Наследник Принца

Глава 23

— Не пойму я тебя, Принц, — Малфой, садясь поудобнее, переменил положение, подтянув левое колено и расслабляя правое.

— Чего меня понимать? — я насмешливо улыбнулся. — Неужели я такой загадочный?

Он меня удивил, кивнув:

— В некоторой степени. Вот, например, зачем тебе это? — Малфой показал глазами на дремлющую парочку четверокурсников.

Девушка, Эмбер Уилкерсон, была с моего факультета. Она прижималась к своему кавалеру со Слизерина, Арчибалду Стоуксу. Тот, в свою очередь обняв Эмбер, откинулся на стену и уже минут пятнадцать как похрапывал.

Ситуация, надо сказать, была несколько странной и дурацкой. Было поздно, я возвращался по тайному проходу после вылазки в Выручай-комнату и, скрываясь в нише за гобеленом, как раз считал минуты, когда блуждающая дверь должна была оказаться под портретом Ровены Равенкло, чтобы беспрепятственно и скрытно попасть в свою башню. Но только дверь проявилась и я готов был выйти, послышался топот, и показался быстро идущий Малфой, тащивший за руки Стоукса и Уилкерсон. Малфой был невероятно зол и вполголоса выговаривал им за тупость и безрассудство. Выговаривал он им правильно — кого ловили после отбоя, тем сильно нездоровилось. Не знаю, чем бы отделался Стоукс, возможно, ничем, но Уилкерсон могла попасть под пыточное. Все зависело от настроения Кэрроу, они никогда не церемонились и не обращали внимания ни на пол студентов, ни на их возраст.

И надо же было такому случиться, что сам Малфой со своим уловом чуть не напоролся на Алекто и Трелони с Макгонагалл, идущих с противоположной стороны. Спасло, что ругаться профессора начали задолго до того, как завернули в этот коридор. Малфой их услышал и начал оглядываться по сторонам. И если по мордашке Эмбер я понимал, почему она испугалась, то лица слизеринцев меня сильно озадачили. В общем, я догадался, что им попадаться тоже не хотелось. Больше поразило, что пацан обнял подружку, словно пытаясь ее защитить. Пришлось утянуть их всех к себе. Малфой, конечно, немного прибалдел, но помощь принял. Да еще наложил звукоизолирующие чары.

Теперь мы вчетвером прятались в нише за гобеленом и ждали, когда остановившиеся в коридоре преподаватели закончат выяснять отношения и наконец-то дадут нам незамеченными выскользнуть из нашего убежища и разойтись по своим гостиным. Мелкие, осознав, что они в безопасности, быстро успокоились и, прижавшись друг к дружке, начали клевать носом.

— Директора на вас нет, — пробурчал я, разглядывая в прорези ткани ругающихся профессоров.

Жаль, нельзя было разобрать, о чем они спорили. Самой ненормальной выглядела Трелони. Она периодически тянула к Алекто трясущиеся руки, в одной из которых была зажата полупустая бутылка, и истерично о чем-то причитала. Красная от злости Алекто каждый раз шарахалась и хваталась за палочку, намереваясь, видимо, проклясть свою коллегу, но ей мешала воинственно настроенная и твердо держащая палочку Макгонагалл, что-то доказывающая им обеим.

— Директора действительно нет, — хмыкнул Драко, — а вот Амикус должен быть здесь. И все же?

— Что — все же?

— Ты не ответил на вопрос.

Я дернул плечом:

— Что тут непонятного? Уилкерсон с моего факультета. А как она вцепилась в своего Арчи, ты сам видел. Не бросать же их было, — отойдя от гобелена, я присел на корточки и тоже прислонился к стене; пристально взглянул на Малфоя: — А ты? Тебе какой резон прятаться? Тем более ты патрульный.

Драко скривился:

— Во-первых, сейчас не мое дежурство, а во-вторых, у меня была своя причина не мелькать именно сегодня вечером.

— И после этого, — закатил я глаза, — ты считаешь меня загадочным.

