же таким рассеянным! – фыркнула миссис Пигрим с вполне объяснимым неудовольствием. – Я пытаюсь сочинить заметку о нашей сегодняшней вечеринке и никак не могу подыскать нужные слова… Будьте добры, мисс Фрисби, прочитайте уже написанное!

Опустив бледный взор на крючки и петли в своем блокноте, секретарша бледным голоском расшифровала их:

– «Среди знаменитых хозяек нью-йоркского высшего света едва ли найдутся более разносторонние, чем миссис Уоддсли Пигрим. Всякий раз, приходя к ней в роскошный дом на Вест-Энд авеню, я поражаюсь, насколько широк и разнообразен круг ее друзей. Там встретишь и видного дипломата, который делится с оперной фифой…»

– С кем? – резко перебила миссис Пигрим.

– С оперной фифой. Кажется, вы так продиктовали, – невозмутимо ответила мисс Фрисби.

– С дивой! Старайтесь все же вдумываться, моя милая… Продолжайте.

– «…Там встретишь и видного дипломата, который делится с оперной дивой последними сплетнями своего министерства в обмен на пикантные подробности из мира кулис, и модного автора, ведущего литературную дискуссию с юной дебютанткой светского общества. Поистине, можно сказать, что миссис Пигрим возродила традицию светских салунов…»

– Салонов! – поправила миссис Пигрим, досадливо прикусив губу.

– «…салонов, – бесстрастно поправилась девушка. – Мне сказали, мне сообщили, я получила известие…» – Она сделала паузу. – Вот и все, что у меня записано.

– Вычеркните последние слова! – ворчливо распорядилась миссис Пигрим. – Вы просто безнадежны, мисс Фрисби! Разве не ясно, что я перестала диктовать и подыскивала слово? Оти, как бы поизящнее выразить «мне сказали»?

Пилкингтон попытался усилием воли сосредоточить ускользающее внимание.

– «Я слышала»? – предложил он наконец.

– Фу! – бросила тетка. Лицо ее вдруг просветлело. – Ага, нашла! Продолжайте записывать, мисс Фрисби… «Маленькая птичка нащебетала мне, что вчера вечером на сцене театра «Готэм» произошло значительное событие. Сразу после премьеры мюзикла «Американская роза», автором которого, как всем известно, стал Отис Пилкингтон, молодой талантливый племянник миссис Пигрим…»

Она стрельнула глазом на молодого талантливого племянника, оценил ли тот рекламу, но мысли Отиса вновь уплыли далеко. Откинувшись на спину, он продолжал размышлять, и тетка стала диктовать дальше:

– «…в честь исключительно громкого успеха спектакля миссис Пигрим, которая неизменно вкладывает душу во все, что делает, устроила на сцене званый ужин с танцами для всей труппы. В числе приглашенных оказалось немало знаменитостей, а сама хозяйка блистала гостеприимством и выглядела как никогда очаровательно. Бурное веселье продолжалось допоздна, и все как один соглашались, что вечеринки восхитительнее они не припомнят». Все, конец! Напечатайте, мисс Фрисби, сколько надо экземпляров и разошлите после обеда с фотографиями.

Секретарша испарилась бледной тенью, а блистательная хозяйка вновь принялась за племянника.

– Должна тебе заметить, Оти, – огорченно начала она, – что ты как-то не очень весел после такого грандиозного успеха. Я-то думала, ты будешь на седьмом небе от рецензий на спектакль.

В одной мелодраме дитя гонимой всеми героини пролепетало: «А что такое счастье, мамочка?», заставив галерку утонуть в слезах. Слова Отис произнес другие, но тон несчастного ребенка воспроизвел почти в точности:

– Что мне рецензии!

– Не притворяйся, дорогой! – укорила миссис Пигрим. – Неужто не помнишь каждую наизусть?

– Тетя Оливия, я их даже не читал, – уныло отозвался он.

Тетка глянула на него с тревогой. Особой привязанности к своему долговязому племяннику она никогда не питала, но после его триумфа что-то вроде симпатии все же всколыхнулось в ее сердце.

– Должно быть, ты нездоров, Оти, – озабоченно заметила она. – Тебе плохо?

– Голова сильно болит, – пожаловался мученик, – всю ночь заснуть не мог.

– Приготовлю-ка я тебе одну чудесную микстуру! – предложила миссис Пигрим по-матерински. – Бедный мой мальчик! Неудивительно, после всех волнений… Сиди спокойно, отдыхай, я скоро вернусь.

Она поспешила из комнаты, а Пилкингтон обмяк в кресле, но не успел вновь погрузиться в размышления, как открылась дверь, и горничная объявила:

– Майор Сэлби.

– Доброе утро! – беззаботно воскликнул дядюшка Крис, прокладывая курс в гостиную. – Как пожива… О!

Он резко остановился, не увидев миссис Пигрим, и заметив, что куда хуже, ее племянника. Было бы преувеличением сказать, что дядюшка Крис смутился, светский опыт такого не позволял, однако бойкости у визитера определенно поубавилось, и ему пришлось дважды дернуть себя за усы, прежде чем овладеть ситуацией с привычным апломбом.

Наткнуться здесь на Пилкингтона он не рассчитывал, а общаться с ним хотел меньше всего. Только что расставшись с Джилл, которая отозвалась о его последних финансовых операциях в резких выражениях, и обладая некоторыми зачатками совести, дядюшка понимал, что следующая встреча с Отисом, возможно, породит некоторую неловкость, а для подготовки защиты требовалось время. Теперь приходилось срочно выкручиваться.

