(не) случайная ночь с боссом

Глава 17

Что? Я не ослышалась? Секунду назад Вавилов сказал, что я ему нравлюсь?

Растерянно бегаю по нему глазами, ожидая, что он вот-вот рассмеется и скажет, что это шутка, но мужчина предельно серьезен.

— Я… Вам… Нравлюсь?

От шока и смятения я только и могу, как попугай, повторять его фразы. На полноценную речь не хватает сил. Весь мой словарный запас как-то резко исчерпался и сделался жутко примитивным.

— Да, — подтверждает мужчина. — Ты не подумай, я ни на чем не настаиваю. Просто хочу пообщаться и узнать тебя поближе. С тобой легко, Ангелина.

Утерянный дар речи понемногу возвращается, и я смущенно лепечу:

— Я бы тоже хотела узнать вас получше, Александр Анатольевич.

Это глупо, да? Радоваться тому, что шикарный босс обратил на меня внимание? Наверное, я какая-то недалекая, раз сердце пускается в пляс, а по венам растекается предвкушение. Ведь я недавно рассталась с Димой, страдала по нему… Так почему прямо сейчас я чувствую себя почти счастливой? Прямой как Золушка, приглашенная на бал.

— Значит, решено, — спокойно и уверенно, будто нисколько не сомневался в моем согласии, отвечает Вавилов. — Буду ждать тебя в машине, Ангелина. Как будешь готова — выходи.

Я киваю, и мужчина покидает уборную, оставив меня наедине с мечущимися мыслями и противоречивыми эмоциями. Возможно, я и впрямь легкомысленна, но, собственно, почему я должна сейчас переживать о Диме? Он-то, когда развлекался с Викой, обо мне не думал. Надо просто принять факт, что отныне наши отношения — лишь элемент прошлого, и я больше не обязана печься о Диминых интересах. Да и страдать по нему я, по большому счету, тоже не обязана! Слишком много чести! Он вытер об меня ноги и даже ни разу не позвонил! Почему я вообще о нем размышляю?

Включаю кран и, намочив руки, брызгаю водой на лицо, дабы немного остудить пылающий румянец. Затем вытягиваю бумажное полотенце из диспенсера и аккуратно провожу им под глазами, удаляя небольшие подтеки карандаша и теней.

Для ресторана с говорящим названием «Богема» я выгляжу чересчур просто, но не отказываться же теперь от ужина? Общественное мнение, кончено, играет весомую роль в моей жизни, но иногда им можно и пренебречь. Не преступление. ***

На этот раз в распоряжении Вавилова другой автомобиль. Белый, большой и невообразимо футуристичный. Марка мне неизвестна, но, наверное, это нечто жутко дорогое. А еще сегодня босс без водителя — сам за рулем. Поэтому теперь мы с ним будем по-настоящему одни.

Осторожно сажусь на пассажирское сиденье и с любопытством оглядываю машину, которая изнутри больше походит на космический корабль. Видимо, это и есть та самая концептуальность, о которой в прошлый раз говорил Вавилов.

— Красивый автомобиль, — произношу я, ерзая на месте. — И пахнет тут вкусно.

— У тебя есть права, Ангелина? — интересуется Вавилов, плавно выкручивая руль. — Если хочешь, могу дать поводить.

Его короткий взгляд, брошенный на меня, поблескивает шальным огоньком.

— Ой нет, что вы, я не умею, — спешу отказаться. — С техникой я на «вы».

Даже если бы у меня и были права, я бы ни за что не села за руль такого дорогущего автомобиля. Одно неверное движение — и потом всю жизнь расплачиваться будешь.

— А я любитель, — делится босс. — Три месяца за этой ласточкой охотился.

— Как здорово, что она теперь ваша.

— А у тебя какие интересы? Чем занимаешься в свободное от работы время?

Сейчас Вавилов кажется максимально расслабленным и непринужденным. Видимо, он не соврал: ему и правда со мной легко. О себе я такого, к сожалению, сказать не могу, так как все еще нервничаю. Но не потому, что мне некомфортно в его обществе, а потому что стесняюсь. Александр Анатольевич слишком уверенный, слишком умный, слишком властный и обаятельный. С такими людьми сложно общаться на равных.

— Я цветоводством увлекаюсь, — признаюсь я. — И еще восточными танцами.

— Восточными танцами? — густая бровь Вавилова заинтересованно ползет вверх. — Как интригующе. Хотел бы я на это посмотреть.

Кровь снова приливает к лицу. Кажется, я никогда не перестану смущаться!

— Да я же так, для себя танцую, — спешу объясниться. — Просто снимаю стресс. Выступать на людях никогда бы не рискнула.

— А зря, — он заговорщически улыбается. — Своими талантами надо делиться с миром.

— Да какой уж это талант, — отмахиваюсь. — Забава, не иначе.

По дороге в ресторан мы обсуждаем самые разные темы: большой спорт, технику, в которой я ничего не понимаю и больше слушаю, литературу, в которой я разбираюсь немного лучше, и путешествия. Выясняется, что Александр Анатольевич объездил чуть ли не весь земной шар. Даже в Австралии умудрился побывать. Короче говоря, по сравнению с его богатым опытом, мои ежегодные поездки в Турцию — лишь детское баловство.

Когда автомобиль останавливается у роскошного отдельно стоящего здания ресторана, Вавилов первый выходит наружу и галантно распахивает передо мной дверь. Честно сказать, от его изысканных манер у меня кружится голова. Дима никогда не вел себя по-джентельменски, да и я особо на этом не настаивала, считая, что времена красивых мужских жестов уже давно прошли. Но, оказывается, и в наши дни есть уникумы, для которых учтивость — не пустой звук.

Ко входу ведет красивая, выложенная брусчаткой тропинка. Однако есть здесь один недостаток: шпильки моих туфель то и дело застревают в швах, и от этого походка делается несколько дерганой. Заметив это, Александр Анатольевич притормаживает, а затем ловким движением просовывает мою ладонь под свой локоть, вынуждая взять его под руку.

— Держись, Ангелина, — кидает на меня косой насмешливый взгляд. — Не хочу, чтобы ты упала.

— Спасибо, — лепечу я, обхватывая пальцами ткань его пиджака.

Меня тут же обдает умопомрачительным теплом его тела, и я томно закусываю губу, чтобы сдержать рвущийся наружу стон восхищения. Вавилов такой высокий и крепкий, что рядом с ним я ощущаю себя натуральной дюймовочкой. И пахнет от него просто восхитительно. Каким-то древесно-хвойным парфюмом, который на сто процентов ему подходит.

Мы идем с ним рядом, и по организму разливается приятная слабость. Сейчас впервые за много дней я чувствую себя счастливой. Предательство Димы кажется каким-то далеким и нереальным, а раны души потихоньку затягиваются.