— Я учусь здесь семь лет, — многозначительно выдал Малфой, — и понятия не имел, что тут проход, — он показал на дверь, которую, собственно, и скрывала ниша с гобеленом. — Ты же в Хогвартсе всего лишь второй год, но шныряешь по нему словно призрак. Я видел тебя в разных частях замка, и ты ни разу не попадался.

— Тебе не откажешь в наблюдательности, — стараясь не показывать своего удивления, как можно равнодушнее ответил я, — просто я очень любопытный.

Малфой фыркнул и, потянувшись ко мне, тихо произнес:

— А еще тебе плевать на цвет галстука, и ты единственный, кому все равно, кто я. Думаешь, кто-нибудь из вашей банды вел бы со мной светскую беседу?

Я промолчал. Да и он сделал вид, что ответ его не интересует. Может, так оно и было.

И в кого Малфой такой умный?

Отлипнув от стены, он встал и заглянул в прорезь.

— Кажется, уходят.

Выждав еще немного, мы засобирались.

— Уилкерсон, — потряс я девчонку за плечо, — буди своего Ромео, пора на выход.

— Арчи, — отстраняясь и потягиваясь, позвала она, — просыпайся.

— Кто такой Ромео? — сонным голосом спросил Арчи.

— Возлюбленный Джульеты, — ответила за меня Эмбер и смутилась. Впрочем, Арчибальд Стоукс от нее не отставал: даже в тусклом свете было видно, как у него запылали уши.

Малфой со Стоуксом ушли первыми, а я с Эмбер — чуть погодя, когда блуждающая дверь снова появилась на нужном нам месте. Пока ждали, я тоже решил отчитать Эмбер и выяснить, почему они так поздно бродили по замку. При Малфое мне этого делать не хотелось. Оказалось, парочка давно приспособилась делать вместе задания в заброшенном классе, но сегодня у них что-то не выходило по чарам, и они задержались. В качестве доказательства своих слов Эмбер даже вытащила учебник с пергаментом.

Мордредовы Кэрроу. Если все было бы как прежде, Эмбер с Арчибальдом спокойно могли заниматься в библиотеке и не боялись бы вызвать недовольство, а то и неприязнь своих сокурсников.

— А как ты узнал про проход? — шепотом спросила Эмбер после того, как мы пересекли коридор и скрылись за дверью.

— Случайно, — соврал я, — когда от патрульных убегал.

— Ух ты!

— Не проболтайся.

— Нет, — впечатленная девчонка изобразила магловский жест, как бы закрывая рот на невидимый замочек-молнию, — никому не скажу.

Мы добрались до гостиной. Эмбер, прежде чем отправиться к себе, вдруг тронула меня за рукав.

— Спасибо, — застенчиво сказала она и замялась.

— Ну, говори уже, — поторопил я.

Я почти сутки был на ногах, помимо учебы работая курьером, потому что куча гриффиндорцев после двух неудачных уроков у Кэрроу оказалась в Больничном крыле, и буквально валился с ног. Единственным моим желанием сейчас было поскорее добраться до комнаты и отдохнуть. Мне еще эссе по трансфигурации дописывать.

— Ты ведь не скажешь Арчи, ну... что было в прошлом году...

Я понял, о чем она, засмеявшись, успокоил:

— Не скажу, но с одним условием.

— Каким?

Ее несчастное личико меня еще больше рассмешило. Не думал, что мелкая отравительница будет так переживать.

— Ты никогда, — грозно зашептал ей в ухо, — не будешь поить Арчи и вообще никого Амортенцией.

Эмбер аж задохнулась:

— Я не собиралась! У нас все по-настоящему!

Захохотав, я махнул ей рукой:

— Иди спать, Джульета!

Хоть что-то есть стабильное в этом безумном мире.

Я отправился в спальню. Снова задумался о непонятном поведении Малфоя. Какого демона ему надо было таиться, если он, как я слышал, на днях все равно должен отправиться домой? Хотя, возможно, все гораздо проще. Старший Малфой в немилости, и Кэрроу, говорят, при каждом удобном случае напоминают об этом младшему. Не исключено, что причина именно в этом.

* * *

Перстень нагрелся во время ужина в Большом зале. И вылазке, которая была запланирована на сегодняшний вечер, случиться было не суждено. Я повернулся к Энтони и, поднимаясь, напряженным голосом произнес:

— Мне надо уйти. Срочно. Не ждите.