– А, Пилкингтон! – воскликнул он. – Дорогой мой мальчик! Вас-то я и мечтал увидеть! Боюсь, произошло маленькое недоразумение… Теперь, конечно, все уладилось, но я все же твердо намерен дать личные объяснения, просто обязан! Случилась нелепость, сущая нелепость… Вот как обстояло дело…

Он приостановился, чтобы поразмыслить, и вновь дернул себя за усы, словно черпал из них вдохновение. Взгляд его голубых глаз был прям и честен, как всегда, не выказывая ни капли неуверенности, но дядюшка прекрасно сознавал: если он сумеет убедить слушателя, что действовал без всякой задней мысли в его же интересах, то совершит настоящий подвиг.

К счастью, коммерческая жилка у Пилкингтона сегодня отдыхала, и десять тысяч представлялись ерундой в сравнении с более тяжкими проблемами, занимавшими его мысли.

– Вы видели мисс Маринер? – живо спросил он.

– Да, только что с ней расстался. Конечно, бедняжка очень расстроена, чрезвычайно!

Пилкингтон глухо застонал.

– Она сильно на меня сердится?

От этого неожиданного вопроса дядюшка на миг онемел. С какой стати племяннице сердиться на Отиса, ограбленного на десять тысяч долларов? Она не излагала подробностей вчерашней бурной сцены, однако, по-видимому, как раз они его сейчас и волновали, и дядя Крис тут же изменил стратегию в связи с новым поворотом событий.

– Сердится?.. – неуверенно переспросил он. – Ну, в общем…

Он понятия не имел, о чем речь, и решил ограничиться отрывочными общими фразами, пока собеседник не прольет хоть какой-то свет на положение дел.

– Боюсь, в пылу спора, – признался Отис, – я наговорил мисс Маринер много лишнего, о чем теперь очень сожалею.

Дядюшка Крис тут же ощутил почву под ногами.

– Да уж… – горестно протянул он.

– Сгоряча, знаете ли…

– Надо думать, прежде чем говорить, мальчик мой.

– Я считал, что меня обманули…

– Дорогой мой! – Голубые глаза дяди Криса широко распахнулись. – Я же сказал, что могу все объяснить! Вышло чистейшее недоразумение…

– О, теперь мне все равно.

– Вы совершенно правы! – сердечно улыбнулся дядя Крис. – К чему ворошить прошлое? Начнем с чистого листа. Деньги вернулись обратно, и точка. Забудем о них, – заключил он великодушно, – и можете не сомневаться: я пущу в ход все свое влияние на Джилл, чтобы устранить этот досадный разлад между вами.

– Полагаете, есть шанс, что она забудет мои слова?

– Говорю же, я употреблю все мое влияние, чтобы уладить вашу размолвку. Вы нравитесь мне, мой мальчик, и я уверен – нравитесь и Джилл. Она проявит снисхождение к словам, вырвавшимся в пылу спора.

Пилкингтон мигом просветлел, и миссис Пигрим, вернувшись с порцией микстуры, порадовалась умиротворенному виду племянника.

– Вы настоящий волшебник, майор Сэлби, – лукаво заметила она. – Чем вы так оживили бедного мальчика? У него с утра жуткая головная боль.

– Головная боль? – Дядя Крис встрепенулся, как боевой конь при звуке трубы. – Не знаю, упоминал ли я прежде, но и сам когда-то страдал от нее, просто изнемогал! Перепробовал все, пока однажды один знакомый не порекомендовал мне одно средство под названием… как бишь его…

Миссис Пигрим в роли ангела-хранителя была поглощена миссией милосердия, поднося микстуру к губам племянника, а потому семя упало на каменистую почву.

– Выпей это, дорогой!

– Ах да, «Нервино»! – воскликнул дядя Крис, но откровение осталось незамеченным.

– Ну вот, – довольно кивнула миссис Пигрим, – теперь тебе сразу полегчает… А вот вы, майор Сэлби, всегда отлично выглядите!

– Зато прежде, – не сдавался дядя Крис, – так мучился…

– Не помню, сказала ли я вам, что сегодня после спектакля мы даем званый ужин для труппы, занятой в пьесе Оти. Вы, конечно, придете?

Неудачу дядюшка принял философски: представится и другой случай.

– С превеликим удовольствием! – отозвался он.

– Ничего особенного, скромная богемная вечеринка, – продолжала миссис Пигрим. – Думаю, будет только справедливо устроить бедняжкам развлечение после таких тяжких трудов.

– Конечно, конечно! Отличная идея!

– Гостей будет немного. Если я начну приглашать кого-то помимо самых близких друзей, придется звать всех подряд!

Приоткрыв дверь, заглянула горничная.

– Мистер Рук! – объявила она.

Как и Пилкингтон, Фредди сегодня пребывал в меланхолии. Он просмотрел пару-тройку газет, где критики с отвратительной щедростью рассыпали похвалы Макхвастлу из рода Макхвастлов. Нью-йоркская пресса приводила Фредди в отчаяние.

Вдобавок проснулся он в семь, хотя лег спать в три часа ночи. Утром по телефону сообщили, что его желает видеть какой-то джентльмен, и теперь у Фредди тяжело ворочались мысли и слипались глаза, как всегда бывает, когда ночной отдых нарушили.