Счастливый рыжий закат

24

Следующим утром, улыбаясь золотым лучам в яркой листве, я отправилась принимать зачет у студентов непрофильных, то есть не целительских факультетов.

Я шла, радуясь хорошему настроению, стараясь не думать о вчерашнем закате. Что бы ни случилось, самое страшное уже позади! Потому что у герцога Морана нет невесты…

Студенты, увидев меня, попытались слиться со стенами. Интересно, чего они так испугались? Моего хорошего настроения?

— Доброе утро! — улыбнулась я им. — Рада вас видеть. Прошу! — распахнула двери свободной аудитории.

Сзади раздался тяжелый вздох.

Усадила всех по одному — радовало то, что большей части первого курса здесь не было. Следовательно, историки и искусствоведы, которых я обучала, участвовали в ликвидации эпидемии — и получили сессию автоматом. Итого — четыре человека из потока историков и одиннадцать — из потока искусствоведов. А вот и дипломаты — факультет международных отношений. Все, кому я не поставила зачет летом. Ну что ж. Начнем, пожалуй.

— Итак, — оглядела я двадцать шесть человек, жаждущих получить свой зачет. — Сейчас по одному подходите ко мне, берите листочек, на котором задание с чрезвычайной ситуацией. Ситуации те же самые, что мы отрабатывали на семинарах. Пятнадцать минут готовитесь — потом вместе с тетрадью, где записаны лекции, контрольным и рефератом — ко мне. Вопросы?

— А почему мы должны догадываться, какие темы рефератов? — поднялся один из студентов факультета международных отношений. — Тем не было. Значит, мы не обязаны приносить рефераты.

— Ну конечно же, вы не обязаны, — подняла я ладони. — Вы не обязаны учиться. Я не обязана ставить вам зачет. Следовательно, вас отчислят — и на этом все.

— Какой последний срок сдачи рефератов? — пискнула девица.

— Вообще-то он был сегодня. Но исключительно моей доброй волей я могу отложить нашу встречу еще на два-три дня. Я все равно в университете — почему бы нам не встретиться чуть позже. Я выясню у администрации, насколько это возможно. Итак. Все, у кого есть тетради, рефераты и контрольные, прошу за заданиями. Остальные — на выход. И ждите меня в коридоре. Когда я освобожусь — займусь вами.

Кто бы сомневался. Мои любимые дипломаты потянулись к выходу.

Остальные пошли ко мне.

— Вы нарушили наши права! Тем рефератов и заданий по контрольным не было на кафедре!

— Вы знаете, — ответила я упрямому борцу за права угнетенных студентов, — я бы могла обратить ваше внимание на то, что у вас есть лишь одно право — учиться. Но…если вы, проведя в этих стенах год, до сих пор этого не осознали… То возникает вопрос: а что вы тут делаете?

— Да как вы смеете?

— Это вы как смеете приходить неподготовленными? — холодно и спокойно спросила я. Все-таки тесное общение с аристократами идет во благо. Раньше бы я разволновалась, сорвала бы голос, а сейчас лишь высокомерно цедила слова — точь-в-точь наш ректор в гневе. — Как вы смеете повышать голос на преподавателя?

— Можно подумать, преподаватель, — скривился молодой человек. — Все знают, как ты тут оказалась. И как свою правоту перед императором доказывала.

— Остановитесь, милорд. Это уже не просто дерзость. Это неуважение к императорскому суду, — тихо проговорила я. — И вам прекрасно известно, что в аудиториях во время проведения экзамена идет запись.

Тут я поняла, что студентов возле молодого человека нет. Все они исчезли в неизвестном направлении. Понял это и он. Замер.

— Рекомендую вам успокоиться, — посоветовала я. — И подумать вот над чем: в университете у вас нет врагов. Ни у кого из преподавателей нет задачи вас унизить или оскорбить. Есть задача выучить. Но вот вопрос — почему вы упорно сражаетесь с преподавателями, чтобы этого избежать?

