Наследник Принца

Я тряхнул головой. Нет смысла гадать, а то можно додуматься до чего угодно, что не будет иметь ничего общего с реальностью. Ну ее, эту метафизику, только настроение портить. Но так как Монах до сих пор парил рядом, решил сменить тему:

— А зачем вы так рано собираетесь? Первокурсники еще не прибыли.

— Ну как же! Очень важно обсудить наши действия заранее! — с воодушевлением воскликнул Монах. — Вылететь между ступенями или из дверей, просочиться сквозь стены всем вместе или друг за другом. А может...

Толстый монах застыл с открытым ртом в попытке сказать что-то еще, но, видно, не мог вспомнить что. Я подсказал:

— Спикировать с потолка.

Он обрадовался:

— Ух! Отличная мысль! Да! Спикировать с потолка, издавая воинственный клич! Обязательно скажу остальным! — и заторопился: — Мне пора, юноша. Благослови вас Всевышний! — и стремительно понесся по коридору.

Мерлин, кто меня за язык тянул? Бедные малыши. Надеюсь, они не сильно испугаются. Вспомнил собственное поступление. Когда у моих ног вылезла призрачная голова, мне, мягко говоря, было некомфортно. И не столько от внезапного появления привидения, сколько от визга, который устроили впечатлительные девчонки.

К тому времени, когда прибыл Хогвартс-экспресс, я успел проголодаться и с нетерпением ждал ужина в Большом зале. Но любопытство по-прежнему никуда не делось, и я устроился на одной из верхних площадок, чтобы понаблюдать, как к главному входу подъезжают кареты со студентами.

— Вы их видите, — утвердительно сказал Флитвик.

Я резко обернулся — не заметил, когда декан успел оказаться за моей спиной, — согласился:

— Да, вижу. Они необычные. И страшные и красивые одновременно.

— Так и есть, — закивал Флитвик, — устрашающе прекрасны в своей уродливости, — декан повернулся ко мне и махнул рукой в сторону входа: — Идемте, мистер Принц. Скоро начнется торжество, — хмыкнул: — А вы быстро сориентировались. Не ожидал.

Я не стал отмалчиваться и признался, что как-то раз бывал в замке и кое-что запомнил. Бросив последний взгляд на фестралов, о которых знал из книг, но которых ни разу до этого дня не видел, вслед за деканом поспешил в Большой зал.

Неудобство и дискомфорт. Именно эти ощущения в первый момент накрыли меня среди толпы студентов. Оказывается, отвык я от больших сборищ. И откровенно-любопытные взгляды, которые кидали на меня не только сидящие за столом Равенкло, но и представители других факультетов, неприятно нервировали и совсем не давали расслабиться.

Старосты были в курсе о новичке и познакомились со мною первыми, потом и остальные однокурсники подтянулись. И я порадовался своему факультету со свойственной ему сдержанностью. Те же гриффиндорцы наверняка уже отбили бы мне плечи или отдавили руку. Но все же я лукавил. Глядя на одну кудрявую девушку, я, пожалуй, впервые пожалел, что сижу за другим столом. Хотя нет, не так. Наоборот, жаль, что она не там, где мне хотелось бы.

Гарри почему-то с Гермионой не было, и ее это, по-видимому, очень беспокоило. Поэтому она и меня заметила не сразу. Но когда заметила, улыбнулась и помахала рукой. Рональд, проследив за ее взглядом, скривился. Через мгновение меня отвлекла беловолосая незнакомка, присевшая рядом. Она отзеркалила жест Гермионы, также помахав рукой кому-то из гриффиндорцев. Оказалось, это был опоздавший Гарри. Удивительно, но мне стало спокойнее, что с ним все в порядке.

Постепенно вниманием всех завладели Шляпа с первокурсниками, выглядевшими, к моей радости, больше взволнованными, чем испуганными, и интерес ко мне быстро начал угасать, а после того как Дамблдор объявил о новых преподавателях ЗОТИ и зельеварения, практически пропал совсем. Все же у Северуса специфическая популярность. Видно было, что никто не сомневался в его профессионализме, но радовались за него только слизеринцы.

Я принялся за еду и теперь сам разглядывал окружающих. Сильно поразило количество студентов, их было гораздо больше, чем училось «там». И узнавал я от силы половину из них. Разве что Слизерин был почти в полном составе. Очень насторожил Драко Малфой. Я помнил его заносчивым, злобным и очень хитрым говнюком, который со своими прихвостнями, несмотря на жесткую дисциплину, умудрялся подстраивать мерзкие подлянки маглорожденным ученикам. Из разговоров на Гриммо я вынес, что и здесь он не подарок. Но тут Малфой выглядел совсем другим, обычным и каким-то одиноким. Но кто его знает, надо будет присмотреться, мало ли что он задумал.

