Наследник Принца

Не в силах смотреть на всех остальных, поверивших в предательство, не в силах поднять палочку с зажженным Люмосом в знак траура, я пошел прочь из Большого зала. Только заполонившие Хогвартс авроры жестко пресекали любые брожения по школе, и ничего не оставалось, как вернуться в башню Равенкло.

Спустя сутки стражи порядка закончили опрос свидетелей и покинули Хогвартс, оставив лишь нескольких наблюдателей и патруль в Хогсмиде, чем снизили накал нервозности и дали всем вздохнуть спокойно. Я тоже вздохнул спокойно — впервые авроры так раздражали, что не хотелось лишний раз видеть людей в малиновых мантиях.

Раздираемый противоречиями, несколько дней я сторонился сокурсников и прятался по укромным закоулкам, пока меня не посетила глупая мысль найти какое-нибудь опровержение или подсказку в покоях Северуса.

Защита была грубо взломана, вместо нее на дверях висело простое запирающее заклятье. Были еще обычные сигнальные чары, но их я не опасался — Северус в первую очередь научил их обнаруживать и обходить. Так что проник туда я легко. Но, конечно же, ничего не нашел: дознаватели успели хорошо порыться в помещениях, где работал и проживал Северус. От жуткого беспорядка, который они оставили, стало совсем тошно.

Делать нечего, пора было из подземелий уходить, чтобы меня никто не заметил и чтобы не возникло лишних вопросов и подозрений. Пользуясь по возможности скрытыми путями, я направился обратно.

Как раз надо было выйти в центральный коридор на первом этаже, когда мне помешали два слизеринца-семикурсника, остановившиеся рядом с выходом и мешающие пересечь коридор. Пришлось притаиться и ждать, пока они наговорятся и уйдут.

Обсуждали самую популярную тему — смерть директора. Слизеринцы тоже были уверены, что его убил Северус!

— Темный Лорд его, наверное, как-то наградит.

— Ага, Орденом Мерлина, — прозвучал ироничный ответ. — Думаешь, декан в школу не вернется?

— Ты дурак? Он вернется, если только власть поменяется.

— Да понимаю я все. Но без профессора будет плохо. Мне-то ладно, а сестру жалко, ей еще четыре года учиться. Слушай, — парень перешел на шепот, и следующие его слова я еле расслышал, — если Лорд победит, как думаешь, кого поставят директором? Маккошку-то точно спихнут.

Второй ответил так же шепотом, только стоял он чуть дальше, и я его не услышал. Но в голове как будто что-то со щелчком сдвинулось. Мысли и воспоминания, как кусочки разломанной мозаики, словно подчиняясь Репаро, стали собираться в цельную картину...

Если сменится власть...

«Не буду лгать, дальше будет гораздо хуже...»

Кто директор?

«Постараюсь сделать все возможное, чтобы замок остался в надежных руках...»

Нового директора точно будут ненавидеть. Тем более если это будет ставленник Волдеморта.

«Человек, которому достанется это тяжкое бремя...»

А кто среди Пожирателей единственный настоящий профессор?

«Чтобы хотя бы в одном из вас он нашел поддержку...»

Северус?

«Но знай: что бы ни случилось в будущем, как бы все ни повернулось, я всегда буду на твоей стороне...»

А ведь награда Лорда должна быть поистине достойной...

«Когда придет время, ты все поймешь...»

Я чуть не задохнулся. Старый ублюдок! Он это специально подстроил!

Значит, все настолько запущено и старое министерство обречено? Хотя чему удивляться, оно столько времени прятало голову в песок и больше воевало со школой, чем с Пожирателями. Скримджер если даже и захочет что-то сделать, вероятно, просто не успеет. Да и что он сделал за год? А скорее всего, ему уже не дадут ничего сделать.

Я отступил вглубь. Мне не надо к себе, мне надо в директорский кабинет, и я выскажу бородатой сволочи все, что о нем думаю, и спалю его гребаный портрет!