— Что случилось? Ты куда?

Но я уже устремился к выходу. Не обращая внимания на холод, я, как был, в легкой ученической мантии, понесся в сторону хижины Хагрида к границе антиаппарационного барьера. И, оказавшись за его пределами, аппарировал.

...Гермиона лежала посреди гостиной. Одежда была грязной, левый рукав полностью пропитан кровью, волосы спутаны, а лицо залито слезами. Тело дергалось в судорогах, глаза полуоткрыты, и сознания в них абсолютно не было.

— Нет, только не ты, — простонал я, подхватывая ее на руки и устремляясь в спальню.

И как бы мне ни хотелось ошибаться, но признаки говорили сами за себя. Это было мощное неоднократное Круцио.

Заклинанием убрал грязную одежду. Кроме многочисленных ссадин, небольших порезов, ушибов и исполосованной кожи на руке, других повреждений не было. Но общее состояние оказалось до невозможности пугающим.

Я потерял счет времени. Оно словно растянулось и закольцевалось в однообразные выматывающие часы. Я поил Гермиону по чуть-чуть зельями и следил, чтобы они не вышли обратно; укрывал ее, когда она, разметавшись в бреду, сбрасывала одеяло, и укутывал ее в это самое одеяло, когда ее знобило. Обнимал и укачивал, словно маленькую, шепча слова утешения, когда ее глаза наполнялись слезами и она вновь переживала последствия пыток. И опять поил зельями.

Меня поглощал страх, и одновременно клокотала ярость. Когда взгляд цеплялся за забинтованное предплечье, когда тело в моих руках сотрясалось от повторяющихся судорог, когда ловил во взгляде не узнавание, а ужас, пробудившийся внутри зверь готов был рвать, метать и требовал крови.

— Кто?! — рыча, бесновался зверь. — Кого мне убить?!

Понемногу Гермиона затихала, приступы становились реже и слабее. И вот к огромнейшему своему облегчению, вглядываясь в ее глаза, я наконец-то увидел проблеск сознания.

— Я... где...

— Ты в безопасности, Гермиона.

— Хэд...

— Да, это я.

Она, уткнувшись, засопела мне в грудь, потом чуть отстранилась и, подняв голову, попыталась сфокусировать на мне взгляд. Видимо, хотела еще что-то спросить.

Мерлин! Не знаю, как это вышло. Видимо, мое желание узнать, что произошло, было очень сильным. И стихийно возникшая легиллименция позволила провалиться внутрь последних воспоминаний…

…Гермионе произошедшее казалось страшным сном. Еще днем они спокойно обедали в палатке, а вечером она корчилась под пытками ненормальной Лестрейндж и слышала, как она орет на Драко и спорит с Люциусом Малфоем, кто будет вызывать Лорда. Гермиона пыталась быть сильной и смелой, но Беллатрису такая стойкость только забавляла и распаляла:

— Скоро ты будешь скулить, как животное, и умолять меня о смерти! — повторяла она, перемежая слова с безумным смехом.

Гермиона уверилась, что так наверняка и будет, потому что терпеть раз за разом невыносимую пытку больше не было никаких сил. В голове поселился хаос. Она, рыдая, твердила, что говорит правду, и просила перестать.

— Я тебе не верю, грязнокровка! — опустившись на колени, задышала ей в лицо Белла.

Вытащив изогнутый клинок, начала поводить острием по коже пленницы, и, посмеиваясь, оставлять мелкие порезы. Затем, навалившись всем телом, оголила ей предплечье и, погружая в него лезвие, оскалилась:

— Помни свое место!

Вырезав на коже унизительную надпись, Беллатриса поднялась и послала в лежащую пленницу очередное Круцио.

Гермиона уже ничего не соображала, осталась только одна мысль — побыстрее бы закончилась пытка, пусть даже это будет смерть. Вдруг на краешке сознания появилось далекое воспоминание из жизни, казавшейся теперь фантастическим сном. О друге, сжимающем ее ладони, который что-то говорил о страховке и хотел, чтобы она выжила.