Из своих я знал Белби, Патил, Голдштейна, Чанг, Корнера, МакДугал и нескольких человек с курсов помладше. А с Джерардом Чэмберсом я вообще когда-то дружил и делил комнату.

Джерард кинул на меня такой же изучающе-любопытный взгляд, как и остальные, затем отвернулся и продолжил шептаться с Сэмюэлсом, парнем на курс старше. По долетевшим словам я понял, что они обсуждали квиддич. Выходит, они тут тоже игроки. Джерард был охотником, а Сэмюэлс, если не ошибаюсь, загонщиком.

Я украдкой вздохнул. Не видать мне прежнего дружеского общения. Равенкло и так являлся факультетом одиночек, теперь я и вовсе был для этих ребят абсолютно чужой. Как, собственно, и они для меня.

Атмосфера здешнего Хогвартса разительно отличалась от той, к которой я привык. Казалось бы, возрождение Темного Лорда и официальное признание властями его возвращения должно было очень сильно повлиять на окружающих. Но ничего такого я не увидел, а ощущал всего лишь легкий несерьезный налет тревоги.

Здешние дети в своем большинстве выглядели беспечней, веселее и гораздо жизнерадостней. Трудно сказать, хорошо это или плохо. Но не исключено, что я ошибался и что-то упускал из виду.

— С тобой удобно, ты почти все время молчишь, — вдруг сказала рядом сидящая девушка, которая махала Гарри.

Я недоуменно выгнул бровь.

— Так я вроде и молчал, — и не очень вежливо поинтересовался: — Ты кто?

Ее я не знал. Такую необычную я бы точно запомнил. Густые белые волосы до пояса, небрежно охваченные у шеи шнурком, бледные брови, глаза чуть навыкате и словно затуманены. Создавалось впечатление, что она только проснулась и теперь отчего-то удивляется. Да и украшения у нее были оригинальные — в виде различных овощей.

Незнакомка выдала мне очень длинный ответ.

По мере ее монолога мое лицо все больше вытягивалось, а соседи по столу стали закатывать глаза и ухмыляться. От кого-то донеслось «полоумная Лавгуд». Я их понимал, и раньше наверняка старался бы держаться от таких «полоумных» подальше. Никогда ведь не знаешь, что может выкинуть человек, который мыслит непонятными категориями и смотрит на мир под совершенно чуждым тебе углом. Но теперь, после своего перемещения, я ко многим вещам относился иначе и замечал чуть-чуть больше. Постепенно до меня начало кое-что доходить, и я уже с неослабевающим интересом начал воспринимать то, что она говорила.

Спустя несколько минут я знал, что зовут ее Луна Лавгуд, что она учится на курс младше, что ее отец редактор и владелец журнала «Придира», что люди, когда молчат, все равно разговаривают, что некие нарглы вызывают размягчение мозга, и что у всех есть мозгошмыги, но не все их держат под замком в своих сундуках. Что я их держать умею, но мой «сундук» дырявый, и они иногда вылетают наружу.

На последних словах я не удержался от смеха:

— А ты смешная, Луна Лавгуд.

Девчонка, оказывается, сильный эмпат. Редкое умение. Мысли она читать не может, а вот улавливать сопутствующие им эмоции — вполне. Правда, названия она им придумала своеобразные. Не представляю, как с такой способностью она еще умом не тронулась. Хотя, может быть, немного все же тронулась.

Я вспомнил Лавгуда. Был такой безобидный чудак. Одинокий вдовец, который все время разговаривал с воображаемой дочкой. Выходит, в этой реальности дочка у него настоящая.

Луна улыбнулась чему-то понятному только ей одной и вернулась к тарелкам. Я продолжал посмеиваться. Некоторые сокурсники неодобрительно поглядывали в мою сторону и, по всей видимости, решили, что и у меня не все в порядке с головой. Не так уж они и ошибались. Хоть головные боли давно перестали беспокоить, но на виски при сильном волнении иногда давило. Ну так ничего удивительного: сундук-то еще дырявый и до конца не починен!

День оказался слишком выматывающим и богатым на впечатления. Я устал от людей и от шума, жаждал отдыха и одиночества, и с превеликим удовольствием отправился вместе со своими в родную башню.