Вне себя от ярости в считаные минуты я добрался до горгульи. Но истукан застыл безмолвной каменной тушей и никак не реагировал ни на один известный или придуманный мной пароль.

Как невменяемый, рыча, словно зверь, я требовал меня впустить. Я кидал отпирающие заклятья, долбил по уродской твари кулаками, сдирая кожу, и со всей злостью пинал ногами, обзывая бывшего директора всеми грязными ругательствами, какие только вспомнил. Потом, выбившись из сил, опустился прямо на пол и, обхватив голову руками, чуть ли не заплакал:

— Ты же его приговорил, гад, — а затем выплюнул: — Да чтоб твою душу демоны в аду сожрали!

Кое-как поднявшись, я, пошатываясь, побрел в родную башню...

* * *

Филиус был хорошим деканом и, вне всякого сомнения, отличным учителем. Благодаря многолетнему опыту, он прекрасно разбирался в детях и видел, когда они врали и изворачивались, когда брали вину на себя и выгораживали других, когда были искренни или лукавили.

Смерть Дамблдора потрясла всех, и перед полугоблином во всей полноте открылись яркие несдержанные детские чувства: горечь, скорбь, что-то из них мешалось с гневом, что-то со страхом; у некоторых слизеринцев мелькало злорадство.

Поэтому он очень удивился, когда на лице одного из его подопечных отразилось совсем не то, что на других лицах. Сначала, глядя на застывшее бледное лицо, Филиус подумал, что смерть Дамблдора ударила по мальчику гораздо сильнее, чем по другим, возможно, он был к нему как-то привязан. Ведь именно благодаря Альбусу в школе появился новый студент, но потом Филиус понял — в основе переживаний было что-то другое. Гибель директора мальчишку безусловно потрясла, но совсем не так, как всех остальных.

Теряясь в догадках, декан во́ронов решил выяснить, в чем же дело, и, если потребуется, оказать помощь. К сожалению, навалившиеся после смерти директора заботы не способствовали активному наблюдению, и на какое-то время он потерял мальчика из виду, но одним вечером к нему подлетел Почти Безголовый Ник и, охая, пожаловался, что его студент «весьма настойчиво пытается попасть в башню директора».

Филиус поспешил к кабинету и оказался по-настоящему шокирован, застав на месте беснующегося ребенка и услышав его последние слова. Филиус невольно поежился: это ужасно — желать другому лишиться души в посмертии.

Оставшись в одиночестве, Филиус подошел к горгулье и окинул ее внимательным взглядом. Покачав головой и вдохнув, почистил стража от кровавых мазков и следов обуви и, прежде чем уйти, задумчиво пробормотал:

— Что же ты такого сделал, Альбус? И кто тот смертник, которого ты приговорил?

* * *

Часы на Астрономической башне равнодушно отмеряли минуты и часы, отодвигая кошмарное событие дальше во времени. И вот уже на лицах детей стали появляться первые улыбки, слышался веселый смех, всеобщая подавленность сменялась жизнерадостностью. Профессора, конечно, радости не испытывали, но и они понемногу оттаивали, снова включаясь в школьную рутину и повседневные заботы. Погода тоже, будто в насмешку, одаривала ярким солнцем, теплом и безветрием.

А я словно в одночасье повзрослел. Шутки однокурсников казались несмешными, а большинство проблем — слишком детскими.

Зачем, к примеру, устраивать склоку из-за случайно порванной на тренировке формы? Матчи все равно закончились. Или к чему стонать, что кто-то успел перехватить в магазине последний подарочный набор перьев для письма? Разве такая мелочь стоит того, чтобы из-за нее так переживать?

Наверное, в оставшиеся дни перед каникулами я вообще одичал, продолжая прятаться по закоулкам. Даже о еде вспоминал только тогда, когда желудок скручивало от голода. Но в Большой зал не ходил, а перекусывал на кухне. Заботливые эльфы не отказывали в еде в любое время суток.