Выбралась я к своим любимым змеям лишь во второй половине дня. Увлеклась, пытаясь выделить вещество, что улучшает яд и блокирует магию целителей. Ясно было одно — и со змеями, и с изумрудными клещами — работали с помощью магии. Но хотя бы след вещества должен был остаться!

«Надо бы проконсультироваться с милордом Швангау», — подумала я.

И тут ко мне в лабораторию постучали.

На пороге я обнаружила секретаршу нашего ректора.

— Пойдемте, скорее! — сказала она.

Мне стало не по себе. Что-то такое уже было.

— Не переживайте. Это хорошие новости, — обнадежила меня госпожа Миррова и улыбнулась, ободряя.

Поскольку мне было сказано — спешить, я отправилась к милорду Швангау как есть — в брючном костюме целительницы из мира принцессы Тигверд. Кстати, надо будет попросить еще один…

В кабинете ректора выяснилось, что у нас с секретарем было абсолютно разное представление о «хороших новостях».

Мужчину и женщину, сидящих рядом с герцогом Мораном, я уже видела. Правда, было это всего один раз. Через несколько дней после гибели моих родителей. Но я запомнила. На всю жизнь запомнила…

Мои бабушка и дедушка — родители мамы. Миледи и милорд Брайс. Они отреклись от собственной дочери, когда та вышла замуж за человека, не подходящего ей по статусу.

— Добрый день, Рене, — поздоровался со мной милорд Брайс, оставаясь, впрочем, сидеть. Миледи Брайс, увидев, что на мне надето — и вовсе поджала губы.

Довольная улыбка на губах нашего ректора, с которой он поднялся, чтобы поприветствовать меня, как-то завяла.

— Миледи, милорды, — склонила я голову в приветствии.

— Миледи Агриппа. Прошу вас, — милорд Швангау подошел ко мне и подал руку.

Ректор проводил меня к столу. Усадил в кресло.

Родственники молчали.

Они точно так же молчали тогда, много лет назад, когда к ним привезли осиротевшую внучку. Сослуживцы отца посчитали, что мне лучше всего будет с родными людьми. Что бабушка и дедушка, оплакивая дочь, найдут утешение в заботе о родной кровиночке.

Как же, как же…

Милорд Швангау уселся на свое место и стал наблюдать — как обычно — прикрыв глаза.

— Простите за бестактность, — начала я. — Но… Чем обязана?

— Действительно, дурно воспитана… — протянула миледи Брайс. — Не зря мы ей отказали от дома.

— Дорогая, успокойтесь, — заявил ее супруг. — Необходимо снисходительно относится к чужим слабостям.

Потом он повернулся ко мне, осмотрел меня внимательно и торжественно заявил:

— Мы готовы принять вас в семью, Рене. Конечно, над вашим поведением и манерами придется много и тщательно работать, но… Думаю, мы сможем. Все вместе. И ты, и мы. Будем очень, очень стараться. Не так ли?

— Наше участие в твоей судьбе простирается так далеко, что мы нашли тебе жениха, — продолжила миледи Брайс. — И он согласен заключить с тобой законный брак. И это — несмотря на отсутствие хоть мало-мальски приличной репутации. Надеюсь, ты сможешь это оценить в полной мере…

— Как же я понимаю маму, — пробормотала я.

— Сдержанность и приличие, — торжественно провозгласила моя родственница.

— Миледи Агриппа, — отмер милорд Швангау, который с начала выступления моих родственников никак не реагировал на происходящее. — Думаю, вы можете быть свободны. Достаточно.

Поднялась. Вышла, не прощаясь.

Быстро дошла до лаборатории, стараясь не бежать — зачем мне лишние разговоры. Хотелось запереться — и никого-никого-никого не видеть. Очень долго.

Но… возле двери ждал Генри. С еще одним букетом цветов.

— Рене… — начал он. Потом осмотрел меня и проговорил. — А почему ты в таком виде по территории университета ходишь? Ладно там, где тебя никто не видит…

— Уходи.

— Но я хочу помириться.

— А я не хочу! Не мириться. Ни общаться. Ни видеть. Мы расстались. Все кончено.

— Не понимаю. Ты же говорила, что любишь меня?

— Генри…Ты, действительно, думаешь, что любовь может выжить после такого предательства?

— Когда любишь — прощаешь все, — заявил мой бывший жених.

А я задумалась. Как же так? Не разглядеть трусость, мелочность, склонность к дешевой патетике, неумение защитить? Любила ли я его? Или просто радовалась тому, что кто-то обратил на меня, безродную, огненно-рыжую, внимание? Я сама. Сама виновата! Почему не ценила себя? Не задумывалась о том, кто я, что я, и, главное — чего я хочу? Каким должен быть человек, который будет со мной рядом? Действительно ли я люблю?

Нет! Мне было не до этого. Но все изменилось. Слышишь, Генри Бриггс? Теперь я знаю, и чего стою, и…кого люблю.

Молча, я развернулась к двери, положила ладонь на специальную выемку.

— Ты об этом еще пожалеешь, — прошипели мне вслед.

Стало смешно.

— Хочешь мне помочь? — я развернулась и посмотрела бывшему жениху прямо в глаза.

Это случилось. Наши глаза встретились. Встретились по-настоящему. Как раньше…

— Конечно! — Генри улыбнулся, и от этой его улыбки у меня кровь застучала в висках от гнева…

Я влетела в лабораторию, открыла террариум с мумамбой шипохвостой, выхватила змею, слегка надавив на средний шип ее хвоста, от чего змея стала шипеть и выворачиваться, но я ее держала, не сводя глаз с мужчины, которому когда-то сказала: «да».

— Рене! — Бриггс, побледнев, бросился к выходу, — Прекрати! Что ты делаешь, ненормальная! Засунь ее обратно, она же смертельно ядовитая!

— Не подержишь? Мне надо подоить… — я улыбнулась.

— Ты в своем уме! Ненормальная…

— Да, я ненормальная! И если ты еще раз нарисуешься у меня на пути, я выпущу их всех, понял?!

Несколько секунд мы еще смотрели друг на друга, а потом мой бывший жених развернулся и вышел.

— Хорошего вам дня, господин Бриггс, — прошептала ему в спину, из последних сил удерживая змею.

Убрала мумамбу шипохвостую, поблагодарила за помощь, попросила прощения за беспокойство и за то, что надавила на шип. Настроилась на работу.

Не прошло и часа, как в дверь снова постучали. Сначала осторожно, потом — требовательно.

Прислушалась к себе — и решила проигнорировать. Я ра-бо-та-ю! И видеть никого не желаю.

Стук повторился. Громче. Чаще. А потом дверь осыпалась щепками — и ко мне в лабораторию ворвался герцог Моран.

— Рене! Что с вами?

— После новостей, которые вы посчитали «приятными»? — насмешливо спросила я. — Ничего.

Ректор ничего не ответил. Милорд все время озирался по сторонам, как будто искал что-то. Не знаю, что уж он там планировал обнаружить — я работала. Когда этот факт до него дошел — он заговорил. Уже спокойно:

— Простите меня, Рене. Я, правда, посчитал, что вам приятно будет восстановить общение с родственниками. Не ожидал, что они…такие.

— Нормальное поведение титулованных дворян, — пожала я плечами. — Я привыкла.

— Рене, — обиженно посмотрели на меня. — Вот скажите, разве я так себя веду?

— Нет, — ответила я.

— А известные вам аристократы?

Я вспомнила императора Тигверда и его спутников. То, как принц и барон мыли в реке посуду… И отрицательно покачала головой.

— Тогда, может, не стоит оценивать людей с точки зрения их происхождения?

— Может быть, и не стоит. Но высокомерия и чванства в моей жизни было достаточно.

Он тяжело вздохнул:

— И в моей.

— Почему вы не заступились за меня? — вырвалось…

— Я боялся, что убью ваших родственников, — опустил голову герцог, словно у меня было право задавать подобный вопрос. — Пришлось брать под контроль магию.