Сегодняшним моим пристанищем с самого утра была та самая площадка среди часовых механизмов, на которой я столкнулся с Гарри на Хэллоуин. Обхватив колени и положив на них подбородок, я сидел и бездумно смотрел сквозь стекло на виднеющийся лес, пока маленькая стрелка на циферблате с громким щелканьем не переместилась на одно деление. Я стряхнул оцепенение. Пора на выход. Через час уходит Хогвартс-экспресс, а перед этим будут похороны директора. Вещи я собрал еще вчера, осталось забрать рюкзак, чтобы потом сразу покинуть Хогвартс до следующего учебного года.

Перед уходом я хотел попрощаться с Гермионой и мысленно отвесил себе подзатыльник, проклиная свою твердолобость. Она наверняка переживала, и мне, несмотря ни на что, надо было быть рядом.

Нашел ее в огромной толпе не сразу, только после панихиды, когда толпа скорбящих почти рассеялась. Трое гриффиндорцев спустились к Черному озеру и, усевшись под раскидистым буком, что-то начали бурно обсуждать. Гарри при этом активно жестикулировал, а Гермиона с Рональдом, переглянувшись, взялись за руки и дружно ему отвечали.

Возможно, это ничего не значило и я себя накручивал. Также понимал, что никто никому ничего не обещал, что я сам виноват, скрываясь ото всех и не обращая на нее внимания. Но внутри все равно кольнуло неприятным чувством ревности и иррациональной обиды.

Остановившись у кустов, растущих недалеко от дерева, я сделал пару глубоких вздохов, чтобы успокоиться, и только собирался сделать шаг вперед, как до меня донеслось:

— ...Именно я должен убить Волдеморта... И если по пути мне подвернется Северус Снейп, тем лучше для меня и хуже для него...

Демоны! Как будто под дых ударили. Мне казалось, что уже привык, но, получается, еще не совсем.

Кусты были достаточно густые, и меня по-прежнему не замечали. И я поразился беспечности говорящих. Есть же элементарные чары, скрывающие звук!

Из услышанного разговора я вынес не много, но понял, что Гарри не собирается возвращаться в школу и друзья последуют за ним, «куда бы он ни отправился в том деле, которое ему поручил Дамблдор».

Наверное, больше возненавидеть мертвеца, чем в этот момент ненавидел его я, было уже невозможно. Всем дал задания, всех расставил по местам. Неужели нельзя было найти другой путь? И что за Орден такой, который заставляет детей воевать? Не зря мама в свое время отказывалась в него вступать, хотя его основатель тогда успел благополучно скончаться.

Еще немного, и я наговорил бы про директора гадостей, но в последний момент, взглянув на улыбающуюся Гермиону, сдержался и, развернувшись, стремительно направился в сторону главных ворот. К демонам поезд, не имеет смысла трястись. Выйдя за пределы школы, позвал Скипи и в мгновение ока оказался дома.

Чуть остыв, я, конечно, пожалел о своем дурацком порыве и обругал себя за то, что так и не попрощался.

* * *

Гермиона осторожно выдернула руку из ладони Рона. После расставания с Лавандой он стал на удивление мягким и предупредительным. Как будто наконец прозрел и понял, что рядом с ним не парень, которого можно по-свойски хлопнуть по плечу, а хрупкая девушка, которой надо при случае подать руку. Это было, конечно, приятно и правильно, но как-то несвоевременно, что ли. Но зато они перестали ссориться по любому поводу и снова стали нормальными друзьями, как раньше. Это, без сомнения, радовало.

Гермиона как можно ободряюще улыбнулась мальчишкам. Затем украдкой вздохнула. Вот и все, решение принято, и в школу они не вернутся. Впереди неизвестность, но главное, они вместе и знают, что надо делать.